Лансоны шли ближе к берегу. В Очакове пришлось оставить бригантину «Лев» – на ней обнаружилось много больных и ее поставили в карантин. Двадцать лансонов и катер «Гром» также по росписи адмирал оставил при Очакове.
Солнце уже стояло над Куялышками, когда бригантины бросили якоря в Хаджибейской бухте. Переход прошел благополучно. Бригадир Киселев заметил:
– Отчего у вас, адмирал, во всем флоте всего одна «Марья» и одна «Мавра»?
Эти единственные женские имена были присвоены двум лансонам.
Лодки засуетились меж берегом и судами – началась высадка. На берегу Рибасу и Киселеву докладывал полковник нижегородцев Самарин:
– Полки стоят лагерем. Турок не видно. В Аккаржу на рекогносцировку послан отряд.
Никаких известий из Петербурга о строительстве при Хаджибее получено не было. Полки стояли окрест разрушенного замка вольным городом в палатках и редких землянках. Рибас учредил постоянное воинское дежурство, а при нем почтовую Экспедицию для рассылки писем как казенных, так и партикулярных. Капитан граф Бернард вернулся из-под Аккермана, и Рибас сообщил в Адмиралтейство, что нижнее гирло Днестровского лимана ограждено брандвахтой и отправил в Херсон карту с промерами глубин.
Уже на следующий день после отправки первой почты нежарким майским днем к палатке Рибаса пожаловал полковой священник нижегородцев отец Евдоким Сергеев. Два солдата несли за ним кожаные ведра со святой водой, захваченной из Херсона.
– Освящение заложенной крепости и всех начатых работ произвести надобно.
Работ начатых было не много. Полки выстроили у земляных валов будущей крепости. Батюшка кропил валы, успевшие кое-где зарасти травой, святой влагой, солдаты-певчие исполнили литургию. Казенный дом для своих служб и канцелярии адмирал решил расположить в начале оврага, где была площадка и дорога наверх к развалинам замка и мусульманскому кладбищу. Отец Евдоким окропил фундамент будущего Рибасова жилища, похвалил выбранное место:
– И укромно, и залив как на ладони.
В палатке адмирала отец Евдоким пил сладкое монастырское и говорил о месте для кладбища, церкви и видах на обращение мусульман, живущих у бывшего замка, в истинную веру.
В июне Рибас получил от Суворова четыре письма и на каждое исправно ответил. Андре написал брату, что генерал-аншеф провел операцию по разоружению польских частей в Брацлавской губернии молниеносно и бескровно. Суворов обращался к адмиралу: «Покамест, елико возможно, хлопочите в Санкт-Петербурге, чтобы мне, лишь только кончу дело в Польше, возвратиться к вам; сие на благо общества, если только интригующая партия не желает меня вновь низвергнуть в бездействие». Он сообщал также противоречивые сведения о взятии Варшавы прусаками и разгроме Костюшко. Рибас имел известия, что пруссаки откатились от Варшавы, а Костюшко продолжает успешно драться.
Но июньские новости отступили на второй план, когда к палатке Рибаса прискакал столичный курьер. Адмирал был в море на учениях. Курьер в казацкой лодке «поймал» бригантину «Благовещенье» при совершении маневра, по веревочной лестнице взобрался на палубу и вручил Рибасу пакет от императрицы. Все переменилось в один миг. Сонно-размеренная жизнь лагеря при Хаджибее кончилась. Полки выстроили в каре на берегу, и после барабанной дроби был зачитан рескрипт императрицы:
«Божьей милостью МЫ Екатерина Вторая Императрица и Самодержица Всероссийская и прочая, и прочая и прочая.
Нашему Адмиралу Де Рибасу.
Уважая выгодное положение Гаджибея при Черном море и сопряженные с оным пользы, признали мы нужным устроить тамо военную Гавань купно с купеческой пристанью, повелев нашему Екатеринославскому и Таврическому Генерал-Губернатору открыть тамо свободный вход купеческим судам, как наших подданных так и чужестранных держав, коими в силу Трактатов с Импереею нашею существующих можно плавать по Черному морю. Устроение Гавани сей Мы возлагаем на вас, всемилостивейше повелеваем вам быть Главным начальником оной, где и Гребной флот Черноморский в вашей команде состоящий впредь главное расположение свое иметь будет; работы же производить под надзиранием генерала Суворова Рымникского, коему поручены от нас все строения укреплений и военных заведений в этой стране, придав в пособие вам инженерного полковника де Волана, коего представленный план пристани к возможному произвождению оного в действие…»
Рибасу разрешили на первый случай использовать сэкономленные им при найме греков-матросов двадцать шесть тысяч, брать материалы, заготовленные для Очаковского Блок-форта, использовать суда флотилии для работ и требовать пособий деньгами от Суворова. С копиями планов строительства в Хаджибей прибыл де Волан и с присущей ему прямотой сказал:
– Я в России семь лет. Свидетельствую из своего опыта: в этой стране есть обычай – сначала упускать золотое время, а потом гнать во весь опор, наверстывая упущенное.
– Это можно было бы понять и за полгода.
– Половина лета на исходе! В Петербурге дела начинают, как лед сойдет. Не берут в расчет, что здесь Юг. В марте надо было начинать.
Конечно, он был прав. К тому же будущему городу по ордеру Зубова выделялось 29500 десятин удобной земли и 1200 неудобий. Все это под участки и под городской выгон скота. А межевать землю должна была канцелярии Екатеринославского губернатора Каховского. Но она не спешила присылать землемеров.
– Нам поручена раздача земель, – сказал де Волан. – Но как же ее раздавать без межевания?
– Чиновников Каховского ждать не будем, – отвечал Рибас. – Не сразу же все двадцать девять тысяч десятин раздадим.
– Желающих много. Все офицеры полков, состоятельные унтера, вольнонаемные, купцы, предприниматели, – перечислял де Волан.
В начале июля Рибас издал распоряжение: «Приступая к исполнению Высочайшей воли Ее Императорского Величества до сооружения (города и порта) почитаю нужным учредить здесь «Экспедицию» для лучшего хозяйственного распоряжения…» И уже на следующий день к адмиралу пожаловал купец.
– Иван Лифенцов, орловский уроженец, – отрекомендовался он.
Рибас слыхал о нем – Лифенцов был при Хаджибее с 1792 года, построил первый дом с лавкой, торговал с татарами и проезжим людом.
– С чем пожаловали?
– Давайте любой подряд – все исполню.
– На какую сумму?
– Хоть на тыщу, хоть на две. Вам теперь от нужды помощники нужны.
Но Рибас отлично помнил, в какую кабалу попал Суворов, когда раздавал подряды и векселя. Лифенцова адмирал отправил к де Волану, назначенному начальником «Экспедиции»: от ее имени впредь и будут заключаться договора. А купцы, торговые люди не заставили себя ждать. Явился еще один орловский – Портнов, харьковский Григорий Автономов, елисаветградские Клоков и Железцов, а там и негоцианты из Триеста Иван Кермес и Никола Ламбро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170
Солнце уже стояло над Куялышками, когда бригантины бросили якоря в Хаджибейской бухте. Переход прошел благополучно. Бригадир Киселев заметил:
– Отчего у вас, адмирал, во всем флоте всего одна «Марья» и одна «Мавра»?
Эти единственные женские имена были присвоены двум лансонам.
Лодки засуетились меж берегом и судами – началась высадка. На берегу Рибасу и Киселеву докладывал полковник нижегородцев Самарин:
– Полки стоят лагерем. Турок не видно. В Аккаржу на рекогносцировку послан отряд.
Никаких известий из Петербурга о строительстве при Хаджибее получено не было. Полки стояли окрест разрушенного замка вольным городом в палатках и редких землянках. Рибас учредил постоянное воинское дежурство, а при нем почтовую Экспедицию для рассылки писем как казенных, так и партикулярных. Капитан граф Бернард вернулся из-под Аккермана, и Рибас сообщил в Адмиралтейство, что нижнее гирло Днестровского лимана ограждено брандвахтой и отправил в Херсон карту с промерами глубин.
Уже на следующий день после отправки первой почты нежарким майским днем к палатке Рибаса пожаловал полковой священник нижегородцев отец Евдоким Сергеев. Два солдата несли за ним кожаные ведра со святой водой, захваченной из Херсона.
– Освящение заложенной крепости и всех начатых работ произвести надобно.
Работ начатых было не много. Полки выстроили у земляных валов будущей крепости. Батюшка кропил валы, успевшие кое-где зарасти травой, святой влагой, солдаты-певчие исполнили литургию. Казенный дом для своих служб и канцелярии адмирал решил расположить в начале оврага, где была площадка и дорога наверх к развалинам замка и мусульманскому кладбищу. Отец Евдоким окропил фундамент будущего Рибасова жилища, похвалил выбранное место:
– И укромно, и залив как на ладони.
В палатке адмирала отец Евдоким пил сладкое монастырское и говорил о месте для кладбища, церкви и видах на обращение мусульман, живущих у бывшего замка, в истинную веру.
В июне Рибас получил от Суворова четыре письма и на каждое исправно ответил. Андре написал брату, что генерал-аншеф провел операцию по разоружению польских частей в Брацлавской губернии молниеносно и бескровно. Суворов обращался к адмиралу: «Покамест, елико возможно, хлопочите в Санкт-Петербурге, чтобы мне, лишь только кончу дело в Польше, возвратиться к вам; сие на благо общества, если только интригующая партия не желает меня вновь низвергнуть в бездействие». Он сообщал также противоречивые сведения о взятии Варшавы прусаками и разгроме Костюшко. Рибас имел известия, что пруссаки откатились от Варшавы, а Костюшко продолжает успешно драться.
Но июньские новости отступили на второй план, когда к палатке Рибаса прискакал столичный курьер. Адмирал был в море на учениях. Курьер в казацкой лодке «поймал» бригантину «Благовещенье» при совершении маневра, по веревочной лестнице взобрался на палубу и вручил Рибасу пакет от императрицы. Все переменилось в один миг. Сонно-размеренная жизнь лагеря при Хаджибее кончилась. Полки выстроили в каре на берегу, и после барабанной дроби был зачитан рескрипт императрицы:
«Божьей милостью МЫ Екатерина Вторая Императрица и Самодержица Всероссийская и прочая, и прочая и прочая.
Нашему Адмиралу Де Рибасу.
Уважая выгодное положение Гаджибея при Черном море и сопряженные с оным пользы, признали мы нужным устроить тамо военную Гавань купно с купеческой пристанью, повелев нашему Екатеринославскому и Таврическому Генерал-Губернатору открыть тамо свободный вход купеческим судам, как наших подданных так и чужестранных держав, коими в силу Трактатов с Импереею нашею существующих можно плавать по Черному морю. Устроение Гавани сей Мы возлагаем на вас, всемилостивейше повелеваем вам быть Главным начальником оной, где и Гребной флот Черноморский в вашей команде состоящий впредь главное расположение свое иметь будет; работы же производить под надзиранием генерала Суворова Рымникского, коему поручены от нас все строения укреплений и военных заведений в этой стране, придав в пособие вам инженерного полковника де Волана, коего представленный план пристани к возможному произвождению оного в действие…»
Рибасу разрешили на первый случай использовать сэкономленные им при найме греков-матросов двадцать шесть тысяч, брать материалы, заготовленные для Очаковского Блок-форта, использовать суда флотилии для работ и требовать пособий деньгами от Суворова. С копиями планов строительства в Хаджибей прибыл де Волан и с присущей ему прямотой сказал:
– Я в России семь лет. Свидетельствую из своего опыта: в этой стране есть обычай – сначала упускать золотое время, а потом гнать во весь опор, наверстывая упущенное.
– Это можно было бы понять и за полгода.
– Половина лета на исходе! В Петербурге дела начинают, как лед сойдет. Не берут в расчет, что здесь Юг. В марте надо было начинать.
Конечно, он был прав. К тому же будущему городу по ордеру Зубова выделялось 29500 десятин удобной земли и 1200 неудобий. Все это под участки и под городской выгон скота. А межевать землю должна была канцелярии Екатеринославского губернатора Каховского. Но она не спешила присылать землемеров.
– Нам поручена раздача земель, – сказал де Волан. – Но как же ее раздавать без межевания?
– Чиновников Каховского ждать не будем, – отвечал Рибас. – Не сразу же все двадцать девять тысяч десятин раздадим.
– Желающих много. Все офицеры полков, состоятельные унтера, вольнонаемные, купцы, предприниматели, – перечислял де Волан.
В начале июля Рибас издал распоряжение: «Приступая к исполнению Высочайшей воли Ее Императорского Величества до сооружения (города и порта) почитаю нужным учредить здесь «Экспедицию» для лучшего хозяйственного распоряжения…» И уже на следующий день к адмиралу пожаловал купец.
– Иван Лифенцов, орловский уроженец, – отрекомендовался он.
Рибас слыхал о нем – Лифенцов был при Хаджибее с 1792 года, построил первый дом с лавкой, торговал с татарами и проезжим людом.
– С чем пожаловали?
– Давайте любой подряд – все исполню.
– На какую сумму?
– Хоть на тыщу, хоть на две. Вам теперь от нужды помощники нужны.
Но Рибас отлично помнил, в какую кабалу попал Суворов, когда раздавал подряды и векселя. Лифенцова адмирал отправил к де Волану, назначенному начальником «Экспедиции»: от ее имени впредь и будут заключаться договора. А купцы, торговые люди не заставили себя ждать. Явился еще один орловский – Портнов, харьковский Григорий Автономов, елисаветградские Клоков и Железцов, а там и негоцианты из Триеста Иван Кермес и Никола Ламбро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170