Все мрачное однажды уходит куда-то в небытие, а остается все радостное, а тем более, юмористическое. И это, в принципе тяжелое повествование о моем изгойстве, которое, что греха таить, наложило тягостный отпечаток на всю мою жизнь - во всяком случае, на молодость, я хочу закончить одним юмористическим эпизодом. Он тоже прошел не без следа в моей жизни и, в какой-то степени, завершил годы изгойства.
Летный состав полка, в который я был направлен после окончания Академии, комплектовался из летчиков гражданской авиации. Это были отличные пилоты и штурманы, но.... они были обмундированы уже по стандартам военного времени. А, поскольку я приехал в полк из Академии и считался кадровым офицером, то и обмундирование у меня было соответствующим. А, главное - у меня была фуражка с "крабом" - довоенная авиационная офицерская фуражка, едва ли не единственная на полк. Остальные ходили в пилотках "хб-бу" - хлопчато-бумажные, бывшие в употреблении. Фуражка - это был мой признак, по которому, меня можно было выделить из числа других офицеров, как красная фуражка дежурного по перрону отличала его от остальных железнодорожников. Ибо количество звездочек на погонах было не видно - все ходили в комбинезонах. Когда моего старшину Елисеева спрашивали - где найти инженера, то он лаконично отвечал:" На еродроме, в фуражке и сусам". Признак однозначный: командир полка усов не носил, хотя тоже ходил в фуражке.
Так вот, она, эта фуражка была не только предметом зависти, но и вожделения. Можно ли представить себе боевого летчика, с кучей орденов, звенящих на его гимнастерке - тогда все их носили, который идет на свидание с девицей, имея на голове пилотку - эту самую хб-бу ? Оказывается можно, но с трудом, но только не девице, с которой должен встречаться мой летчик это ей недоступно. Вот и приходит ко мне какой-нибудь герой причем настоящий герой, считающий свой героизм, свою ежедневную игру со смертью, естественным, повседневным делом и говорит: "капитан, одолжи фуражечку на вечерок". Ну разве я мог ему отказать? Но просто так, давать фуражку тоже не хотелось. "Бери, но потом расскажешь - ну прямо, все как есть!" Ответ положительный и лаконичный.
Ну вот и ходила на свидания моя фуражка. У кого-то она сидела на макушке, у другого сползала на нос, но ходила и, как правило, с успехом - на то мои друзья и были герои. А потом бесконечные рассказы. Вероятнее всего с некоторыми преувеличениями - герои должны всюду быть героями! Но всякий раз занимательные.
Так вот, однажды, через много лет, во время летнего отпуска мне пришла в голову мысль написать книгу с таким заглавием "рассказы моей фуражки". Память мне их сохранила более чем в достатке для того, чтобы написать хороший том. Но вот найдется ли издательство способное переварить такие рассказы - мне в это не верилось. Впрочем это было тогда; теперь это все уже тоже не проблема - печатают даже понографию Миллера! Были бы деньги.
А рассказал я эту историю вот почему.
Когда я отдавал фуражку кому-нибудь из моих друзей, а потом слушал рассказ о ее похождениях, от моего чувства изгоя уже ничего не оставалось. Я становился как все, членом единого братства. Вот здесь, среди этих ребят, я был полностью излечен от жившего внутри меня ощущения ущербности. И никогда не ощущал себя столь полноценным сыном своего народа, как тогда на фронте, среди молодых, здоровых русских и украинских парней, с которыми жил одной жизнью.
Вот какие они были эти мои друзья, ходившие на свидания в моей фуражке.
Пашка Анохин - однофамилец знаменитого летчика испытателя - летал фотографировать порт Пиллау. Без прикрытия истребителей. Были ранены и штурман и стрелок. Самого пуля пощадила, но не пощадила самолет. И все же он привел его на аэродром и привез необходимые фотографии. Вот он какой:
Машина шла, не слушаясь руля,
Мотор дымил и поле опустело.
Над головами с хлопьями огня
Последний раз призывно проревела.
И, накренясь на правое крыло,
В последний раз громадой многотонной,
Закрыв заката бледное стекло,
Зарылась в снег в ста метрах от бетона.
А через час, играя пистолетом,
Разбитым пулей только-что в бою,
Шутя за рюмкой рассказал об этом
Как будто знал заранее судьбу.
И он тоже ходил в моей фуражке, как и я сам!
Значит и я такой же как они!
Глава IY. КОНЕЦ ВОЙНЫ И ПОИСКИ САМОГО СЕБЯ
ЭЙФОРИЯ ПОБЕДЫ
Ремарк, после первой мировой войны, писал о "потерянном поколении" - это выражение превратилось в термин и вошло в литературу. Тогда многие рассказывали о людях, которые после окончания войны - той первой, так и не нашли себя, чья жизнь в мирное время покатилась под откос. И я знал сильных мужественных людей, заслуживших на фронте доброе имя и много боевых наград, которые так и не сумели приспособится к мирной послевоенной жизни. Она требовала иных качеств в трудной и унылой повседневности, часто лишенной каких либо обнадеживающих перспектив.
Одним из таких был майор Карелин - Димка Карелин, первоклассный штурман, чудный товарищ, тонкий и наблюдательный человек. Я встретил его года через полтора - два после ухода из полка. Из смелого, сильного, здорового, хотя и прихрамывающего - пуля ему повредила связку на ноге, он превратился в развалину с дрожащими от пьянства руками. Его уволили из армии, он не нашел себе работы по душе и жил на крошечную пенсию, а лучше сказать на милость собственной жены.
Но "потерявших себя" у нас в стране были, все-же, лишь отдельные единицы - мы не знали потерянного поколения, как это было в послевоенной Германии. Окончание войны и первые послевоенные годы были нестерпимо тяжелыми. Жилось трудно и бедно. Но не это было еще самым трудным. У каждого из нас во время войны было дело. Теперь все сломалось. Надо было думать как жить дальше. Искать новое дело и привыкать к нему. И, конечно, не все справились с навалившимися трудностями и смогли приспособится к новой гражданской жизни. И, все же того о чем писал Ремарк, в нашей действительности не было. Читая его книги, я увидел сколь отличной было то, с чем я сталкивался у нас в стране, от послевоенной Германии двадцатых годов.
Мы победили. Конец войны - это наша Победа! Моя Победа! Нас фронтовиков, долго не покидала удивительная радость того, что произошло. Может быть даже смешанная с удивлением, но радость. Победа вселяла оптимизм, веру в будущее. Горизонты казались необъятными, а энергия людей била через край.
Сегодня этот послевоенный феномен мало кто помнит. Еще меньше тех , кто говорит о нем или понимает его, и еще меньше тех, кто хочет его понять. Но это Россия, ее феномен и для того, чтобы жить в ней, это все надо знать. А что такое Россия, я начал понимать еще на фронте. Но по-настоящему понял ее в первые послевоенные голодные и бедные годы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
Летный состав полка, в который я был направлен после окончания Академии, комплектовался из летчиков гражданской авиации. Это были отличные пилоты и штурманы, но.... они были обмундированы уже по стандартам военного времени. А, поскольку я приехал в полк из Академии и считался кадровым офицером, то и обмундирование у меня было соответствующим. А, главное - у меня была фуражка с "крабом" - довоенная авиационная офицерская фуражка, едва ли не единственная на полк. Остальные ходили в пилотках "хб-бу" - хлопчато-бумажные, бывшие в употреблении. Фуражка - это был мой признак, по которому, меня можно было выделить из числа других офицеров, как красная фуражка дежурного по перрону отличала его от остальных железнодорожников. Ибо количество звездочек на погонах было не видно - все ходили в комбинезонах. Когда моего старшину Елисеева спрашивали - где найти инженера, то он лаконично отвечал:" На еродроме, в фуражке и сусам". Признак однозначный: командир полка усов не носил, хотя тоже ходил в фуражке.
Так вот, она, эта фуражка была не только предметом зависти, но и вожделения. Можно ли представить себе боевого летчика, с кучей орденов, звенящих на его гимнастерке - тогда все их носили, который идет на свидание с девицей, имея на голове пилотку - эту самую хб-бу ? Оказывается можно, но с трудом, но только не девице, с которой должен встречаться мой летчик это ей недоступно. Вот и приходит ко мне какой-нибудь герой причем настоящий герой, считающий свой героизм, свою ежедневную игру со смертью, естественным, повседневным делом и говорит: "капитан, одолжи фуражечку на вечерок". Ну разве я мог ему отказать? Но просто так, давать фуражку тоже не хотелось. "Бери, но потом расскажешь - ну прямо, все как есть!" Ответ положительный и лаконичный.
Ну вот и ходила на свидания моя фуражка. У кого-то она сидела на макушке, у другого сползала на нос, но ходила и, как правило, с успехом - на то мои друзья и были герои. А потом бесконечные рассказы. Вероятнее всего с некоторыми преувеличениями - герои должны всюду быть героями! Но всякий раз занимательные.
Так вот, однажды, через много лет, во время летнего отпуска мне пришла в голову мысль написать книгу с таким заглавием "рассказы моей фуражки". Память мне их сохранила более чем в достатке для того, чтобы написать хороший том. Но вот найдется ли издательство способное переварить такие рассказы - мне в это не верилось. Впрочем это было тогда; теперь это все уже тоже не проблема - печатают даже понографию Миллера! Были бы деньги.
А рассказал я эту историю вот почему.
Когда я отдавал фуражку кому-нибудь из моих друзей, а потом слушал рассказ о ее похождениях, от моего чувства изгоя уже ничего не оставалось. Я становился как все, членом единого братства. Вот здесь, среди этих ребят, я был полностью излечен от жившего внутри меня ощущения ущербности. И никогда не ощущал себя столь полноценным сыном своего народа, как тогда на фронте, среди молодых, здоровых русских и украинских парней, с которыми жил одной жизнью.
Вот какие они были эти мои друзья, ходившие на свидания в моей фуражке.
Пашка Анохин - однофамилец знаменитого летчика испытателя - летал фотографировать порт Пиллау. Без прикрытия истребителей. Были ранены и штурман и стрелок. Самого пуля пощадила, но не пощадила самолет. И все же он привел его на аэродром и привез необходимые фотографии. Вот он какой:
Машина шла, не слушаясь руля,
Мотор дымил и поле опустело.
Над головами с хлопьями огня
Последний раз призывно проревела.
И, накренясь на правое крыло,
В последний раз громадой многотонной,
Закрыв заката бледное стекло,
Зарылась в снег в ста метрах от бетона.
А через час, играя пистолетом,
Разбитым пулей только-что в бою,
Шутя за рюмкой рассказал об этом
Как будто знал заранее судьбу.
И он тоже ходил в моей фуражке, как и я сам!
Значит и я такой же как они!
Глава IY. КОНЕЦ ВОЙНЫ И ПОИСКИ САМОГО СЕБЯ
ЭЙФОРИЯ ПОБЕДЫ
Ремарк, после первой мировой войны, писал о "потерянном поколении" - это выражение превратилось в термин и вошло в литературу. Тогда многие рассказывали о людях, которые после окончания войны - той первой, так и не нашли себя, чья жизнь в мирное время покатилась под откос. И я знал сильных мужественных людей, заслуживших на фронте доброе имя и много боевых наград, которые так и не сумели приспособится к мирной послевоенной жизни. Она требовала иных качеств в трудной и унылой повседневности, часто лишенной каких либо обнадеживающих перспектив.
Одним из таких был майор Карелин - Димка Карелин, первоклассный штурман, чудный товарищ, тонкий и наблюдательный человек. Я встретил его года через полтора - два после ухода из полка. Из смелого, сильного, здорового, хотя и прихрамывающего - пуля ему повредила связку на ноге, он превратился в развалину с дрожащими от пьянства руками. Его уволили из армии, он не нашел себе работы по душе и жил на крошечную пенсию, а лучше сказать на милость собственной жены.
Но "потерявших себя" у нас в стране были, все-же, лишь отдельные единицы - мы не знали потерянного поколения, как это было в послевоенной Германии. Окончание войны и первые послевоенные годы были нестерпимо тяжелыми. Жилось трудно и бедно. Но не это было еще самым трудным. У каждого из нас во время войны было дело. Теперь все сломалось. Надо было думать как жить дальше. Искать новое дело и привыкать к нему. И, конечно, не все справились с навалившимися трудностями и смогли приспособится к новой гражданской жизни. И, все же того о чем писал Ремарк, в нашей действительности не было. Читая его книги, я увидел сколь отличной было то, с чем я сталкивался у нас в стране, от послевоенной Германии двадцатых годов.
Мы победили. Конец войны - это наша Победа! Моя Победа! Нас фронтовиков, долго не покидала удивительная радость того, что произошло. Может быть даже смешанная с удивлением, но радость. Победа вселяла оптимизм, веру в будущее. Горизонты казались необъятными, а энергия людей била через край.
Сегодня этот послевоенный феномен мало кто помнит. Еще меньше тех , кто говорит о нем или понимает его, и еще меньше тех, кто хочет его понять. Но это Россия, ее феномен и для того, чтобы жить в ней, это все надо знать. А что такое Россия, я начал понимать еще на фронте. Но по-настоящему понял ее в первые послевоенные голодные и бедные годы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111