В углу стоял «однорукий бандит», для которого в кассе нужно было менять деньги на старые пенни.
Миссис Джоунз отерла мизинчиком черносливину рта. Все же следы крема упрямо цеплялись за серый мох у нее на верхней губе.
– Знаете ли, – сказал я, – я частенько сюда наведывался в детстве.
– О да, в школах мы были очень популярны.
– Больше всего мне нравился, – добавил я с преувеличенной небрежностью, – отдел про Кантрев-и-Гуаэлод.
Миссис Джоунз перестала жевать пончик и положила его на тарелку. Ее рука дрогнула.
– Боюсь, – сказала она мягко, – это не моя специальность.
– Он ведь все там же, возле отдела с двухголовыми телятами, не так ли?
Рука заходила ходуном.
– Д… да, пожалуй что.
– Может, сходим туда попозже?
– По… по… по-моему, он закрыт.
– Ах, какая жалость, а я подумываю об одном исследовании; как бы взгляд из двадцатого века…
– Извините, ничем не могу помочь, – резко оборвала меня миссис Джоунз.
– Никаких хлопот. В основном теория. Я бы рассмотрел вопрос с точки зрения океанологии. Мне бы, конечно, понадобились таблицы приливов за Средние века…
Она закрыла уши руками и по-детски захныкала:
– Нет-нет, перестаньте, пожалуйста, я ничего не знаю о Кантрев-и-Гуаэлод, правда-правда.
– Чего вы боитесь?
– Ничего, ничего… я… с вашего позволения, мне пора идти.
Она вскочила, и от скрипа ее табурета все в зале смолкли и завертели головами по сторонам. Затем, понизив голос до сиплого шепота, она процедила:
– Просто отвали, мать-его, ладно?
Она не успела улизнуть – я сомкнул хватку на ее грязно-белом грубом шерстяном рукаве.
– Сначала скажи, что ты скрываешь.
Я сжал тиски на ее костистой руке, и она моргнула от боли. Все в зале ошарашенно смотрели на нас.
– Ничего! – прошипела она. – Я ничего не скрываю. Я ничего не знаю о Кантрев-и-Гуаэлод.
Она снова попыталась вырваться, но я угрюмо ее удержал.
– Кто убил Мозгли? – Я бросил карту наугад – посмотреть, произведет ли это на нее впечатление. Произвело.
Она судорожно глотнула воздуха и невольно покосилась на камин у двери. Я проследил за ее взглядом. Там над полкой в глаза бросался яркий прямоугольник обоев – на месте долго провисевшей и недавно снятой картины.
– Хочешь, чтобы я кончила, как он? Как мистер Дэвис? Так, да? Этого ты хочешь?
– Старый смотритель?
– Да!
– Он помог Мозгли с сочинением?
Она ныла и извивалась, как кошка в капкане.
– Где он сейчас? Мистер Дэвис?
– Отвали, мать-его!
Моя хватка ослабла, и миссис Джоунз понеслась между столиков, сшибая по пути стаканы. Не обращая внимания на взгляды публики, я сидел и смотрел на камин – туда, где прежде висел портрет Иоло Дэвиса.
* * *
На следующий день возобновил движение Призрачный поезд, позвонила Мивануи и сообщила, что у нее есть два билета. Я встретил ее на вокзале рядом с надписью, гласившей: «Какова цель вашего визита в Англию?» Мне хотелось кое о чем спросить Мивануи, но то был такой дурацкий вопрос, что я все оттягивал. «После ее следующего визга», – говорил я себе. Она визжала, а я опять откладывал. Визгов хватало. Это был единственный в мире Призрачный поезде настоящими призраками. До приватизации – единственный Призрачный поезд, которым управляли «Британские железные дороги». Он появился как образовательный проект Кардиганширского «Фонда Наследия». Заброшенные свинцовые выработки превратились в тематический маршрут, знакомивший с историей добычи свинца в Кардиганшире. Узкоколейные паровые поезда довозили отпускников и школьные экскурсии до самой шахты, а там их сменяли шахтные пони, которые тянули вагонетки по галереям. Маршрут даже получил премию ЮНЕСКО за «ответственный туризм», но тут случилось ужасное происшествие. Отлетело колесо и сорвало крепь, потолок рухнул, и погибла «экскурсия выходного дня» из Центральной Англии. Когда через два месяца аттракцион открылся снова, начали твориться странные вещи. Пони в своих стойлах душераздирающе ржали по ночам, а утром брыкались и отказывались идти в шахту. В туннелях слышались непостижимые звуки и плавали бестелесные огни. Вскоре пассажиропоток упал – казалось, поезд дальше не пойдет. Но слухи постепенно распространялись, и появился новый контингент: не те, кто интересовался промышленной археологией, а охотники за НЛО, поклонники мегалитов, фанаты стихийного самовозгорания людей и участники холостяцких вечеринок. Так и родился единственный в мире подлинный Призрачный поезд. В дополнение к пластмассовым скелетам и занавесам из фосфоресцирующих водорослей, сквозь которые теперь тарахтели электрические вагонетки, любители острых ощущений могли высматривать женщину, держащую под мышкой голову с пергидрольными волосами. Или мужчину, который дремал на скамейке, прикрыв лицо номером «Дейли Миррор». А в кафетерии – эманацию женщины, грудью кормящей дитя.
Мивануи закричала и спрятала лицо у меня на груди – мы свернули за угол, в занавес из фосфоресцирующих водорослей. Я попробовал выведать, вдруг певице известно, зачем ее кузену Эвансу могла понадобиться попонка для чайника с рисунком майя. Поезд прорвался сквозь последние ворота и выскочил на солнышко.
– Мивануи?
– Мм-мм?
– Знаю, это глупо прозвучит, но – твой кузен Эванс никогда не интересовался инками?
– Кем-кем?
– Или ацтеками; или что-то вроде того?
Она склонила голову мне на грудь и, улыбнувшись, посмотрела мне в глаза.
– Мы так и не увидели, как женщина кормит младенца. Вот обидно.
– Ну накричалась ты все же досыта.
– Знаю, но те призраки были фальшивые.
– А если фальшивые – зачем кричала?
Поезд медленно остановился, и остальные пассажиры стали снимать каски.
– А это были фальшивые крики. – Она села прямо и принялась отстегивать ремень. – В следующий раз можешь взять Панди.
Я вздохнул:
– Слушай, перестань ты сводить меня со своими подружками!
– А я не свожу, только она хочет прокатиться, а боится – до ужаса.
– А ножик в носке?
Она обвила меня рукой за шею и придвинулась ближе. Волосы тепло прижались к моему липу, заслонив свет, и я тут же испытал мощный позыв ко сну. Я мягко отстранил ее и спросил вновь:
– Он тащился по ацтекам?
Мивануи поджала губки, сделав вид, что задумалась, а потом сказала:
– По правде говоря, не думаю, чтобы он особенно любил слушать рок-группы.
Я высадил Мивануи возле ее квартиры с видом на Тан-и-Булх, поехал вверх к Саутгейту, а там повернул налево и углубился в горы. Над Аберистуитом сияло солнышко, но чем выше я забирался, тем пасмурнее становилось, и вскоре я уже ехал в холодном тумане по мирку каменных изгородей, сложенных без раствора, и сетчатых загонов для скота. Испуганные овцы жались к насыпям по обеим сторонам дороги, отчаянно пытаясь сообразить, как же им вернуться в поля, откуда они по неведомой причине сбежали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Миссис Джоунз отерла мизинчиком черносливину рта. Все же следы крема упрямо цеплялись за серый мох у нее на верхней губе.
– Знаете ли, – сказал я, – я частенько сюда наведывался в детстве.
– О да, в школах мы были очень популярны.
– Больше всего мне нравился, – добавил я с преувеличенной небрежностью, – отдел про Кантрев-и-Гуаэлод.
Миссис Джоунз перестала жевать пончик и положила его на тарелку. Ее рука дрогнула.
– Боюсь, – сказала она мягко, – это не моя специальность.
– Он ведь все там же, возле отдела с двухголовыми телятами, не так ли?
Рука заходила ходуном.
– Д… да, пожалуй что.
– Может, сходим туда попозже?
– По… по… по-моему, он закрыт.
– Ах, какая жалость, а я подумываю об одном исследовании; как бы взгляд из двадцатого века…
– Извините, ничем не могу помочь, – резко оборвала меня миссис Джоунз.
– Никаких хлопот. В основном теория. Я бы рассмотрел вопрос с точки зрения океанологии. Мне бы, конечно, понадобились таблицы приливов за Средние века…
Она закрыла уши руками и по-детски захныкала:
– Нет-нет, перестаньте, пожалуйста, я ничего не знаю о Кантрев-и-Гуаэлод, правда-правда.
– Чего вы боитесь?
– Ничего, ничего… я… с вашего позволения, мне пора идти.
Она вскочила, и от скрипа ее табурета все в зале смолкли и завертели головами по сторонам. Затем, понизив голос до сиплого шепота, она процедила:
– Просто отвали, мать-его, ладно?
Она не успела улизнуть – я сомкнул хватку на ее грязно-белом грубом шерстяном рукаве.
– Сначала скажи, что ты скрываешь.
Я сжал тиски на ее костистой руке, и она моргнула от боли. Все в зале ошарашенно смотрели на нас.
– Ничего! – прошипела она. – Я ничего не скрываю. Я ничего не знаю о Кантрев-и-Гуаэлод.
Она снова попыталась вырваться, но я угрюмо ее удержал.
– Кто убил Мозгли? – Я бросил карту наугад – посмотреть, произведет ли это на нее впечатление. Произвело.
Она судорожно глотнула воздуха и невольно покосилась на камин у двери. Я проследил за ее взглядом. Там над полкой в глаза бросался яркий прямоугольник обоев – на месте долго провисевшей и недавно снятой картины.
– Хочешь, чтобы я кончила, как он? Как мистер Дэвис? Так, да? Этого ты хочешь?
– Старый смотритель?
– Да!
– Он помог Мозгли с сочинением?
Она ныла и извивалась, как кошка в капкане.
– Где он сейчас? Мистер Дэвис?
– Отвали, мать-его!
Моя хватка ослабла, и миссис Джоунз понеслась между столиков, сшибая по пути стаканы. Не обращая внимания на взгляды публики, я сидел и смотрел на камин – туда, где прежде висел портрет Иоло Дэвиса.
* * *
На следующий день возобновил движение Призрачный поезд, позвонила Мивануи и сообщила, что у нее есть два билета. Я встретил ее на вокзале рядом с надписью, гласившей: «Какова цель вашего визита в Англию?» Мне хотелось кое о чем спросить Мивануи, но то был такой дурацкий вопрос, что я все оттягивал. «После ее следующего визга», – говорил я себе. Она визжала, а я опять откладывал. Визгов хватало. Это был единственный в мире Призрачный поезде настоящими призраками. До приватизации – единственный Призрачный поезд, которым управляли «Британские железные дороги». Он появился как образовательный проект Кардиганширского «Фонда Наследия». Заброшенные свинцовые выработки превратились в тематический маршрут, знакомивший с историей добычи свинца в Кардиганшире. Узкоколейные паровые поезда довозили отпускников и школьные экскурсии до самой шахты, а там их сменяли шахтные пони, которые тянули вагонетки по галереям. Маршрут даже получил премию ЮНЕСКО за «ответственный туризм», но тут случилось ужасное происшествие. Отлетело колесо и сорвало крепь, потолок рухнул, и погибла «экскурсия выходного дня» из Центральной Англии. Когда через два месяца аттракцион открылся снова, начали твориться странные вещи. Пони в своих стойлах душераздирающе ржали по ночам, а утром брыкались и отказывались идти в шахту. В туннелях слышались непостижимые звуки и плавали бестелесные огни. Вскоре пассажиропоток упал – казалось, поезд дальше не пойдет. Но слухи постепенно распространялись, и появился новый контингент: не те, кто интересовался промышленной археологией, а охотники за НЛО, поклонники мегалитов, фанаты стихийного самовозгорания людей и участники холостяцких вечеринок. Так и родился единственный в мире подлинный Призрачный поезд. В дополнение к пластмассовым скелетам и занавесам из фосфоресцирующих водорослей, сквозь которые теперь тарахтели электрические вагонетки, любители острых ощущений могли высматривать женщину, держащую под мышкой голову с пергидрольными волосами. Или мужчину, который дремал на скамейке, прикрыв лицо номером «Дейли Миррор». А в кафетерии – эманацию женщины, грудью кормящей дитя.
Мивануи закричала и спрятала лицо у меня на груди – мы свернули за угол, в занавес из фосфоресцирующих водорослей. Я попробовал выведать, вдруг певице известно, зачем ее кузену Эвансу могла понадобиться попонка для чайника с рисунком майя. Поезд прорвался сквозь последние ворота и выскочил на солнышко.
– Мивануи?
– Мм-мм?
– Знаю, это глупо прозвучит, но – твой кузен Эванс никогда не интересовался инками?
– Кем-кем?
– Или ацтеками; или что-то вроде того?
Она склонила голову мне на грудь и, улыбнувшись, посмотрела мне в глаза.
– Мы так и не увидели, как женщина кормит младенца. Вот обидно.
– Ну накричалась ты все же досыта.
– Знаю, но те призраки были фальшивые.
– А если фальшивые – зачем кричала?
Поезд медленно остановился, и остальные пассажиры стали снимать каски.
– А это были фальшивые крики. – Она села прямо и принялась отстегивать ремень. – В следующий раз можешь взять Панди.
Я вздохнул:
– Слушай, перестань ты сводить меня со своими подружками!
– А я не свожу, только она хочет прокатиться, а боится – до ужаса.
– А ножик в носке?
Она обвила меня рукой за шею и придвинулась ближе. Волосы тепло прижались к моему липу, заслонив свет, и я тут же испытал мощный позыв ко сну. Я мягко отстранил ее и спросил вновь:
– Он тащился по ацтекам?
Мивануи поджала губки, сделав вид, что задумалась, а потом сказала:
– По правде говоря, не думаю, чтобы он особенно любил слушать рок-группы.
Я высадил Мивануи возле ее квартиры с видом на Тан-и-Булх, поехал вверх к Саутгейту, а там повернул налево и углубился в горы. Над Аберистуитом сияло солнышко, но чем выше я забирался, тем пасмурнее становилось, и вскоре я уже ехал в холодном тумане по мирку каменных изгородей, сложенных без раствора, и сетчатых загонов для скота. Испуганные овцы жались к насыпям по обеим сторонам дороги, отчаянно пытаясь сообразить, как же им вернуться в поля, откуда они по неведомой причине сбежали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52