– Тебе еще многое предстоит узнать о торговле с Китаем, сынок. Китайцы не находят большого применения английским товарам или стерлингам – особенно они не любят монеты, на которых изображены лики чужеземных дьяволов. Китайцы могут принимать в качестве платы испанские серебряные доллары, но никто из них не хочет, чтобы все это серебро текло только в одну сторону и не возвращалось в другую. Поэтому мы берем твои хорошие британские товары, продаем их в Индии за опиум, а здесь, в Китае, продаем опиум за шелк и чай.
Когда Отербридж услышал о том, какое содержимое находится в трюмах «Селесты», он словно застыл на месте, лицо его начало заливаться краской:
– Вы хотите сказать, что я и моя жена купили билет на... корабль, перевозящий опиум?
Эйлс снова рассмеялся, но на этот раз в его смехе не было и намека на веселье.
– Каждый британский корабль, который входит в Кантонский залив, имеет на борту груз опиума, – черты лица капитана окаменели, и он произнес ледяным голосом: – Я уверен, что все это изменится благодаря таким, как вы и ваша миссис, несущим христианство жителям Поднебесной.
В этот момент джонка немного качнулась вперед, отходя от борта «Селесты».
– Вы, надеюсь, простите меня, господа. Мне еще необходимо подготовить кое-какие бумаги до того, как мы достигнем Кантона, – Эйлс почтительно поклонился Гортензии и направился к центральной каюте.
Отербридж тихо вздохнул и нахмурился:
– Шесть месяцев в море, а он остался таким же неприятным человеком, каким и был в тот день, когда мы покинули Портсмут, – он посмотрел на свою жену. – Помолись за бедного капитана, Гортензия. Боюсь, он провел слишком много лет под этим варварским солнцем.
Варварское солнце... Слова преподобного Сэмьюэля Отербриджа будто прострелили Росса Баллинджера, вызвав в воображении картины таинственной земли: босой кули сидит на корточках в грязной аллее, его ловкие пальцы облепили чашку с рисом, быстрые палочки выбивают ритм стаккато... изрезанный террасами склон холма, спускающийся в залив, забитый сампанами и джонками, отблески голубой воды посреди качающихся красных, черных, зеленых пятен... Изнуренный работой крестьянин, на вид которому чуть за тридцать, редкие волосы начинают седеть, его желудок пуст, но легкие наполнены мимолетным блаженством из опиумной трубки...
Когда джонка удалилась от британской шхуны, Росс посмотрел на священника, который стоял у леера, сложив руки и шепча еле слышно молитву своему Господу. Глаза его были прикрыты, однако Росс смог ощутить их темный ревностный блеск.
«Да, – подумал он, – Отербридж и ему подобные сами и есть варвары на этой земле. И дар, который они несут, скорее всего обернется не спасением, а жестоким, непростительным бедствием. И какое бедствие страшнее? Опиум или Крест?»
Поворачиваясь спиной к лееру, Росс вздрогнул, и, как бы отвечая, под его ногами скрипнули доски палубы.
XVI
Свою первую неделю в Кантоне Росс Баллинджер провел, знакомясь с иностранным кварталом, в котором жили и работали все двести пятьдесят иностранных купцов. Он растянулся на треть мили вдоль северного побережья реки Кантон. Открытое, незамощенное пространство у самого берега реки уходило в глубь квартала приблизительно на четыре сотни футов и было известно под названием Главной площади. Вдоль этой площади, бок о бок, обращенные фасадами к реке, стояли все тринадцать иностранных факторий. По размерам все фактории были примерно восемь сотен футов в длину, но только шестьдесят футов в ширину, за исключением Новой английской фактории, которой владела Британская Восточно-Индийская Компания. Эта фактория, выстроенная заново в стиле «гранде» после пожара 1822 года, была в два раза шире остальных.
Фасады двух– и трехэтажных факторий выделялись своим видом среди беспорядочного нагромождения зданий окружающих кварталов. Выстроенные из кирпича и гранита, оштукатуренные в белый цвет, они словно напоказ выставляли на улицу свои парадные арочные входы, с нависавшими над ними террасами, которые были огорожены витыми чугунными перилами и прикрыты ярко-зелеными навесами. Каждое из длинных, узких зданий состояло из семи или восьми выстроенных в ряд отдельных домов, первый из которых выходил фасадом на площадь, остальные по очереди примыкали друг к другу. Служебные помещения и подсобки для кухонь, в основном, находились на первых этажах каждого из домов, на вторых и третьих этажах располагались конторы, спальни и гостиные комнаты иностранных торговцев. Большинство факторий было обязано своим названием странам, занимавшимся торговлей с Китаем, и чартерным компаниям, которым они принадлежали или были переданы в аренду.
На левом, или западном, краю площади находилась Датская фактория, которую Новая китайская улица (Нью-Чайна-стрит) отделяла от следующей группы, составляемой Испанской, Французской и факторией Чуньго. Старая китайская улица (Олд-Чайна-стрит) проходила между Чуньго и самой большой группой факторий: Американской, Паошуньской, Имперской, Шведской, Лунг-шуньской и Фунг-тайской. Затем шла небольшая улочка, известная под названием Аллея Го (Го Лэйн), и, наконец, Новая английская, Голландская и Речная фактории. За ними протекал неглубокий, грязный ручеек, который дал название Речной фактории и отмечал восточную границу иностранного квартала. Именно в этой фактории в качестве гостя компании «Жардин, Матесон & Ко» остановился Росс Баллинджер. Компания «Жардин» арендовала четвертый дом фактории и была поэтому известна, как Речной Дом Номер Четыре.
По обоим краям, восточному и западному, с кварталом факторий граничили гунханы – длинные кирпичные склады, которые тянулись до самого берега реки. Именно сюда прибывали деревянные ящики из внутреннего Китая. Ящики подвергались досмотру: поврежденный чай уничтожался, а более деликатные сорта зеленого чая упаковывались в обитые свинцом коробки для того, чтобы затем совершить долгое путешествие через океан. Образцы сортов чая рассылались по факториям, и как только иностранные покупатели делали свой выбор, грузы немедленно переправлялись по воде прямо из складов на суда, ожидающие в гавани Вампоа.
Сердцем квартала являлась Площадь факторий – большое, открытое пространство, часто посещаемое моряками, сутенерами и торговцами всех мастей, пытающимися продать свои товары иностранным купцам и гостям города, которые прибывали к пристани на набережной, расположенной напротив Имперской фактории. Восточный край незамощенной площади упирался в веранду и сад-лабиринт, которые размещались прямо перед фасадом Новой Английской, самой большой из всех факторий. На этом краю площади, перед Датской факторией, находился хозяйственный двор, где содержалось несколько коров, снабжавших европейцев молоком к чаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117