– Сначала ответь на мой вопрос, Бюр. Вы с Жанне провинились в чем-нибудь перед жителями ЛаРока?
– В чем же мы могли перед ними провиниться? – ответил Бюр даже с обидой в голосе.
– Мало ли в чем. В жестокостях, в «излишествах».
– Я скажу тебе напрямик, – объявил Бюр, весь так и лучась добродетелью. – Жестокость не в моем характере, да и не в характере Жанне. И уже если начистоту, – добавил он во внезапном приливе откровенности, – у меня и случая-то подходящего не было. При Вильмене какие у новичка права? Если б ветеранам только почудилось, что я помышляю насчет «излишеств», они бы мне показали, где раки зимуют.
Краем уха я услышал, как Пейсу за моей спиной спросил у Мейсонье, что значит «излишества».
– Еще вопрос, – продолжал я. – Южные ворота в Ла-Роке охраняются?
– Да, – ответил Жанне. – Вильмен поставил часовым одного парня из Ла-Рока: какой-то Фабре... Фабре – не помню, как дальше.
– Может, Фабрелатр?
– Точно.
– Ты чего? Чего там? – Это Пейсу, услышав мой хохот, нагнал нас.
Я пояснил. Тогда рассмеялся и он.
– И Фабрелатру дали винтовку?
– Да. – Смех усилился.
– Тогда нет ничего проще, – продолжал я. – Мы подъедем к Ла-Року, но подойдут к воротам только Бюр и Жанне. Им откроют. Мы обезоружим Фабрелатра, и Жаке останется сторожить его вместе с Малабаром.
Я выдержал паузу.
– И вот тут-то и начнется спектакль, – закончил я, весело подмигнув Бюру.
Он заулыбался в ответ. Он был счастлив, что мы теперь с ним вроде бы сообщники. Он увидел в этом доброе предзнаменование. Тем более что я развернул сверток, который захватил с собой Пейсу, и раздал всем по бутерброду. Бюр и Жанне пришли в восторг от домашнего хлеба, в особенности Бюр, как поварпрофессионал.
– Сами выпекаете хлеб? – с почтением спросил он.
– А то кто же! – ответил Пейсу. – В Мальвиле у нас есть мастера на все руки. И пекари, и каменщики, и слесаря, и кровельщики. Есть даже собственный кюре – Эмманюэль. А каменщик – это я, – скромно добавил он.
Само собой, Пейсу не станет распространяться о том, как он надстроил крепостную стену, но я догадываюсь, что он подумал именно о ней и мысль о собственном шедевре, который простоит века, согревает ему сердце.
– Одна загвоздка – дрожжи, – вмешался в разговор Жаке с высоты повозки. – Скоро они у нас все выйдут.
– Да их полным-полно в замке Ла-Рока, – сообщил Бюр, довольный тем, что может оказать нам услугу.
И впился крепкими белыми зубами в бутерброд, как видно решив, что наша фирма – надежная.
– Так вот мой план, – сказал я. – Как только мы обезвредим Фабрелатра, Бюр и Эрве вдвоем войдут в Ла-Рок с винтовками на плече. Отыщут Фюльбера и скажут ему: «Вильмен захватил Мальвиль. Взял в плен Эмманюэля Конта и посылает его тебе. Твое дело немедля собрать в капелле всех ларокезцев и в их присутствии устроить над ним публичный суд».
Мои слова подействовали на всех по-разному. Пейсу, Эрве, Морис и оба пленника оторопели. Мейсонье вопросительно поглядел на меня. Тома был явно недоволен. Жаке обернулся с повозки и бросил на меня испуганный взгляд – он боялся за меня.
– Сначала вы удостоверитесь, что в капелле действительно собрались все, – продолжал я, – и тогда пойдете за мной к южным воротам. Я явлюсь один, безоружный, под охраной Бюра, Жанне и Эрве с Морисом – все четверо с винтовками на плече. И тут начнется суд. Ты, Эрве, поскольку представлять Вильмена будешь ты, должен дать мне возможность защищаться и предоставить слово тем из ларокезцев, которые захотят выступить.
– А мы что же? – спросил Пейсу, огорченный тем, что не увидит спектакля.
– А вы подоспеете к концу, когда за вами придет Морис. Появитесь все четверо и приведете с собой Фабрелатра. Есть у тебя чем привязать Малабара Жаке?
– Да, – ответил Жаке, глядя на меня с тревогой.
– Я выбрал Бюра, потому что Фюльбер знает его как повара, и Эрве, потому что у него определенный актерский талант. Говорить будет один Эрве. Так что никто не собьется.
Наступило молчание. Эрве с важным видом гладил свою остроконечную бородку. Я понял, что он уже репетирует роль.
– Теперь можно садиться, – сказал Жаке, придерживая Малабара.
– Поезжайте, – пригласил я жестом наших новобранцев и пленных. – Мне надо поговорить с друзьями.
Я чувствовал – в Тома назрел нарыв, надо его вскрыть, пока еще не поздно. Я подождал, чтобы повозка обогнала нас метров на десять. Тома держался слева от меня, Мейсонье справа, а справа от негоПейсу. Шли мы шеренгой.
– Это что еще за цирк? – тихо и гневно спросил Тома. – На что он тебе нужен? Все это пустая трата времени, надо схватить Фюльбера за шиворот, поставить к стенке и расстрелять!
Я обернулся к Мейсонье.
– Ты согласен с точкой зрения Тома?
– Смотря по тому, что мы собираемся делать в Ла-Роке, – ответил Мейсонье.
– То, что и собирались – взять власть.
– Так я и думал, – сказал Мейсонье.
– Не то чтобы это меня так уж прельщало но без этого не обойтись. Слаб Ла-Рок – слабы и мы, вот где постоянная для нас опасность. Любая банда может захватить замок и использовать как базу для нападения на Мальвиль.
– И к тому же в Ла-Роке богатые земли, – добавил Пейсу.
Я сам об этом думал. Но не сказал. Недоставало только, чтобы Тома упрекнул меня в алчности. А это было бы уж совсем несправедливо. Для меня тут важна не собственность, а безопасность. За недолгие минувшие месяцы я полностью отрешился от всякого чувства собственности. Я даже забыл, что Мальвиль когда-то принадлежал мне. Просто я боялся, что какой-нибудь энергичный субъект сколотит банду, захватит Ла-Рок и рано или поздно богатые земли станут залогом его могущества. А я не желаю, чтобы у нас был сосед, способный нас поработить. Но и сам не хочу порабощать Ла-Рок. Я хочу союза двух общин-близнецов, которые взаимно помогают и поддерживают друг друга, но при этом каждая сохраняет свое лицо.
– В таком случае, – сказал Мейсонье, – Фюльбера расстреливать нельзя.
– Это еще почему? – с вызовом спросил Тома.
– Надо постараться взять власть, не проливая крови.
– Тем более крови священника, – добавил я.
– Он не священник, а самозванец, – сказал Тома.
– Неважно, поскольку есть люди, которые ему верят.
– Допустим, – согласился Тома. – Но я все равно не пойму, к чему весь этот розыгрыш. Это же просто несерьезно, балаган какой-то!
– Пускай балаган. Но зато моя затея преследует совершенно конкретную цель: вынудить Фюльбера разоблачить себя как сообщника Вильмена перед всеми ларокезцами. А он сделает это с тем большим цинизмом, что воображает, будто сила на его стороне.
– А дальше что?
– А то, что это признание будет служить уликой против него, когда мы устроим ответный суд – над ним самим.
– И не осудим его на смертную казнь?
– Поверь мне, я сделал бы это с величайшей охотой, но тебе уже объяснили-это невозможно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157