Вильмен взял Ла-Рок накануне того дня, когда я сам собирался взять его приступом, но за несколько часов до того, как идти на приступ, я добыл у Вильмена «языка». Мысль о том, что от этих нелепых совпадений зависит твоя жизнь, хоть кого научит скромности.
С непроницаемым лицом возвращаюсь к столу, сажусь и бросаю:
– Рассказывай дальше.
Эрве рассказывает о взятии Ла-Рока.
Когда стемнело, Бебель, переодетый женщиной, в одиночку подошел к южным воротам города с маленьким узелком в руке. Часовой, охранявший башню, – позже мы узнали, что это был Лануай, – впустил его, и Бебель, убедившись, что рядом никого нет, перерезал ему горло. А потом открыл ворота своим. Город был взят без единого выстрела.
По просьбе Мейсонье я предоставил ему слово.
– Сколько у вас винтовок образца 36-го года? – спросил он пленника.
– Двадцать.
– А боеприпасов много?
– Думаю, что да. Выдачу их ограничивают, но не слишком строго. У Вильмена правило такое, – добавил Эрве, – всегда иметь на двадцать винтовок два десятка стрелков.
По просьбе Мейсонье Эрве подробно описал базуку. Когда он кончил, вступил в разговор снова я.
– Никак не пойму, сколько вас все-таки – семнадцать или двадцать?
– Вообще-то двадцать. Но в сражении у Фюмеля мы потеряли троих. Так что осталось семнадцать. Потом ты убил одного – значит, шестнадцать. И меня взял в плен – выходит, пятнадцать.
Ошибиться невозможно, по голосу слышно: он очень рад, что оказался среди нас.
Помолчав, я спросил:
– Ты давно знаешь Мориса, которого завербовали вместе с тобой?
– Еще бы! – оживился Эрве. – Мы друзья детства. Когда взорвалась бомба, я проводил у него отпуск.
– Ты его любишь?
– Еще бы! – ответил Эрве. Я посмотрел на него.
– Значит, нельзя тебе бросить его, он в одном лагере, ты в другом. Так дело не пойдет. Представляешь, вдруг Вильмен нападет на нас – как ты будешь стрелять в Мориса?
Эрве вспыхнул, и в глазах его я прочел сразу и радость оттого, что я решил дать ему оружие, чтобы он сражался в наших рядах, и стыд, как это он мог забыть о Морисе. Я тихонько хлопнул ладонью по столу.
– Ладно, Эрве, сейчас я скажу, что мы сделаем. Отпустим тебя на свободу.
Он резко откинулся назад. Пожалуй, никогда еще пленник не выказывал так мало радости при мысли о предстоящей свободе. Краем глаза я наблюдаю также, как восприняли это заявление мои товарищи.
Гляжу на Эрве. Краска сбежала с его щек.
– Что-нибудь не так? – спрашиваю я. Он кивает.
– Если ты выпустишь меня без винтовки – это все равно что приговорить меня к смерти, – произносит он сдавленным голосом.
– Я об этом подумал. Перед уходом тебе вернут винтовку.
Тут мои товарищи беспокойно зашевелились. Я сделал вид, что ничего не замечаю, и продолжал:
– А дальше ты поступишь так. Само собой, никому не скажешь, что тебя взяли в плен. Скажешь, что твоего товарища убили, когда он заглянул через ограду, а тебе удалось спастись бегством под градом пуль. Скажешь, что, по-твоему, в тебя стреляли сверху, с донжона, – добавил я.
Мне вовсе не улыбается, чтобы Вильмен еще до нападения на Мальвиль заподозрил о существовании нашей землянки на холме у «Семи Буков».
– Не забудь об этом, это важно.
– Не забуду, – обещает Эрве.
– Ладно. А при первом же удобном случае ты с Морисом...
– Дальше можешь не объяснять, – прерывает Эрве.
– Последний вопрос, Эрве: как ты шел из ЛаРока?
– Проселком, конечно, – слегка удивился Эрве. – А разве есть другой путь?
Я не ответил. Ну вот и все. Больше нам говорить не о чем. Эрве ждет. Он обводит залу мягким, честным взглядом своих черных глаз. Бородка клинышком ему идет: так он солиднее и мужественнее. Он смотрит на нас, смотрит на Мену – он сразу догадался, что она расположена к нему, – на окна со средниками, на военные трофеи и огромный камин. Кадык на его шее ходит ходуном, и, хотя он крепится, я чувствую, что мальчуган – ведь он еще мальчуган – взволнован до глубины души. Он боится одного – потерять людей, которые приняли его в свою семью. Лишиться Мальвиля.
Я встаю.
– Ну, пора, Эрве.
Он поднялся, я подошел к нему и снова завязал ему глаза. Мы все проводили его до въездной башни, а оттуда уже вдвоем с Мейсонье довели до палисада и выпустили через опускную дверцу. К счастью, сраженный пулей, его спутник упал ближе к пропасти, и, когда Эрве на четвереньках прополз через лазейку, ему не пришлось пробираться слишком близко от мертвеца. Я протянул ему через дверцу винтовку, он встал во весь рост, помахал нам рукой, широко, по-детски улыбнулся. И крупно зашагал по дороге. Я глядел ему вслед через смотровое окошко.
– Возможно, мы потеряли одну винтовку, – шепнул мне на ухо Мейсонье.
Я посмотрел на него.
– А возможно, приобретем две.
А главное, двух бойцов. Потому что ружей у нас стало теперь восемь, считая винтовку убитого. Можно вооружить не только шестерых мужчин, но и Мьетту с Кати. А вот люди нам нужны позарез. Если Эрве с Морисом удастся бежать, у Вильмена останется всего четырнадцать бойцов. А нас в этом случае станет десятеро. В ружейной перестрелке от количества бойцов зависит ох как много...
Это я и изложил общему собранию, которое созвал во въездной башне сразу же после ухода Эрве, пока Жаке рыл могилу для убитого за оградой палисада, а Пейсу, спрятавшись в ста метрах от него у обочины дороги, охранял его с оружием в руках.
– Помни, Пейсу, – наставлял его Мейсонье, – укройся хорошенько. Чтобы ты видел всех, а тебя никто!
Мейсонье у нас главный эксперт. Вояка. Хоть он и коммунист, но прошел военную подготовку. Видно, считал, что лишние знания не помешают, откуда бы они ни шли. И вот собрание началось с того, что Мейсонье объяснил нам: винтовки образца 36-го года были на вооружении французской армии к началу второй мировой войны. Конечно, с той поры было изобретено кое-что похлеще, но и это не так уж плохо. А базуки, по словам Мейсонье, американцы начали выпускать в 1942 году. Дальнобойность 60 метров. Стенам Мальвиля опасность не грозит – они слишком толстые. Будь при этом Пейсу, он непременно бы добавил: «И сложены на известковом растворе». А известь, которой больше шести сотен лет, потверже камня.
– Зато палисад! – покачал головой Мейсонье. – И ворота внешнего двора! И подъемный мост во внутреннем...
Мы переглянулись. Я попытался придать своему голосу уверенность, хотя вовсе ее не испытывал.
– Ничего страшного, – решительно объявил я. – Палисадом мы, конечно, пожертвуем. Собственно говоря, он и построен-то ради маскировки, но он сыграет свою роль – задержит врага, ведь врагу придется его разрушить и тем самым выдать себя. Зато перед воротами въездной башни я предлагаю возвести защитную стену примерно в метр толщиной и метра три высотой. Чуть в стороне от моста, чтобы дать проход всаднику, ну а кроме того.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157
С непроницаемым лицом возвращаюсь к столу, сажусь и бросаю:
– Рассказывай дальше.
Эрве рассказывает о взятии Ла-Рока.
Когда стемнело, Бебель, переодетый женщиной, в одиночку подошел к южным воротам города с маленьким узелком в руке. Часовой, охранявший башню, – позже мы узнали, что это был Лануай, – впустил его, и Бебель, убедившись, что рядом никого нет, перерезал ему горло. А потом открыл ворота своим. Город был взят без единого выстрела.
По просьбе Мейсонье я предоставил ему слово.
– Сколько у вас винтовок образца 36-го года? – спросил он пленника.
– Двадцать.
– А боеприпасов много?
– Думаю, что да. Выдачу их ограничивают, но не слишком строго. У Вильмена правило такое, – добавил Эрве, – всегда иметь на двадцать винтовок два десятка стрелков.
По просьбе Мейсонье Эрве подробно описал базуку. Когда он кончил, вступил в разговор снова я.
– Никак не пойму, сколько вас все-таки – семнадцать или двадцать?
– Вообще-то двадцать. Но в сражении у Фюмеля мы потеряли троих. Так что осталось семнадцать. Потом ты убил одного – значит, шестнадцать. И меня взял в плен – выходит, пятнадцать.
Ошибиться невозможно, по голосу слышно: он очень рад, что оказался среди нас.
Помолчав, я спросил:
– Ты давно знаешь Мориса, которого завербовали вместе с тобой?
– Еще бы! – оживился Эрве. – Мы друзья детства. Когда взорвалась бомба, я проводил у него отпуск.
– Ты его любишь?
– Еще бы! – ответил Эрве. Я посмотрел на него.
– Значит, нельзя тебе бросить его, он в одном лагере, ты в другом. Так дело не пойдет. Представляешь, вдруг Вильмен нападет на нас – как ты будешь стрелять в Мориса?
Эрве вспыхнул, и в глазах его я прочел сразу и радость оттого, что я решил дать ему оружие, чтобы он сражался в наших рядах, и стыд, как это он мог забыть о Морисе. Я тихонько хлопнул ладонью по столу.
– Ладно, Эрве, сейчас я скажу, что мы сделаем. Отпустим тебя на свободу.
Он резко откинулся назад. Пожалуй, никогда еще пленник не выказывал так мало радости при мысли о предстоящей свободе. Краем глаза я наблюдаю также, как восприняли это заявление мои товарищи.
Гляжу на Эрве. Краска сбежала с его щек.
– Что-нибудь не так? – спрашиваю я. Он кивает.
– Если ты выпустишь меня без винтовки – это все равно что приговорить меня к смерти, – произносит он сдавленным голосом.
– Я об этом подумал. Перед уходом тебе вернут винтовку.
Тут мои товарищи беспокойно зашевелились. Я сделал вид, что ничего не замечаю, и продолжал:
– А дальше ты поступишь так. Само собой, никому не скажешь, что тебя взяли в плен. Скажешь, что твоего товарища убили, когда он заглянул через ограду, а тебе удалось спастись бегством под градом пуль. Скажешь, что, по-твоему, в тебя стреляли сверху, с донжона, – добавил я.
Мне вовсе не улыбается, чтобы Вильмен еще до нападения на Мальвиль заподозрил о существовании нашей землянки на холме у «Семи Буков».
– Не забудь об этом, это важно.
– Не забуду, – обещает Эрве.
– Ладно. А при первом же удобном случае ты с Морисом...
– Дальше можешь не объяснять, – прерывает Эрве.
– Последний вопрос, Эрве: как ты шел из ЛаРока?
– Проселком, конечно, – слегка удивился Эрве. – А разве есть другой путь?
Я не ответил. Ну вот и все. Больше нам говорить не о чем. Эрве ждет. Он обводит залу мягким, честным взглядом своих черных глаз. Бородка клинышком ему идет: так он солиднее и мужественнее. Он смотрит на нас, смотрит на Мену – он сразу догадался, что она расположена к нему, – на окна со средниками, на военные трофеи и огромный камин. Кадык на его шее ходит ходуном, и, хотя он крепится, я чувствую, что мальчуган – ведь он еще мальчуган – взволнован до глубины души. Он боится одного – потерять людей, которые приняли его в свою семью. Лишиться Мальвиля.
Я встаю.
– Ну, пора, Эрве.
Он поднялся, я подошел к нему и снова завязал ему глаза. Мы все проводили его до въездной башни, а оттуда уже вдвоем с Мейсонье довели до палисада и выпустили через опускную дверцу. К счастью, сраженный пулей, его спутник упал ближе к пропасти, и, когда Эрве на четвереньках прополз через лазейку, ему не пришлось пробираться слишком близко от мертвеца. Я протянул ему через дверцу винтовку, он встал во весь рост, помахал нам рукой, широко, по-детски улыбнулся. И крупно зашагал по дороге. Я глядел ему вслед через смотровое окошко.
– Возможно, мы потеряли одну винтовку, – шепнул мне на ухо Мейсонье.
Я посмотрел на него.
– А возможно, приобретем две.
А главное, двух бойцов. Потому что ружей у нас стало теперь восемь, считая винтовку убитого. Можно вооружить не только шестерых мужчин, но и Мьетту с Кати. А вот люди нам нужны позарез. Если Эрве с Морисом удастся бежать, у Вильмена останется всего четырнадцать бойцов. А нас в этом случае станет десятеро. В ружейной перестрелке от количества бойцов зависит ох как много...
Это я и изложил общему собранию, которое созвал во въездной башне сразу же после ухода Эрве, пока Жаке рыл могилу для убитого за оградой палисада, а Пейсу, спрятавшись в ста метрах от него у обочины дороги, охранял его с оружием в руках.
– Помни, Пейсу, – наставлял его Мейсонье, – укройся хорошенько. Чтобы ты видел всех, а тебя никто!
Мейсонье у нас главный эксперт. Вояка. Хоть он и коммунист, но прошел военную подготовку. Видно, считал, что лишние знания не помешают, откуда бы они ни шли. И вот собрание началось с того, что Мейсонье объяснил нам: винтовки образца 36-го года были на вооружении французской армии к началу второй мировой войны. Конечно, с той поры было изобретено кое-что похлеще, но и это не так уж плохо. А базуки, по словам Мейсонье, американцы начали выпускать в 1942 году. Дальнобойность 60 метров. Стенам Мальвиля опасность не грозит – они слишком толстые. Будь при этом Пейсу, он непременно бы добавил: «И сложены на известковом растворе». А известь, которой больше шести сотен лет, потверже камня.
– Зато палисад! – покачал головой Мейсонье. – И ворота внешнего двора! И подъемный мост во внутреннем...
Мы переглянулись. Я попытался придать своему голосу уверенность, хотя вовсе ее не испытывал.
– Ничего страшного, – решительно объявил я. – Палисадом мы, конечно, пожертвуем. Собственно говоря, он и построен-то ради маскировки, но он сыграет свою роль – задержит врага, ведь врагу придется его разрушить и тем самым выдать себя. Зато перед воротами въездной башни я предлагаю возвести защитную стену примерно в метр толщиной и метра три высотой. Чуть в стороне от моста, чтобы дать проход всаднику, ну а кроме того.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157