Будут видные ученые, Все очень заинтересованы вашим сообщением.
– Благодарю вас, господин профессор.
– Зовите меня Александр Григорьевич и, пожалуйста, держитесь без всякого смущения. Мы коллеги, и этим должны определяться наши отношения.
– Спасибо, Александр Григорьевич. Но, право, как-то неловко…
– Больше об этом ни слова. Где ваш реферат?
– Простите, Александр Григорьевич, это не реферат, а просто большая статья.
– Где она?
Циолковский достал из бокового кармана сюртука вдвое сложенную толстую тетрадь, расправил:
– Вот, извольте!
– «Теория аэростата»? Отлично! Я посмотрю. Мне ведь придется председательствовать… Вы оставите вашу работу?
– Да, конечно, Александр Григорьевич.
– Отлично-с! А теперь скажите, где вы остановились? Не оказать ли вам содействие?
– Я ведь жил три года в Москве и остановился у старой хозяйки. Там вполне прилично.
– Так-с. Хорошо. Тогда прошу ко мне обедать.
– Благодарствую, Александр Григорьевич, вы и так оказали мне большую честь. Благодарствую. И, признаться, я должен подготовиться к докладу.
– Это существенный предлог. Ну-с, так желаю вам успехов, господин Циолковский! В пятницу к шести часам мы вас ждем в Политехническом музее…
В пятницу днем Циолковский привез на извозчике в музей новую модель аэростата и попросил секретаря общества указать аудиторию, где ему предстояло докладывать,
Секретарь – степенный седой человек в черном сюртуке – провел его в большой светлый зал. На возвышении под портретом Ломоносова стоял стол, покрытый зеленым бархатом, и массивная кафедра, а внизу – десятка три кресел. За столом висела черная классная доска, и на подставке лежали мел и тряпка.
«Вот это хорошо, – подумал Циолковский, – я смогу начертить схемы». Положив модель дирижабля на шкаф, стоящий в углу, он поблагодарил секретаря общества и, сказав, что будет к шести, откланялся…
В зале сидели важные, убеленные сединами ученые. Константин Эдуардович, взглянув на них, растерялся и забыл, с чего следует начинать. Но Столетов, заметив его смущение, заговорил очень спокойно и добродушно:
– Господа! Прежде чем представить вам докладчика, я прошу позволения сказать несколько слов. Господин Циолковский занимает скромную должность уездного учителя в Боровске, но его реферат заслуживает всяческого уважения. Ознакомившись с его трудами, я позволю себе доложить вам, что господин Циолковский по своим знаниям мог быть учителем в любой гимназии и даже преподавать в университете. Его исследование об аэростате – это зрелый труд, полный смелых мыслей и новых идей, в чем вы сейчас убедитесь сами. Однако господин Циолковский, в силу сложившихся обстоятельств, не сумел получить специального образования. И если в своем докладе он не всегда будет следовать строго научной терминологии, я прошу вас, господа, не быть слишком строгими и проявить доброжелательность. А за сим позвольте представить вам, господа, нашего гостя Константина Эдуардовича Циолковского.
Ученые ободряюще захлопали. Циолковский поднялся на кафедру совсем успокоенный и, поправив очки, заговорил:
– Господа ученые! Я очень растроган и сердечно благодарю вас за то, что вы согласились выслушать меня. Я представляю себе, как все вы заняты и как дорога вам каждая минута времени, поэтому буду предельно краток.
В зале послышались приглушенные голоса одобрения, и это придало сил и уверенности Циолковскому.
– Вы прекрасно знаете, господа, что воздушный шар Монгольфье за свою столетнюю историю претерпел большие изменения. Из круглого и грушеобразного он сделался продолговатым, рыбоподобным. Такая форма более устойчива к сопротивлению воздушной среды. А главное, господа, сейчас проявляется тенденция к созданию аэростатов управляемых, способных сопротивляться стихии и преодолевать силу ветра. Полагаю, что вы отлично осведомлены о дирижаблях Жиффара, Дюпюи де Лома, братьев Тиссандье, Ренара и Кребса. Безусловно, вам известны работы в этом направлении наших соотечественников, профессора Менделеева и изобретателя Костовича.
Отдавая дань уважения названным изобретателям и исследователям, позволю себе высказать мысль, что главный недостаток перечисленных аэростатов состоит в ненадежности их оболочек. Матерчатая оболочка очень непрочна и недолговечна. Она не может долго сопротивляться силе ветров и не может быть абсолютно непроницаемой для газа.
Чтобы добиться серьезных успехов в воздухоплавании, надо экспериментировать, ставить опыты. Я разработал совершенно новую жесткую конструкцию оболочки управляемого аэростата. По моим убеждениям, она должна быть металлической.
– Металлической? – раздался удивленный старческий голос.
– Да, металлической! Ее необходимо делать из тонких листов железа, меди или другого ковкого металла.
Циолковский сошел с кафедры, достал со шкафа модель своего дирижабля и поднял ее над головой:
– Вот мой аэростат. Он сделан из тонких медных пластин. Огромное значение я придаю форме аэростата. Предлагаю конфигурацию, приближенную к форме быстроходных рыб. Такой аэростат сможет легче преодолевать сопротивление воздуха и ветра.
– Это разумно!
– Да, да, весьма! – послышались голоса.
Циолковский подошел к доске, взял мел и нарисовал воздушный шар с корзиной:
– Вот такую форму имел аэростат Монгольфье. Подобные аэростаты были легкой добычей ветров. Мы знаем, господа, что десятки аэронавтов, пускавшиеся в полет на воздушных шарах, погибли трагически. А вот взгляните, господа, – Циолковский быстро нарисовал головастую рыбу.
– Это кит? – спросил кто-то в первом ряду.
– Это аэростат Липпеха, строившийся в России еще в тысяча восемьсот двенадцатом году.
Ниже этого рисунка Циолковский нарисовал аэростат миндалеобразной формы, а внутри – груше подобный баллон.
– Это, господа, схема оболочки аэростата Дюпюи де Лома, вычерченная профессором Менделеевым. В центре оболочки, как вы видите, помещен баллон с газом. Он при полете может расширяться или сокращаться, а оболочка останется неизменной.
Циолковский сквозь очки взглянул в зал и, заметив, что его слушают с интересом, продолжал:
– Мысль о жесткой оболочке теперь занимает многих. Большое значение имеет также и ее геометрические очертания. Чертеж, сделанный профессором Менделеевым по им же проверенным расчетам дирижабля французского конструктора Дюпюи де Лома, предпочтительней многих других. Его миндалевидная форма будет более устойчива к сопротивлению воздушной среды. Однако матерчатая оболочка весьма ненадежна. При наполнении и сокращений газового баллона она может деформироваться, что поведет к катастрофе.
– Я предлагаю, господа, – повысил голос Циолковский, – создать аэростат цельнометаллический, на жестком каркасе, который будет более надежен и безопасен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166
– Благодарю вас, господин профессор.
– Зовите меня Александр Григорьевич и, пожалуйста, держитесь без всякого смущения. Мы коллеги, и этим должны определяться наши отношения.
– Спасибо, Александр Григорьевич. Но, право, как-то неловко…
– Больше об этом ни слова. Где ваш реферат?
– Простите, Александр Григорьевич, это не реферат, а просто большая статья.
– Где она?
Циолковский достал из бокового кармана сюртука вдвое сложенную толстую тетрадь, расправил:
– Вот, извольте!
– «Теория аэростата»? Отлично! Я посмотрю. Мне ведь придется председательствовать… Вы оставите вашу работу?
– Да, конечно, Александр Григорьевич.
– Отлично-с! А теперь скажите, где вы остановились? Не оказать ли вам содействие?
– Я ведь жил три года в Москве и остановился у старой хозяйки. Там вполне прилично.
– Так-с. Хорошо. Тогда прошу ко мне обедать.
– Благодарствую, Александр Григорьевич, вы и так оказали мне большую честь. Благодарствую. И, признаться, я должен подготовиться к докладу.
– Это существенный предлог. Ну-с, так желаю вам успехов, господин Циолковский! В пятницу к шести часам мы вас ждем в Политехническом музее…
В пятницу днем Циолковский привез на извозчике в музей новую модель аэростата и попросил секретаря общества указать аудиторию, где ему предстояло докладывать,
Секретарь – степенный седой человек в черном сюртуке – провел его в большой светлый зал. На возвышении под портретом Ломоносова стоял стол, покрытый зеленым бархатом, и массивная кафедра, а внизу – десятка три кресел. За столом висела черная классная доска, и на подставке лежали мел и тряпка.
«Вот это хорошо, – подумал Циолковский, – я смогу начертить схемы». Положив модель дирижабля на шкаф, стоящий в углу, он поблагодарил секретаря общества и, сказав, что будет к шести, откланялся…
В зале сидели важные, убеленные сединами ученые. Константин Эдуардович, взглянув на них, растерялся и забыл, с чего следует начинать. Но Столетов, заметив его смущение, заговорил очень спокойно и добродушно:
– Господа! Прежде чем представить вам докладчика, я прошу позволения сказать несколько слов. Господин Циолковский занимает скромную должность уездного учителя в Боровске, но его реферат заслуживает всяческого уважения. Ознакомившись с его трудами, я позволю себе доложить вам, что господин Циолковский по своим знаниям мог быть учителем в любой гимназии и даже преподавать в университете. Его исследование об аэростате – это зрелый труд, полный смелых мыслей и новых идей, в чем вы сейчас убедитесь сами. Однако господин Циолковский, в силу сложившихся обстоятельств, не сумел получить специального образования. И если в своем докладе он не всегда будет следовать строго научной терминологии, я прошу вас, господа, не быть слишком строгими и проявить доброжелательность. А за сим позвольте представить вам, господа, нашего гостя Константина Эдуардовича Циолковского.
Ученые ободряюще захлопали. Циолковский поднялся на кафедру совсем успокоенный и, поправив очки, заговорил:
– Господа ученые! Я очень растроган и сердечно благодарю вас за то, что вы согласились выслушать меня. Я представляю себе, как все вы заняты и как дорога вам каждая минута времени, поэтому буду предельно краток.
В зале послышались приглушенные голоса одобрения, и это придало сил и уверенности Циолковскому.
– Вы прекрасно знаете, господа, что воздушный шар Монгольфье за свою столетнюю историю претерпел большие изменения. Из круглого и грушеобразного он сделался продолговатым, рыбоподобным. Такая форма более устойчива к сопротивлению воздушной среды. А главное, господа, сейчас проявляется тенденция к созданию аэростатов управляемых, способных сопротивляться стихии и преодолевать силу ветра. Полагаю, что вы отлично осведомлены о дирижаблях Жиффара, Дюпюи де Лома, братьев Тиссандье, Ренара и Кребса. Безусловно, вам известны работы в этом направлении наших соотечественников, профессора Менделеева и изобретателя Костовича.
Отдавая дань уважения названным изобретателям и исследователям, позволю себе высказать мысль, что главный недостаток перечисленных аэростатов состоит в ненадежности их оболочек. Матерчатая оболочка очень непрочна и недолговечна. Она не может долго сопротивляться силе ветров и не может быть абсолютно непроницаемой для газа.
Чтобы добиться серьезных успехов в воздухоплавании, надо экспериментировать, ставить опыты. Я разработал совершенно новую жесткую конструкцию оболочки управляемого аэростата. По моим убеждениям, она должна быть металлической.
– Металлической? – раздался удивленный старческий голос.
– Да, металлической! Ее необходимо делать из тонких листов железа, меди или другого ковкого металла.
Циолковский сошел с кафедры, достал со шкафа модель своего дирижабля и поднял ее над головой:
– Вот мой аэростат. Он сделан из тонких медных пластин. Огромное значение я придаю форме аэростата. Предлагаю конфигурацию, приближенную к форме быстроходных рыб. Такой аэростат сможет легче преодолевать сопротивление воздуха и ветра.
– Это разумно!
– Да, да, весьма! – послышались голоса.
Циолковский подошел к доске, взял мел и нарисовал воздушный шар с корзиной:
– Вот такую форму имел аэростат Монгольфье. Подобные аэростаты были легкой добычей ветров. Мы знаем, господа, что десятки аэронавтов, пускавшиеся в полет на воздушных шарах, погибли трагически. А вот взгляните, господа, – Циолковский быстро нарисовал головастую рыбу.
– Это кит? – спросил кто-то в первом ряду.
– Это аэростат Липпеха, строившийся в России еще в тысяча восемьсот двенадцатом году.
Ниже этого рисунка Циолковский нарисовал аэростат миндалеобразной формы, а внутри – груше подобный баллон.
– Это, господа, схема оболочки аэростата Дюпюи де Лома, вычерченная профессором Менделеевым. В центре оболочки, как вы видите, помещен баллон с газом. Он при полете может расширяться или сокращаться, а оболочка останется неизменной.
Циолковский сквозь очки взглянул в зал и, заметив, что его слушают с интересом, продолжал:
– Мысль о жесткой оболочке теперь занимает многих. Большое значение имеет также и ее геометрические очертания. Чертеж, сделанный профессором Менделеевым по им же проверенным расчетам дирижабля французского конструктора Дюпюи де Лома, предпочтительней многих других. Его миндалевидная форма будет более устойчива к сопротивлению воздушной среды. Однако матерчатая оболочка весьма ненадежна. При наполнении и сокращений газового баллона она может деформироваться, что поведет к катастрофе.
– Я предлагаю, господа, – повысил голос Циолковский, – создать аэростат цельнометаллический, на жестком каркасе, который будет более надежен и безопасен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166