Змей быстро снизился, перепуганный котенок спрыгнул и опрометью бросился к дому.
Стрешнев взял змея и подошел к учителю.
– Все обошлось благополучно.
– Я очень рад. Благодарю вас… Впрочем, позвольте представиться: учитель уездного училища Циолковский.
– Рад познакомиться. Стрешнев, бывший учитель гимназии… Теперь, кажется, буду работать вместе с вами.
Циолковский сквозь очки удивленно посмотрел на высокого Стрешнева, на его гимназический вицмундир. Спросил сочувственно:
– Не по своей воле?
– Не по своей, – вздохнул Стрешнев.
Циолковский помолчал. Потом заглянул в голубые добрые глаза Стрешнева:
– Если у вас здесь никого нет, я рад быть вашим другом. Заходите запросто. Я живу близко. Вон видите, домик с громоотводом? Я всегда дома.
Стрешнев обрадованно улыбнулся:
– Я очень признателен вам. Непременно зайду. Непременно! – И он с благодарностью пожал худую, натруженную руку Циолковского.
Глава вторая
1
Получив письмо от Стрешнева, Лиза Осокина не сразу решилась ответить той депешей, которая привела его в состояние восторга.
Она много думала, вспоминая пережитое. Плакала, закрывшись в своей комнате, но никак не могла принять решения…
Ей вспомнилось, как однажды ночью на даче, когда она была еще подростком, вдруг налетела буря и разразилась сильная гроза. В доме никто не спал. Все забились в глухую переднюю, закрыли двери и там, при дрожащем свете свечи, просидели до утра.
Когда совсем рассвело, Лиза вместе с матерью вышла на балкон и увидела вывороченные бурей две огромные ели. А между ними стояла тоненькая белая березка, в остром изломе склонив к земле пышную зеленую крону. Лизе так стало жаль эту березку, что она заплакала и побежала в столовую, где завтракал отец.
– Папа! Папочка! Пожалуйста, позови садовника или лесника – буря сломала мою любимую березку.
Отец позвал садовника. Они вдвоем выпрямили березку, сделали опору, место излома замазали глиной, забинтовали. Казалось, все поверили, что березка оживет. Лиза была счастлива и, прыгая, весело напевала:
Во поле березонька стояла,
Во поле кудрявая стояла…
Но прошло несколько дней, и листья березки стали жухнуть, увядать. Пришел садовник, посмотрел и грустно покачал головой:
– Толку не будет, барин.
– Неужели она совсем погибнет? – со слезами в голосе спросила Лиза.
– Спилим вершину, – может, по весне и зазеленеет…
Лизе было так жаль березку, что она разревелась и стала проситься в город. Родители, боясь, чтоб у нее не сделалось нервного расстройства, переехали в Питер.
Лет через шесть Лизе снова случилось побывать в этих местах. Она вспомнила про свою березку и вошла на участок знакомой старой дачи. Тополя и липы теперь поднялись высоко и красовались могучие, пышные. А между ними стояло маленькое кургузое уродливое дерево с потемневшим стволом, с корявыми, бурыми ветвями, покрытыми редкой листвой.
«Неужели это та самая белая стройная березка?» – подумала Лиза, и ей стало не по себе…
Теперь, думая над письмами Сергея Стрешнева, она вспоминала эту историю и почувствовала себя такой же надломленной березкой. Ей казалось, что будущее не сулит ничего хорошего. Она закрывалась в своей комнате и целые дни проводила в уединении. Родители были вынуждены сказать в училище, что она больна…
Однажды, когда на душе у Лизы было особенно тяжело, она услышала за дверью голос матери:
– Лизонька! Слышишь ли? Ведь Сережу-то спасти можно… Ты бы сходила к адвокату Верховскому, у которого он уроки давал. Отец говорит, что у них в доме сенаторы бывают… Может, и замолвят словечко.
Лиза вспомнила, как мужественно поступил Сергей, когда на черной колеснице увидел Кибальчича. «Что же я размякла? А еще хотела стать подругой Кибальчича… Нет, так нельзя… Надо взять себя в руки…»
Как-то вечером Лиза, увидев, что мать в спальне одна, бросилась к ней, обняла, заплакала:
– Мамочка, родная! Мне трудно, я мучаюсь и не знаю, что делать.
– Ничего, касатка, ничего. Давай посоветуемся, поговорим. Ум хорошо, а два лучше. Может, чего и придумаем.
Лиза рассказала все, что до сих пор хранила в тайно. Рассказала о своей любви к Кибальчичу и о слове, данном Сергею.
– Я не знаю, мамочка, что делать. В моем положения остается одно – идти в монастырь.
– Полно, милая. Какие ты страсти говоришь. Чай, с Сергеем-то ты больше трех лет дружишь. Все вас считают женихом и невестой. А что другого полюбила – не беда. Мы не вольны в своих чувствах… Теперь уж что об этом толковать, коли человека нет в живых. Царствие ему небесное.
– Я должна остаться верной Николаю.
– Нет, голубушка, это негоже. Вдовы и те выходят замуж. А ты и видела-то его всего два или три раза. Нет, негоже! Всякий живущий на земле должен исполнить свой долг. Так в Священном писании сказано. Курицы и те цыплят выводят…
– Мамочка, не могу, не могу я.
– Да ведь ты говоришь, что сам Николай велел тебе выходить замуж за Сергея?
– Да… он писал мне…
– Так как же ты можешь не исполнить его волю, когда человека уже нет в живых?
– Не знаю… Я думала…
– И думать не моги иначе. Сергей – твоя судьба! Ежели освободился да устроился, и – рассуждать нечего. Где ты еще найдешь этакого человека? А уж я-то как бы была рада. Поехала бы к вам деток растить.
– Правда, мамочка? Ты бы приехала к нам?
– Вот отец на пенсию выйдет – вместе приедем.
– Ой, как бы хорошо было! – обрадовалась Лиза. – А Сергей славный! Я вначале думала, что он такой тихий, робкий – и вдруг…
– Да он золото у тебя! Золото, а не человек! Посылай ему депешу, что выезжаешь, – и делу конец! Мы с отцом – благословляем!
Лиза, радуясь и плача, поцеловала мать и стала составлять депешу.
2
Несколько придя в себя после этой радостной депеши, Стрешнев отправил Лизе доверенности на получение его вещей на квартире, жалованье в гимназии и вклада в казначействе, и теперь нетерпеливо дожидался ее приезда.
Дни тянулись медленно, тоскливо. Как-то после обеда, выйдя из трактира, Стрешнев увидел в небе бумажный змей, который запускали с площади мальчишки. Этот змей напомнил ему о застенчивом глуховатом Циолковском. «Надо бы навестить коллегу. Он так радушно предложил мне свою дружбу. Это человек весьма незаурядный. Пойду, познакомлюсь поближе».
Стрешнев миновал мост и скоро на спуске к реке увидел небольшой рубленый домик с громоотводом на крыше, утопавший в зелени тополей и лип. Калитка была открыта, и он вошел в зеленый двор. В глубине на веревке сушились пеленки, а справа под старой липой, на пружине, привязанной к толстому суку, висела люлька с младенцем. Около, за вязаньем, сидела пожилая женщина, видимо, нянька. На крыльцо чистила рыбу ядреная, рябоватая кухарка.
– Простите, можно видеть господина Циолковского?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166
Стрешнев взял змея и подошел к учителю.
– Все обошлось благополучно.
– Я очень рад. Благодарю вас… Впрочем, позвольте представиться: учитель уездного училища Циолковский.
– Рад познакомиться. Стрешнев, бывший учитель гимназии… Теперь, кажется, буду работать вместе с вами.
Циолковский сквозь очки удивленно посмотрел на высокого Стрешнева, на его гимназический вицмундир. Спросил сочувственно:
– Не по своей воле?
– Не по своей, – вздохнул Стрешнев.
Циолковский помолчал. Потом заглянул в голубые добрые глаза Стрешнева:
– Если у вас здесь никого нет, я рад быть вашим другом. Заходите запросто. Я живу близко. Вон видите, домик с громоотводом? Я всегда дома.
Стрешнев обрадованно улыбнулся:
– Я очень признателен вам. Непременно зайду. Непременно! – И он с благодарностью пожал худую, натруженную руку Циолковского.
Глава вторая
1
Получив письмо от Стрешнева, Лиза Осокина не сразу решилась ответить той депешей, которая привела его в состояние восторга.
Она много думала, вспоминая пережитое. Плакала, закрывшись в своей комнате, но никак не могла принять решения…
Ей вспомнилось, как однажды ночью на даче, когда она была еще подростком, вдруг налетела буря и разразилась сильная гроза. В доме никто не спал. Все забились в глухую переднюю, закрыли двери и там, при дрожащем свете свечи, просидели до утра.
Когда совсем рассвело, Лиза вместе с матерью вышла на балкон и увидела вывороченные бурей две огромные ели. А между ними стояла тоненькая белая березка, в остром изломе склонив к земле пышную зеленую крону. Лизе так стало жаль эту березку, что она заплакала и побежала в столовую, где завтракал отец.
– Папа! Папочка! Пожалуйста, позови садовника или лесника – буря сломала мою любимую березку.
Отец позвал садовника. Они вдвоем выпрямили березку, сделали опору, место излома замазали глиной, забинтовали. Казалось, все поверили, что березка оживет. Лиза была счастлива и, прыгая, весело напевала:
Во поле березонька стояла,
Во поле кудрявая стояла…
Но прошло несколько дней, и листья березки стали жухнуть, увядать. Пришел садовник, посмотрел и грустно покачал головой:
– Толку не будет, барин.
– Неужели она совсем погибнет? – со слезами в голосе спросила Лиза.
– Спилим вершину, – может, по весне и зазеленеет…
Лизе было так жаль березку, что она разревелась и стала проситься в город. Родители, боясь, чтоб у нее не сделалось нервного расстройства, переехали в Питер.
Лет через шесть Лизе снова случилось побывать в этих местах. Она вспомнила про свою березку и вошла на участок знакомой старой дачи. Тополя и липы теперь поднялись высоко и красовались могучие, пышные. А между ними стояло маленькое кургузое уродливое дерево с потемневшим стволом, с корявыми, бурыми ветвями, покрытыми редкой листвой.
«Неужели это та самая белая стройная березка?» – подумала Лиза, и ей стало не по себе…
Теперь, думая над письмами Сергея Стрешнева, она вспоминала эту историю и почувствовала себя такой же надломленной березкой. Ей казалось, что будущее не сулит ничего хорошего. Она закрывалась в своей комнате и целые дни проводила в уединении. Родители были вынуждены сказать в училище, что она больна…
Однажды, когда на душе у Лизы было особенно тяжело, она услышала за дверью голос матери:
– Лизонька! Слышишь ли? Ведь Сережу-то спасти можно… Ты бы сходила к адвокату Верховскому, у которого он уроки давал. Отец говорит, что у них в доме сенаторы бывают… Может, и замолвят словечко.
Лиза вспомнила, как мужественно поступил Сергей, когда на черной колеснице увидел Кибальчича. «Что же я размякла? А еще хотела стать подругой Кибальчича… Нет, так нельзя… Надо взять себя в руки…»
Как-то вечером Лиза, увидев, что мать в спальне одна, бросилась к ней, обняла, заплакала:
– Мамочка, родная! Мне трудно, я мучаюсь и не знаю, что делать.
– Ничего, касатка, ничего. Давай посоветуемся, поговорим. Ум хорошо, а два лучше. Может, чего и придумаем.
Лиза рассказала все, что до сих пор хранила в тайно. Рассказала о своей любви к Кибальчичу и о слове, данном Сергею.
– Я не знаю, мамочка, что делать. В моем положения остается одно – идти в монастырь.
– Полно, милая. Какие ты страсти говоришь. Чай, с Сергеем-то ты больше трех лет дружишь. Все вас считают женихом и невестой. А что другого полюбила – не беда. Мы не вольны в своих чувствах… Теперь уж что об этом толковать, коли человека нет в живых. Царствие ему небесное.
– Я должна остаться верной Николаю.
– Нет, голубушка, это негоже. Вдовы и те выходят замуж. А ты и видела-то его всего два или три раза. Нет, негоже! Всякий живущий на земле должен исполнить свой долг. Так в Священном писании сказано. Курицы и те цыплят выводят…
– Мамочка, не могу, не могу я.
– Да ведь ты говоришь, что сам Николай велел тебе выходить замуж за Сергея?
– Да… он писал мне…
– Так как же ты можешь не исполнить его волю, когда человека уже нет в живых?
– Не знаю… Я думала…
– И думать не моги иначе. Сергей – твоя судьба! Ежели освободился да устроился, и – рассуждать нечего. Где ты еще найдешь этакого человека? А уж я-то как бы была рада. Поехала бы к вам деток растить.
– Правда, мамочка? Ты бы приехала к нам?
– Вот отец на пенсию выйдет – вместе приедем.
– Ой, как бы хорошо было! – обрадовалась Лиза. – А Сергей славный! Я вначале думала, что он такой тихий, робкий – и вдруг…
– Да он золото у тебя! Золото, а не человек! Посылай ему депешу, что выезжаешь, – и делу конец! Мы с отцом – благословляем!
Лиза, радуясь и плача, поцеловала мать и стала составлять депешу.
2
Несколько придя в себя после этой радостной депеши, Стрешнев отправил Лизе доверенности на получение его вещей на квартире, жалованье в гимназии и вклада в казначействе, и теперь нетерпеливо дожидался ее приезда.
Дни тянулись медленно, тоскливо. Как-то после обеда, выйдя из трактира, Стрешнев увидел в небе бумажный змей, который запускали с площади мальчишки. Этот змей напомнил ему о застенчивом глуховатом Циолковском. «Надо бы навестить коллегу. Он так радушно предложил мне свою дружбу. Это человек весьма незаурядный. Пойду, познакомлюсь поближе».
Стрешнев миновал мост и скоро на спуске к реке увидел небольшой рубленый домик с громоотводом на крыше, утопавший в зелени тополей и лип. Калитка была открыта, и он вошел в зеленый двор. В глубине на веревке сушились пеленки, а справа под старой липой, на пружине, привязанной к толстому суку, висела люлька с младенцем. Около, за вязаньем, сидела пожилая женщина, видимо, нянька. На крыльцо чистила рыбу ядреная, рябоватая кухарка.
– Простите, можно видеть господина Циолковского?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166