Но стоило подойти ближе, как животное подняло на нас свои безумные глаза и стремительно бросилось прочь. Это была толстая, приземистая рыжая дворняга с хвостом крючком, наполовину чау-чау, наполовину бог знает что. Алике задумчиво посмотрела ей вслед, и я тогда еще подумал, что она тоже потеряла собаку, но не осмелился спросить.
Мы молча стояли, держась за руки, глядя на то, что осталось от университета.
Метамола, где мы так любили собираться с друзьями. Тусклое дневное солнце не могло нас согреть.
Настоящая картина войны: остатки стен, большие листы пластикового покрытия с крыш, разноцветные куски какого-то оборудования с разных этажей.
В луже грязной воды лицом вниз лежало распухшее тело мужчины, кожа побагровела, одежда была порвана и запеклась от крови и грязи. Но его мы не смогли опознать.
Сидевший напротив Лэнк хрипло рассмеялся:
— Ну, скажи что-нибудь, Ати!
Посмотрев на него, я вновь перевел взгляд на Александру Морено, на ком однажды я поклялся жениться, и протянул-ей руку: — Привет, Аликc.
Она ответила:
— Если бы я не знала, кто ты, то ни за что бы не догадалась. — Женщина пожала мне руку, ее пожатие все еще было крепким и дружеским, а пальцы теплыми. АЛИКС улыбалась, но я заметил, что по ее лицу пробежала и тут же исчезла тень. Выдвинув стул, она перевернула его задом наперед, уселась на него, верхом и положила руки на спинку. Я что-то не припомню, чтобы раньше моя подруга так садилась.
Мы болтали при тусклом свете керосиновых ламп, обсуждали внутреннее убранство и посетителей бара Дэви. Из разговора трудно было понять, кто мы то ли незнакомые, случайно встретившиеся люди, то ли старые друзья-приятели. Закрывая глаза и вновь их открывая, я сравнивал ту, давнишнюю Алике, какой я запомнил ее, и теперешнюю взрослую женщину. Она осталась по-прежнему юной и свежей, как двадцать лет назад, а ее кожа — такой же гладкой — я все еще хранил в памяти свои ощущения.
Чудесные, маленькие, гладкие руки приводили меня в восторг. По-моему, они не изменились. Женщина сидела таким образом, что глаза оставались в тени, и колышущиеся тени творили чудеса, создавая впечатление бездонных черных озер. Она, не отрываясь, смотрела на меня, большей частью на лицо.
Остальные отошли на задний план; Дэви и Лэнк, повернувшись друг к другу, увлеченно о чем-то разговаривали. Скорее всего, темой их беседы был я.
Марш, серьезно взявшийся за пиво, молча сидел, иногда посматривая на меня своими затуманенными, ястребиными глазами полицейского-сагота, и прислушивался к болтовне брата и хозяина бара.
Может, он тоже кое-что помнит. В вине полностью забыться нельзя, оно не дает полного забвения, а иногда даже помогает вспомнить давно забытое.
Кто знает, может, именно для этого его употребляют?
В темноте виднелись зубы Алике, почти, но всетаки не совсем белые, поблескивающие от влаги, рот был приоткрыт в полуулыбке, будто она погрузилась в сладкие мечты.
Положив подбородок на сложенные на спинке стула руки, женщина, глядя мне в глаза, говорила:
— Когда ты уехал, я долго не знала, что делать. — Улыбка стала шире, но я ощутил горечь и злобу, исходившую от нее. — Думаю, что я чувствовала себя совсем потерянной, покинутой душой. Никак не могла представить, что буду так сильно переживать. Я очень скучала по тебе.
Я придвинулся к ней ближе, пытаясь уловить, скрытый смысл в ее словах, и не смог:
— Мы говорили об этом, ведь так? Я тоже по тебе скучал.
Сам не знаю, говорил ли я правду в тот момент или нет. Может, и нет. Я думал о ней короткими ночами на ранних ступенях обучения, сожалея, что Алике не лежит со мной рядом в постели, мечтал вновь заняться с ней любовью, пойти вместе в лес, поговорить на серьезную тему. Однако воспоминания и горечь утраты быстро изгладились из памяти, стрессы и нечеловеческое напряжение тренировок в легионах спагов изгнали из меня бесов. Во мне умерла тоска по дому, а вот другие, мои вновь приобретенные друзья, умирали сами, не выдерживая нагрузок.
А потом появилась Марни, сменившаяся вереницей других наложниц. Нет, вообще-то я не лгал: я так и не смог забыть ее.
Алике продолжала:
— Этого недостаточно. Поразмыслив, я решила жить разумом, а не сердцем. Я не хотела, чтобы ты чувствовал себя виноватым, Ати.
Я смог только кивнуть: — Я знаю и ценю тебя за это.
Она бросила на меня взгляд, который я расценил как изумленный.
— Ты женат? — И стрельнула глазами на руки, затем посмотрела на лицо.
Я отрицательно покачал головой: — Нам запрещено жениться.
Полуулыбка исчезла с лица женщины: — Никогда?
Недоуменно пожав плечами, я произнес:
— Когда-нибудь я выйду в отставку, если мне удастся выжить и если мне захочется это сделать. Старые солдаты так и умирают холостяками, да и ни к чему им семья. — Мне на память пришло лицо старого отставника-наемника, которого я встретил в космопорте по возвращении на Землю. Он подписал контракт на короткий срок и все равно связал свою жизнь с армией. Интересно, каким я буду через десять-двадцать лет?
Алике больше не улыбалась и не смотрела на меня. Ее неподвижный взгляд, устремленный на мои громадные ручищи, словно оценивал их. Да, есть на что посмотреть — большие, сильные пальцы, с красными, припухшими суставами, не похожие на руки душителя. Такими пальчиками, как у меня, скорее, отрывают руки, ноги и головы.
Память услужливо подсказала воспоминание — небольшое, около метра, хитиновое создание, жучок мужского рода, размахивающий своей сабелькой. Я отобрал смешное оружие, согнул его одной рукой, а другой немного потряс пленника. Он попытался укусить меня, а я, оторвав ему руки, бросил его на землю и ушел, слыша негромкие шипящие звуки — мой противник свернулся в клубок, из раны лилась темно-серая субстанция.
Алике вернула меня к действительности:
— А я некоторое время была замужем. — Она теперь вновь посмотрела на меня, и в карих глазахозерах не видел я страха, скорее, сожаление или даже извинение.
— Я так и думал, Алике. Мы ведь понимали что я уезжаю навсегда. Так что ждать было бесполезно. — Меня мучили воспоминания о боли в сердце, когда я ей говорил это во время нашей последней ночи.
Это произошло так давно, что мне казалось, будто не мои губы, а губы какого-то другого парня, мужчины, которого я хорошо знал, их произносили. Им мог быть Дэви или Марш, держащие в объятиях ее влажное тело так, как я сжимал его после ночи любви.
Женщина горько проговорила:
— Я ждала два года, Ати. — И вновь эта полуулыбка на губах. — Наверно, я думала, что ты вылетишь из своей военной школы, не выдержав нагрузок, и вернешься ко мне. И ждала до тех пор, пока не узнала, что ты отправлен на Альфу-Центавра.
Ах, я помню и никогда не смогу выбросить из памяти смертоносные джунгли этой планеты и своих друзей, навсегда оставшихся лежать в ее земле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
Мы молча стояли, держась за руки, глядя на то, что осталось от университета.
Метамола, где мы так любили собираться с друзьями. Тусклое дневное солнце не могло нас согреть.
Настоящая картина войны: остатки стен, большие листы пластикового покрытия с крыш, разноцветные куски какого-то оборудования с разных этажей.
В луже грязной воды лицом вниз лежало распухшее тело мужчины, кожа побагровела, одежда была порвана и запеклась от крови и грязи. Но его мы не смогли опознать.
Сидевший напротив Лэнк хрипло рассмеялся:
— Ну, скажи что-нибудь, Ати!
Посмотрев на него, я вновь перевел взгляд на Александру Морено, на ком однажды я поклялся жениться, и протянул-ей руку: — Привет, Аликc.
Она ответила:
— Если бы я не знала, кто ты, то ни за что бы не догадалась. — Женщина пожала мне руку, ее пожатие все еще было крепким и дружеским, а пальцы теплыми. АЛИКС улыбалась, но я заметил, что по ее лицу пробежала и тут же исчезла тень. Выдвинув стул, она перевернула его задом наперед, уселась на него, верхом и положила руки на спинку. Я что-то не припомню, чтобы раньше моя подруга так садилась.
Мы болтали при тусклом свете керосиновых ламп, обсуждали внутреннее убранство и посетителей бара Дэви. Из разговора трудно было понять, кто мы то ли незнакомые, случайно встретившиеся люди, то ли старые друзья-приятели. Закрывая глаза и вновь их открывая, я сравнивал ту, давнишнюю Алике, какой я запомнил ее, и теперешнюю взрослую женщину. Она осталась по-прежнему юной и свежей, как двадцать лет назад, а ее кожа — такой же гладкой — я все еще хранил в памяти свои ощущения.
Чудесные, маленькие, гладкие руки приводили меня в восторг. По-моему, они не изменились. Женщина сидела таким образом, что глаза оставались в тени, и колышущиеся тени творили чудеса, создавая впечатление бездонных черных озер. Она, не отрываясь, смотрела на меня, большей частью на лицо.
Остальные отошли на задний план; Дэви и Лэнк, повернувшись друг к другу, увлеченно о чем-то разговаривали. Скорее всего, темой их беседы был я.
Марш, серьезно взявшийся за пиво, молча сидел, иногда посматривая на меня своими затуманенными, ястребиными глазами полицейского-сагота, и прислушивался к болтовне брата и хозяина бара.
Может, он тоже кое-что помнит. В вине полностью забыться нельзя, оно не дает полного забвения, а иногда даже помогает вспомнить давно забытое.
Кто знает, может, именно для этого его употребляют?
В темноте виднелись зубы Алике, почти, но всетаки не совсем белые, поблескивающие от влаги, рот был приоткрыт в полуулыбке, будто она погрузилась в сладкие мечты.
Положив подбородок на сложенные на спинке стула руки, женщина, глядя мне в глаза, говорила:
— Когда ты уехал, я долго не знала, что делать. — Улыбка стала шире, но я ощутил горечь и злобу, исходившую от нее. — Думаю, что я чувствовала себя совсем потерянной, покинутой душой. Никак не могла представить, что буду так сильно переживать. Я очень скучала по тебе.
Я придвинулся к ней ближе, пытаясь уловить, скрытый смысл в ее словах, и не смог:
— Мы говорили об этом, ведь так? Я тоже по тебе скучал.
Сам не знаю, говорил ли я правду в тот момент или нет. Может, и нет. Я думал о ней короткими ночами на ранних ступенях обучения, сожалея, что Алике не лежит со мной рядом в постели, мечтал вновь заняться с ней любовью, пойти вместе в лес, поговорить на серьезную тему. Однако воспоминания и горечь утраты быстро изгладились из памяти, стрессы и нечеловеческое напряжение тренировок в легионах спагов изгнали из меня бесов. Во мне умерла тоска по дому, а вот другие, мои вновь приобретенные друзья, умирали сами, не выдерживая нагрузок.
А потом появилась Марни, сменившаяся вереницей других наложниц. Нет, вообще-то я не лгал: я так и не смог забыть ее.
Алике продолжала:
— Этого недостаточно. Поразмыслив, я решила жить разумом, а не сердцем. Я не хотела, чтобы ты чувствовал себя виноватым, Ати.
Я смог только кивнуть: — Я знаю и ценю тебя за это.
Она бросила на меня взгляд, который я расценил как изумленный.
— Ты женат? — И стрельнула глазами на руки, затем посмотрела на лицо.
Я отрицательно покачал головой: — Нам запрещено жениться.
Полуулыбка исчезла с лица женщины: — Никогда?
Недоуменно пожав плечами, я произнес:
— Когда-нибудь я выйду в отставку, если мне удастся выжить и если мне захочется это сделать. Старые солдаты так и умирают холостяками, да и ни к чему им семья. — Мне на память пришло лицо старого отставника-наемника, которого я встретил в космопорте по возвращении на Землю. Он подписал контракт на короткий срок и все равно связал свою жизнь с армией. Интересно, каким я буду через десять-двадцать лет?
Алике больше не улыбалась и не смотрела на меня. Ее неподвижный взгляд, устремленный на мои громадные ручищи, словно оценивал их. Да, есть на что посмотреть — большие, сильные пальцы, с красными, припухшими суставами, не похожие на руки душителя. Такими пальчиками, как у меня, скорее, отрывают руки, ноги и головы.
Память услужливо подсказала воспоминание — небольшое, около метра, хитиновое создание, жучок мужского рода, размахивающий своей сабелькой. Я отобрал смешное оружие, согнул его одной рукой, а другой немного потряс пленника. Он попытался укусить меня, а я, оторвав ему руки, бросил его на землю и ушел, слыша негромкие шипящие звуки — мой противник свернулся в клубок, из раны лилась темно-серая субстанция.
Алике вернула меня к действительности:
— А я некоторое время была замужем. — Она теперь вновь посмотрела на меня, и в карих глазахозерах не видел я страха, скорее, сожаление или даже извинение.
— Я так и думал, Алике. Мы ведь понимали что я уезжаю навсегда. Так что ждать было бесполезно. — Меня мучили воспоминания о боли в сердце, когда я ей говорил это во время нашей последней ночи.
Это произошло так давно, что мне казалось, будто не мои губы, а губы какого-то другого парня, мужчины, которого я хорошо знал, их произносили. Им мог быть Дэви или Марш, держащие в объятиях ее влажное тело так, как я сжимал его после ночи любви.
Женщина горько проговорила:
— Я ждала два года, Ати. — И вновь эта полуулыбка на губах. — Наверно, я думала, что ты вылетишь из своей военной школы, не выдержав нагрузок, и вернешься ко мне. И ждала до тех пор, пока не узнала, что ты отправлен на Альфу-Центавра.
Ах, я помню и никогда не смогу выбросить из памяти смертоносные джунгли этой планеты и своих друзей, навсегда оставшихся лежать в ее земле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101