— Вы интересный противник, друг мой. Ваши атаки напоминают мне тактику бронетанковых войск Израиля в Войне Возмездия. Буря и натиск, мгновенные удары в самые уязвимые точки противника. Правда, войска Последнего Союза более чем в три раза превосходили израильтян численностью, что, как видите, моей армии не грозит — по крайней мере, в этой партии. Боюсь, что положение у меня достаточно неприятное. — Он вновь протянулрукукбородке, но на полпути остановил ее, словно пораженный неожиданно открывшимся ему путем к спасению. — Полагаю, хуже от этого мне уже не станет. Вам шах.
Последний оставшийся в живых офицер белых стремительным броском переместился в центр вражеской позиции и угрожающе занес саблю над головой черного короля. В этом не было бы ровным счетом ничего страшного, если бы не одна мелочь — уводя короля, де Тарди неизбежно открывал для удара второго коня. Атака на монарха белых теряла характер блицкрига, хотя общая расстановка сил на доске принципиально не изменялась.
— А мне, Ваше Величество, — посмеиваясь, проговорил де Тарди, — наша игра отчасти напоминает события, описанные в “Песни о Роланде”, только на этот раз в роли Боабдила почему-то выступаю я. Ваш храбрый Роланд проживет не дольше двух ходов.
— Вы уже говорили это про моего короля, — напомнил ас-Сабах. — И, кроме того, вы помните, чем упомянутая вами кампания окончилась для Боабдила?
Он подождал, пока консул уберет своего короля под защиту панцирных пехотинцев и грозной боевой башни. И двинул вперед пешку.
— Ага, — де Тарди побарабанил пальцами по вырезанной из розового мрамора доске, — проходная пешка… Но вы же понимаете, я не могу позволить ей дойти до последнего рубежа обороны. Мне придется… — Он протянул руку к остававшемуся под ударом белых коню, почти коснувшись его искусно вырезанной гривы. И замер. — Скверно, скверно, — пробормотал Морван де Тарди. — Очень скверно. Вы давно готовили эту ловушку, Ваше Величество?
— С самого начала, — признался довольный ас-Сабах. — И даже раньше. С тех пор как вы признались, что любите многоуровневые комбинации.
— А вы сказали, что вам импонирует агрессивная манера игры моего босса. И я имел наивность поверить вам…
— Вы хотите сказать, что я вас обманул? Но я вовсе так не считаю. Вурм действительно играет очень быстро и мощно, и мне это нравится. Во всяком случае, мне проще выигрывать у него, чем у вас. Но сам я также предпочитаю более тонкий стиль игры.
— Прекрасно, — де Тарди уже вполне оправился от полученного удара, — в таком случае мне остается лишь пойти вам навстречу.
Он увел коня с линии атаки офицера белых, и ас-Сабах получил возможность беспрепятственно превратить проходную пешку в ферзя. Операция, которую он холил и лелеял в течение предыдущих двадцати ходов, завершилась. У черных по-прежнему оставалось преимущество в боевой силе, но находящаяся у них в тылу мощная фигура белой королевы делала этот перевес несущественным.
— Позвольте выразить вам мое восхищение, Ваше Величество. — Консул вежливо склонил голову. — Это был великолепный маневр. Какая все же прекрасная, благородная игра — шахматы! В реальной жизни подобная комбинация непременно означала бы крушение чьих-то судеб, неисчислимые бедствия для проигравшей стороны, vae victis1 (Горе побежденным (лат.)), как выражались римляне. А мы с вами просто перевернем доску и начнем новую партию.
— В жизни, разумеется, все куда грубее, — согласился ас-Сабах. — Но кто мы, как не фигурки на доске мироздания, и кто, как не Аллах, передвигает нас, играя в бесконечную и непостижимую игру?
Де Тарди внимательно посмотрел на него.
— Когда я думаю, сколь глубока пропасть, лежащая между нашими расами, меня охватывает священный трепет. Фатализм Востока и мятежный дух Запада, вера в предопределение и стремление вершить судьбы мира, повиновение и воля к власти… Различия огромны, и менталитет нордической расы всегда будет противостоять мистической созерцательности азиатских рас. Но в данном случае я почти готов с вами согласиться. Большинство из нас — действительно лишь фигурки на шахматной доске, и лишь очень немногие могут быть признаны игроками.
— Каждому из нас случалось бывать и игроком, и фигуркой, — заметил Тамим. — Но, если вам не нравится чувствовать себя пешкой в руках Аллаха, можете вспомнить о роке, судьбе или предопределении.
Де Тарди ответил не сразу, словно бы давая ас-Сабаху довести свою мысль до конца. Однако Тамим не собирался говорить много. Он предполагал, что у консула есть некая информация, которой тот хотел бы с ним поделиться, и с едва скрываемым нетерпением ожидал, когда это произойдет.
— Помните, Ваше Величество, мы говорили сегодня о бойцах, охранявших Брата Проповедника? Гвардейцы Белого Возрождения — весьма поучительный пример того, чего можно добиться от слабого человеческого существа, действуя правильными евгеническими методами. Возьмите мальчика, рожденного в хорошей семье, с безупречной генетической картой. Удалите инстинкт самосохранения, замените его сверхтренированными физическими реакциями и воинской этикой в духе американизированного кодекса “Бусидо”, добавьте строгое религиозное воспитание, дополненное превосходным техническим образованием, — и вот перед вами великолепная человеческая машина, идеальный материал для манипуляций. Чем не пешки в руках того, кто считает себя игроком! Конечно, вы можете возразить, что гвардейцы — это крайность… — Консул коснулся одиноко стоявшей фигуры короля белых. — Но человек, придумавший гвардию Белого Возрождения, планировал внедрить подобную систему воспитания в общенациональном масштабе. А впоследствии, вероятно, и во всем мире.
Ас-Сабах вспомнил огромные белесые глаза плавающего в зеленой жидкости аксолотля, и его замутило.
— Говорят, в юности он много занимался нейролингвисти-ческим программированием. Он никогда не сомневался в том, что любой человек при правильном подходе превратится в послушную, абсолютно управляемую куклу. Он всего лишь хотел упростить эту задачу для будущих поколений манипуляторов.
— Но этот человек мертв, — медленно произнес ас-Сабах. — И многое из того, что он хотел бы воплотить в жизнь, умерло вместе с ним.
Вот сейчас, подумал он, чувствуя, как превращаются в камень мышцы живота. Если де Тарди действительно хочет что-то сообщить королю, он сделает это сейчас.
Тамим уже не сомневался в том, что консул Евросоюза с самого начала искал возможность поговорить с ним наедине. Наверное, это было чертовски трудно сделать, не нарушая дипломатического протокола, раз де Тарди открытым текстом намекнул королю на свою любовь к шахматам. А ведь шахматистом он оказался далеко не блестящим…
— Многое, но не все, Ваше Величество.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134