Это и был Тонг Хао Лян — водяной король Юго-Восточной Азии, глава мощной триады с очень нехорошей репутацией, официально носившей название “Братство Зеленого Дракона”, а по-простому называвшейся “Мальчики Тонга”, полукитаец, полукореец, выпускник Лондонской школы экономики, убийца, на личном счету которого было как минимум двенадцать трупов. Продавец Дождя.
Тонг соскочил с последней ступеньки, упал на песок, подпрыгнул, как резиновый мячик, и, смешно переставляя коротенькие кривые ножки, потрусил по направлению к бункеру. За ним из брюха катера, словно тараканы из Ноева ковчега, посыпались затянутые в скользкие черные гидрокостюмы телохранители. Все они, кроме одного — видимо, старшего группы, — были в отвратительных тигровых масках, вживленных в кожу. Ки-Брасу случалось видеть таких уродов — в Азии звериной транспластикой никого не удивишь. Встречались и женщины-кошки, и мужчины-слоны, щеголявшие уныло обвисшими хоботами. Впрочем, отряд двуногих тигров Тонга производил несравненно более сильное впечатление.
Слепящий луч упал на Джеймса и больше уже не отпускал. Чувствуя у себя между лопаток рубиновую точку лазерного прицела, Ки-Брас энергичной походкой подошел к черным костюмам и помахал рукой Тонгу.
— Привет, дружище! — напрягая связки, закричал он. — Ты, кажется, немного занят сегодня?
Тонг расплылся в улыбке — классической широкой улыбке китайского торговца. Его узенькие глазки были почти не видны под набрякшими темными веками. Он протянул руки навстречу Джеймсу.
— Здравствуй, Джимми, старая перечница! — воскликнул он с тем неподражаемым акцентом лондонского кокни, который даже Джеймсу, выросшему вдалеке от метрополии, казался непостижимым диалектом избранных. — Все-таки выбрался, не пожалел времени! Молодец, Джимми-бой, уверяю тебя, внакладе ты не останешься.
Они обнялись, старательно скрывая свое отвращение. Продавец Дождя был вовсе не таким мягким, каким казался с виду: под тонкой шелковой тканью переливалась упругая ртуть. И им владел страх — Ки-Брас понял это, похлопав Тонга по спине. Когда-то один из учителей Джеймса, врач-индус, заставлял его распознавать эмоции по пульсу на руке, по рукопожатию, по неконтролируемому напряжению мышц. Полезная наука: сейчас плечевые и спинные мышцы Тонга стали невольными предателями, выдавшими тайный страх своего хозяина. Сам Джеймс старался излучать спокойную доброжелательность — на тот случай, если его визави тоже знаком с языком тела.
— Пойдем в бункер, Джимми, — сказал Тонг, отстраняясь. — Я проголодался, мотаясь по этому острову. Подумай, Джимми, какая несправедливость — это мой остров, до последнего ка-'мушка, и нигде, да, нигде не нашлось даже горсточки риса для несчастного, продрогшего, умирающего от голода старого торговца!
— Пойдем, Тонг, надеюсь, что в твоем бункере найдется горсточка риса и для меня, жалкого, презираемого всеми белого демона.
Продавец Дождя весело расхохотался. Иногда он испытывал Джеймса, начиная разговаривать с ним в манере какого-нибудь персонажа старинного китайского романа, и очень радовался, когда Ки-Брас узнавал произведение и отвечал ему в том же стиле.
Горсточка риса в бункере нашлась. Еще там нашлась свинина в кисло-сладком соусе, утка по-пекински, разнообразные салаты и корейский суп-кук. Все это было сервировано на антикварного вида круглом столе с инкрустированной перламутром мандалой посередине. Прямо в центре мандалы горделиво возвышался хрустальный сосуд с чистейшей водой. Литра два, прикинул Джеймс, стоит больше, чем бутылочка тридцатилетнего шампанского “Дон Периньон”. Зато никаких сомнений в качестве — Бриллиантовая Марка, высшая степень безопасности. Даже в Лондоне позволяешь себе такую роскошь пару раз в год — в “Хэрродс” Бриллиантовая Марка продается в шестиугольных коробках, выложенных изнутри черным бархатом, а специальная подсветка заставляет воду блестеть поистине алмазным вы-сверком. Продавец Дождя, судя по всему, хлещет драгоценную жидкость каждый день, не считая глотки, — впрочем, странно ожидать другого от человека, контролирующего добрую половину опреснителей региона.
— Садитесь, господа, — Тонг указал Джеймсу и Ли на расшитые золотом подушки, — прошу простить за скудное утощение, бедному Тонгу просто нечего предложить вам сегодня. А вы, — махнул он рукой тигровым маскам, — оставьте нас и никого сюда не допускайте.
Старший охраны, высокий скандинав с собранными на затылке в пучок волосами, недовольно покосился на Ки-Браса, но спорить не стал. Мягко щелкнула белая овальная дверь, свет в комнате стал приглушенным, из забранных серебряными решетками отверстий в полу заструился аромат благовоний. Джеймс, поколебавшись секунду, сел так, что дверь оказалась у него по правую руку. Тонг уселся напротив, доктор Амадеус Ли выбрал позицию лицом к двери.
— Не стесняйтесь, господа. Не желаете ли воды?
Не дожидаясь очевидного ответа, Тонг лично наполнил бокалы Джеймса и Ли. Такая любезность, несомненно, свидетельствовавшая о важности предстоящего разговора, лишний раз убедила Ки-Браса в том, что новости, которые он услышит, относятся к разряду очень неприятных.
— Я полагаю, Джимми-бой не обидится, если недостойный торговец позволит себе нарушить традицию и не станет расспрашивать своего горячо любимого друга о его здоровье, здоровье его уважаемых родственников и его высокочтимой королевы? Одним словом, обойдемся без формальностей, тем более что я ощущаю острую нехватку времени.
— Дружище, — сказал Джеймс, — у меня тоже довольно плотный график. Как, по-твоему, сколько времени уйдет на то, чтобы ввести меня в курс дела?
Тонг довольно захохотал, и Ки-Брас понял, что допустил какую-то ошибку — возможно, не следовало давать собеседнику понять, что он готов поторопиться. Черт бы побрал все эти китайские церемонии, подумал Джеймс, сам профессор Донелли не понял бы, в какой момент с тобой говорят серьезно, а в какой начинают издеваться.
— Ты и так в курсе, Джимми-бой, с того момента, когда увидел мой мячик. У этой истории три части — вводная, которую тебе расскажет Ли, страшная, которую расскажу я, и последняя, о которой я ничего не знаю, потому что ее предстоит рассказать тебе. Чтобы тебе все было понятно, вспомни гексаграмму “ГЭ”.
— Речь трижды коснется смены — и лишь тогда к ней будет доверие, — процитировал Джеймс, у которого гексаграмма “ГЭ” с сегодняшнего утра вызывала недобрые чувства. — Принято с одним условием: прежде чем начинать что-либо рассказывать, объясни мне, как ты трактуешь понятие “смена”.
— Мой друг, — сказал Тонг торжественно, — белые варвары бывают исключительно глупы. И Цзин — таинственная книга, полная скрытого смысла, но не надо искать загадки там, где их нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134