За обманчиво прозрачной броней прятался тот, кто убил Бронислава Янечкова, — безымянный, недосягаемый, отвратительный, как паук. Дана была умной девочкой. Она понимала, что в жизни, в отличие от голливудских фильмов, зло чаще всего остается безнаказанным, и отдавала себе отчет в том, что тринадцатилетний подросток не может отомстить взрослому полицейскому. Но она была очень упряма и к тому же очень любила своего отца.
Она вспоминала его каждый раз, когда садилась за руль. Эластичная, подрагивавшая под пальцами навигационная консоль “Лексуса” была совсем не похожа на неуклюжее, обтянутое шершавой тканью рулевое колесо “Регула”, но прикосновение к ней все равно воскрешало маленькую девочку, замирающую от радости и страха рядом с великаном-отцом в кабине гигантского грузовика. Сейчас это чувство было особенно сильным — может быть, после ревитализации. Странное ощущение — будто в одном теле одновременно живут восторженная десятилетняя девочка, страстная шестнадцатилетняя девушка и опытная тридцатидвухлетняя женщина. Жизнь казалась нереальной, словно три видеоматрицы наложились одна на другую, образовав прихотливую фантастическую картину. Да, сказал ворчливый внутренний голос, смотри, как бы в ближайшее время к этой троице не присоединилась бодренькая старушенция… Дана усмехнулась и крепче сжала мягкое, словно живая плоть, полукружие навигационной консоли.
“Private property! No trespassing!”1 (“Частное владение! Проезд запрещен!” (англ.).— предупреждала табличка у съезда на отливающую серебристым металлом дорогу к поместью Фробифишера. Дана свернула с хайвея, притормозилау широкой черной полосы, пересекавшей дорогу, и нажала кнопку на скриммере. Дождавшись, пока замигает рубиновая лампочка опознавательной системы “свой — чужой”, она снова утопила педаль газа. Дом в Мэне сохранял все черты новоанглийского особняка девятнадцатого века, поскольку Фробифишер не любил бросающихся в глаза технологических изысков, хотя вовсе отказываться от них не собирался.
В мертвенном свете галогеновых фонарей “Лексуса” плясали высоченные, словно выкованные из темного металла сосны. Дорога ныряла в лес, как змея в черный пруд, и огромные тени переплетались на ее серебристой шкуре. Дана опустила боковое стекло, и в салон ворвался густой аромат хвои — здешний воздух хотелось пить.
Минут через пятнадцать за стеной деревьев заблестели огоньки, и вскоре Дана сбросила скорость перед массивными чугунными воротами. Раньше их, вероятно, открывали привратники, но теперь достаточно было импульса скриммера. В доме горел свет — на первом этаже, в гостиной, и наверху, в башенке библиотеки. “Роберт, наверное, уже здесь, — подумала Дана, — четко я его вычислила, умница”.
Но оказалось, что не такая уж она и умница, потому что в гостиной за длинным дубовым столом, на котором наличествовали только початая бутылка виски и нож для колки льда, сидел с бокалом в руке вовсе не Фробифишер, а специалист по связям с общественностью Фил Карпентер. Когда Дана вбежала в комнату, он поднял голову и наградил ее выразительным взглядом удивленного спаниеля.
— Привет, Фил, — Дана помахала ему рукой, стараясь выглядеть дружелюбной. — Решили спрятаться? Я вам звонила весь вечер, вы что здесь, мальчишник устраиваете?
— Здравствуй, Дана. — Карпентер поставил бокал на стол-и захлопнул книгу, которая лежала у него на коленях. Невысокий, аккуратный, словно только что сошедший с глянцевой страницы рекламного каталога Альгари или Хьюго Босс, сорокалетний мальчик на побегушках. Светлые, уложенные в модную прическу волосы, холодноватые серые глаза. — Не ожидал тебя увидеть. Ты же вроде бы должна провести эту ночь с доком Голд-блюмом?
— А ты забыл, что меня называют “быстрая Дана”? У Роберта завтра полно дел, если я буду разлеживаться по клиникам, мы ничего не успеем.
— Дана, — голос Карпентера звучал как-то подозрительно мягко, — разве Роберт давал тебе какие-либо указания относительно того, где тебе следует быть сегодня вечером? И предупреждал ли он тебя, что завтра ты ему понадобишься?
— Фил, какого черта! — Она вдруг отчетливо поняла, что на этот раз Фробифишер действительно не давал ей никаких инструкций, ограничившись стандартным пожеланием оборачиваться побыстрее и не слишком транжирить его деньги. — Мне и не нужны никакие указания, все его встречи и переговоры у меня вот здесь, — она постучала себя по лбу. — Я сама его расписание, и когда он пропадает вот так внезапно, не поставив в известность даже личную охрану…
— То, очевидно, у него есть довольно веские причины так поступать, — перебил ее Карпентер. — Послушай, Дана, ты выглядишь ужасно усталой. Не хочется тебя выгонять, но я-то знаю, что ты недолюбливаешь этот дом с привидениями. Что, если я попрошу Сэма отвезти тебя в Бангор и оплачу тебе номер в отеле? Отдохнешь, отоспишься… В конце концов, у тебя был трудный день, ты заслужила по крайней мере одну спокойную ночь.
Очень подозрительно. Фил никогда не испытывал к ней нежных чувств; порой Дана даже подозревала, что он ревнует к ней Роберта. С чего бы это он решил позаботиться о ее отдыхе?
— Что случилось, Фил? — требовательно спросила Дана. — Постарайся, пожалуйста, обойтись без трогательных подробностей тяжелой жизни Даны Янечковой — роль доброго дядюшки тебе не слишком к лицу. У Роберта неприятности?
Карпентер выглядел оскорбленным. Его обычно невыразительное лицо искривила недовольная гримаса.
— Я не давал тебе поводов обвинять меня в лицемерии, Дана. Я искренне желаю тебе добра. С другой стороны, твое беспокойство за Роберта похвально. Уверяю тебя, с ним все чудесно. Просто босс решил немного отдохнуть… от всех нас.
Дана невольно улыбнулась. Единственной известной ей страстью Фробифишера была рыбалка. Что ж, в таком случае он сейчас где-нибудь в Орегоне, стоит по колено в ручье и ведет поединок с серебристой форелью. Жертвоприношение откладывается, и она, пожалуй, этому только рада. Тело ноет так, что впору наесться валиума и заснуть как минимум на восемь часов. Ангуилу она, пожалуй, выпросит у босса и так, а “поцелуй Снежной королевы” все равно стоит дороже одной ночи мучений. Но почему Роберт поехал на рыбалку, не поставив в известность даже Харта?
Демонстративно покачивая бедрами, она прошла к стоявшему у камина чиппендейловскому креслу и уселась в нем, вытянув длинные ноги, украшенные дивными греческими сандалиями от Альгари.
— Пожалуй, ты меня успокоил, — проворковала она, глядя на Карпентера из-под полуопущенных ресниц. Фил рассеянно вертел в руке бокал с виски, старательно делая вид, что рассматривает плавающие в нем пузырьки воздуха. Слишком гордый, чтобы пялиться на мои ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134
Она вспоминала его каждый раз, когда садилась за руль. Эластичная, подрагивавшая под пальцами навигационная консоль “Лексуса” была совсем не похожа на неуклюжее, обтянутое шершавой тканью рулевое колесо “Регула”, но прикосновение к ней все равно воскрешало маленькую девочку, замирающую от радости и страха рядом с великаном-отцом в кабине гигантского грузовика. Сейчас это чувство было особенно сильным — может быть, после ревитализации. Странное ощущение — будто в одном теле одновременно живут восторженная десятилетняя девочка, страстная шестнадцатилетняя девушка и опытная тридцатидвухлетняя женщина. Жизнь казалась нереальной, словно три видеоматрицы наложились одна на другую, образовав прихотливую фантастическую картину. Да, сказал ворчливый внутренний голос, смотри, как бы в ближайшее время к этой троице не присоединилась бодренькая старушенция… Дана усмехнулась и крепче сжала мягкое, словно живая плоть, полукружие навигационной консоли.
“Private property! No trespassing!”1 (“Частное владение! Проезд запрещен!” (англ.).— предупреждала табличка у съезда на отливающую серебристым металлом дорогу к поместью Фробифишера. Дана свернула с хайвея, притормозилау широкой черной полосы, пересекавшей дорогу, и нажала кнопку на скриммере. Дождавшись, пока замигает рубиновая лампочка опознавательной системы “свой — чужой”, она снова утопила педаль газа. Дом в Мэне сохранял все черты новоанглийского особняка девятнадцатого века, поскольку Фробифишер не любил бросающихся в глаза технологических изысков, хотя вовсе отказываться от них не собирался.
В мертвенном свете галогеновых фонарей “Лексуса” плясали высоченные, словно выкованные из темного металла сосны. Дорога ныряла в лес, как змея в черный пруд, и огромные тени переплетались на ее серебристой шкуре. Дана опустила боковое стекло, и в салон ворвался густой аромат хвои — здешний воздух хотелось пить.
Минут через пятнадцать за стеной деревьев заблестели огоньки, и вскоре Дана сбросила скорость перед массивными чугунными воротами. Раньше их, вероятно, открывали привратники, но теперь достаточно было импульса скриммера. В доме горел свет — на первом этаже, в гостиной, и наверху, в башенке библиотеки. “Роберт, наверное, уже здесь, — подумала Дана, — четко я его вычислила, умница”.
Но оказалось, что не такая уж она и умница, потому что в гостиной за длинным дубовым столом, на котором наличествовали только початая бутылка виски и нож для колки льда, сидел с бокалом в руке вовсе не Фробифишер, а специалист по связям с общественностью Фил Карпентер. Когда Дана вбежала в комнату, он поднял голову и наградил ее выразительным взглядом удивленного спаниеля.
— Привет, Фил, — Дана помахала ему рукой, стараясь выглядеть дружелюбной. — Решили спрятаться? Я вам звонила весь вечер, вы что здесь, мальчишник устраиваете?
— Здравствуй, Дана. — Карпентер поставил бокал на стол-и захлопнул книгу, которая лежала у него на коленях. Невысокий, аккуратный, словно только что сошедший с глянцевой страницы рекламного каталога Альгари или Хьюго Босс, сорокалетний мальчик на побегушках. Светлые, уложенные в модную прическу волосы, холодноватые серые глаза. — Не ожидал тебя увидеть. Ты же вроде бы должна провести эту ночь с доком Голд-блюмом?
— А ты забыл, что меня называют “быстрая Дана”? У Роберта завтра полно дел, если я буду разлеживаться по клиникам, мы ничего не успеем.
— Дана, — голос Карпентера звучал как-то подозрительно мягко, — разве Роберт давал тебе какие-либо указания относительно того, где тебе следует быть сегодня вечером? И предупреждал ли он тебя, что завтра ты ему понадобишься?
— Фил, какого черта! — Она вдруг отчетливо поняла, что на этот раз Фробифишер действительно не давал ей никаких инструкций, ограничившись стандартным пожеланием оборачиваться побыстрее и не слишком транжирить его деньги. — Мне и не нужны никакие указания, все его встречи и переговоры у меня вот здесь, — она постучала себя по лбу. — Я сама его расписание, и когда он пропадает вот так внезапно, не поставив в известность даже личную охрану…
— То, очевидно, у него есть довольно веские причины так поступать, — перебил ее Карпентер. — Послушай, Дана, ты выглядишь ужасно усталой. Не хочется тебя выгонять, но я-то знаю, что ты недолюбливаешь этот дом с привидениями. Что, если я попрошу Сэма отвезти тебя в Бангор и оплачу тебе номер в отеле? Отдохнешь, отоспишься… В конце концов, у тебя был трудный день, ты заслужила по крайней мере одну спокойную ночь.
Очень подозрительно. Фил никогда не испытывал к ней нежных чувств; порой Дана даже подозревала, что он ревнует к ней Роберта. С чего бы это он решил позаботиться о ее отдыхе?
— Что случилось, Фил? — требовательно спросила Дана. — Постарайся, пожалуйста, обойтись без трогательных подробностей тяжелой жизни Даны Янечковой — роль доброго дядюшки тебе не слишком к лицу. У Роберта неприятности?
Карпентер выглядел оскорбленным. Его обычно невыразительное лицо искривила недовольная гримаса.
— Я не давал тебе поводов обвинять меня в лицемерии, Дана. Я искренне желаю тебе добра. С другой стороны, твое беспокойство за Роберта похвально. Уверяю тебя, с ним все чудесно. Просто босс решил немного отдохнуть… от всех нас.
Дана невольно улыбнулась. Единственной известной ей страстью Фробифишера была рыбалка. Что ж, в таком случае он сейчас где-нибудь в Орегоне, стоит по колено в ручье и ведет поединок с серебристой форелью. Жертвоприношение откладывается, и она, пожалуй, этому только рада. Тело ноет так, что впору наесться валиума и заснуть как минимум на восемь часов. Ангуилу она, пожалуй, выпросит у босса и так, а “поцелуй Снежной королевы” все равно стоит дороже одной ночи мучений. Но почему Роберт поехал на рыбалку, не поставив в известность даже Харта?
Демонстративно покачивая бедрами, она прошла к стоявшему у камина чиппендейловскому креслу и уселась в нем, вытянув длинные ноги, украшенные дивными греческими сандалиями от Альгари.
— Пожалуй, ты меня успокоил, — проворковала она, глядя на Карпентера из-под полуопущенных ресниц. Фил рассеянно вертел в руке бокал с виски, старательно делая вид, что рассматривает плавающие в нем пузырьки воздуха. Слишком гордый, чтобы пялиться на мои ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134