Он просмотрел списки арестованных.
– Сидит за Фурманом. Передачу без разрешения взять не могу, от тебя тем более. Возьмут от родственников, – и, видимо, вспоминая, как быстро и аккуратно она работала у него на огороде, тихо проворчал: – Ты сюда не ходи. У нее пункт 9. А то и тебя заметут.
Плохо дело. Этих с пунктом 9, на ее памяти еще не выпускали. Как, впрочем, вообще еще почти никто не возвращался, НКВД не ошибается.
– Пойдем, Аня.
Взяв ее за руку, тетя Тоня быстро довела девочку до барака. Зашли в комнату. Тетя Тоня отлила чуть ли не полный стакан постного масла, насыпала в свернутый кулечек овсянки, положила туда же несколько кусочков сахара. Достала с полочки хлеб, отрезала половину:
– Овсянку будешь варить Славику, у тебя там еще несколько картошин есть. Да не журись, девка, как-нибудь проживём, а там и Господь не лишит нас милости, и люди не дадут пропасть.
– Тетя Тоня, я в детдом не хочу, нас со Славиком разлучат.
– Что тебе в голову взбрело, какой детдом?
– В соседнем классе девочка была… Когда маму взяли, ее в детдом отправили. А у меня дядя есть в городе Горьком. Когда папу взяли, мама, на всякий случай, заставила меня наизусть заучить его адрес. Но здесь никто про это не знает. Когда нас увозили, мама и папа сказали, что у нас нет родственников. Я напишу дяде Коле, пусть он нас заберет отсюда.
– Обожди, не горячись. Мы не знаем, какая у него обстановка. Ничего пока писать не надо. Обождем несколько дней, что-нибудь придумаем. Пока маму не осудят, никто вас никуда забирать не будет. Ты запомнила, что я тебе говорила?
– Конечно! На все вопросы отвечать: «Не знаю, не видела, не слышала».
– Умничка, теперь еще запомни: дверь на крючок не закрывай, некого бояться. Сама знаешь, наши не воруют, а от этих разбойников никакой засов не спасет. Я вас прокормить не смогу. Если к вам будут приходить люди, не обращай внимания и ни о чем не спрашивай. А дверь потому не закрывай, чтобы стучать не приходилось, никому не нужно знать, если кто зайдет. Все поняла? Не успела Аня сказать «Да», дверь с треском открывается, вбегает, размахивая сумкой с учебниками, Юрка – сын тети Тони. Аня инстинктивно спряталась за спину тети Тони. Юрка никогда не упускал случая пребольно дернуть ее за косичку. Он был взволнован какой-то новостью, но увидел за спиной матери Аню, стушевался, тихо положил на стол сумку:
– Мама! Я есть хочу.
– Обожди. Сейчас я от Ани вернусь, тогда поешь.
Пока мама Юры собирала для Ани сверток, он тихонько шепнул ей:
– В школу не ходи, там уже знают.
Для Ани это не было новостью. В спецпоселке такие события в секрете не удержишь. Многие, просыпаясь поутру, шептали про себя: «ночь пережил, не взяли – и слава Богу». В школе дети спецпоселенцев с виду представляли одну группу с детьми вольнонаемных, но это только с виду. Когда брали кого-то из родителей ребенка спецпоселенца, ссыльного, лишенца или без права выезда – его ждали невеселые времена. Не без подачи взрослых слышали они в свой адрес: твой отец, или мама, – шпионы. Или враги народа. Правда, несмотря на* то, что дома попадало от родителей, такие атаки порой получали жестокий отпор от друзей обиженного. Все это Аня знала и ничего хорошего от посещения школы для себя не видела. Друзей у нее не было, поэтому она твердо решила больше в школу не ходить, тем более, что у нее сейчас брат на руках. От мрачных мыслей ее отвлек голос тети Тони:
– Пойдем, Аня. Брата и тебя кормить буду.
Открыв дверь, они увидели лежавшего поперек топчана спящего Славика: грудь и голова накрыты одеялом, а голый зад сверкал в проникающих сквозь стекло лучах последнего осеннего солнышка.
– Ни на минуту оставить нельзя, вот непослушный мальчишка.
Аня накрыла Славика, но он уже проснулся, переводя вопрошающий взгляд то на сестру, то на соседку.
– А где мама?
Тетя Тоня сдержала подступивший к горлу комок и ответила:
– Славик! Маму послали на работу в другой поселок, на несколько дней. Там без нее не могут обойтись. Она поручила смотреть за тобой Ане и мне.
– Я к маме хочу, почему она меня не взяла с собой? Аня! Где мама?
– Тебе сказали, что мама уехала. Она мне даже разрешила в школу не ходить, чтобы быть с тобой.
– А мы будем в лошадки играть?
– Конечно, будем. А сейчас давай есть.
Пока Аня кормила брата, тетя Тоня растопила печь.
– Аня, я пойду. Еда пока у вас есть. Никуда не ходи. Ты еще раз дров в печь подбрось, чтобы протопилось хорошо, и жди меня, – с этими словами тетя Тоня ушла.
Целый день Аня отвлекала мысли брата от мамы: играла с ним в прятки, рассказывала сказки, в которых младшие братья слушались старших сестер.
Когда она рассказывала сказку про Иванушку-Козленочка, Славик расплакался и захотел быть козленочком. Козы едят траву, которая везде растет, поэтому они всегда сыты. Аня пристыдила брата:
– Какой ты капризный. Картошка у нас еще есть, отруби можно варить, масла немножко. Вот барин какой.
Соседка отсутствовала весь день. Пришла вечером радостно взволнованная: – Аня, один человек освобождается, уезжает домой, но письмо боится взять. Хотя дал мне слово, что остановится в Горьком, найдет твоего дядю, все расскажет и посоветует, как лучше сделать. Теперь будем ждать. А сейчас я еще напишу твоему дяде несколько строчек. Дай лист бумаги.
Аня вырвала тетрадный листочек, сама пристроилась рядом. Тетя Тоня на минутку задумалась, обмакнула ручку в чернильничку и быстро-быстро стала писать. Вот это да. Аня так не может. Она, когда старается выводить буковки, так у нее от усердия язычок изо рта высовывается. Ребята в классе смеются. Не успела Аня налюбоваться, как тетя Тоня быстро пишет – письмо уже было готово.
– Я тебе сейчас прочитаю.
...
«Здравствуйте, уважаемый Николай! Хочу сообщить Вам, что Марусю по решению профсоюзной организации, за хорошую работу, направили в Дом отдыха. Она этим так загордилась – даже письма нам не написала, и мы еще не знаем, когда она вернется. Ее дети, Аня и Славик, самостоятельные люди, и не подумаешь, что русоволосой, худенькой Ане с синими глазами всего 9 лет, белобрысому мужичку Славику скоро три года. Пока Мария на отдыхе, я присматриваю за ними. Адрес прежний.
Тоня».
– Тетя Тоня! – возмущению Ани не было предела. – Какой Дом отдыха? Каких нет писем. Я знаю, что от арестованных писем не берут.
– Аня, твой дядя знает, что нас в дома отдыха не посылают. Раз неизвестно, когда мама вернется – значит, ее еще не осудили. Вас он никогда не видел, но должен знать, как вы выглядите. Мы не знаем, что он придумает, если у него самого все в порядке. Не переживай, он все поймет правильно. В одном мире живем.
С этими словами она свернула письмо треугольником, заклеила разжеванной мякушкой хлеба, написала адрес, сбегала за маркой, лизнула ее с тыльной стороны и прихлопнула поверх написанного адреса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9
– Сидит за Фурманом. Передачу без разрешения взять не могу, от тебя тем более. Возьмут от родственников, – и, видимо, вспоминая, как быстро и аккуратно она работала у него на огороде, тихо проворчал: – Ты сюда не ходи. У нее пункт 9. А то и тебя заметут.
Плохо дело. Этих с пунктом 9, на ее памяти еще не выпускали. Как, впрочем, вообще еще почти никто не возвращался, НКВД не ошибается.
– Пойдем, Аня.
Взяв ее за руку, тетя Тоня быстро довела девочку до барака. Зашли в комнату. Тетя Тоня отлила чуть ли не полный стакан постного масла, насыпала в свернутый кулечек овсянки, положила туда же несколько кусочков сахара. Достала с полочки хлеб, отрезала половину:
– Овсянку будешь варить Славику, у тебя там еще несколько картошин есть. Да не журись, девка, как-нибудь проживём, а там и Господь не лишит нас милости, и люди не дадут пропасть.
– Тетя Тоня, я в детдом не хочу, нас со Славиком разлучат.
– Что тебе в голову взбрело, какой детдом?
– В соседнем классе девочка была… Когда маму взяли, ее в детдом отправили. А у меня дядя есть в городе Горьком. Когда папу взяли, мама, на всякий случай, заставила меня наизусть заучить его адрес. Но здесь никто про это не знает. Когда нас увозили, мама и папа сказали, что у нас нет родственников. Я напишу дяде Коле, пусть он нас заберет отсюда.
– Обожди, не горячись. Мы не знаем, какая у него обстановка. Ничего пока писать не надо. Обождем несколько дней, что-нибудь придумаем. Пока маму не осудят, никто вас никуда забирать не будет. Ты запомнила, что я тебе говорила?
– Конечно! На все вопросы отвечать: «Не знаю, не видела, не слышала».
– Умничка, теперь еще запомни: дверь на крючок не закрывай, некого бояться. Сама знаешь, наши не воруют, а от этих разбойников никакой засов не спасет. Я вас прокормить не смогу. Если к вам будут приходить люди, не обращай внимания и ни о чем не спрашивай. А дверь потому не закрывай, чтобы стучать не приходилось, никому не нужно знать, если кто зайдет. Все поняла? Не успела Аня сказать «Да», дверь с треском открывается, вбегает, размахивая сумкой с учебниками, Юрка – сын тети Тони. Аня инстинктивно спряталась за спину тети Тони. Юрка никогда не упускал случая пребольно дернуть ее за косичку. Он был взволнован какой-то новостью, но увидел за спиной матери Аню, стушевался, тихо положил на стол сумку:
– Мама! Я есть хочу.
– Обожди. Сейчас я от Ани вернусь, тогда поешь.
Пока мама Юры собирала для Ани сверток, он тихонько шепнул ей:
– В школу не ходи, там уже знают.
Для Ани это не было новостью. В спецпоселке такие события в секрете не удержишь. Многие, просыпаясь поутру, шептали про себя: «ночь пережил, не взяли – и слава Богу». В школе дети спецпоселенцев с виду представляли одну группу с детьми вольнонаемных, но это только с виду. Когда брали кого-то из родителей ребенка спецпоселенца, ссыльного, лишенца или без права выезда – его ждали невеселые времена. Не без подачи взрослых слышали они в свой адрес: твой отец, или мама, – шпионы. Или враги народа. Правда, несмотря на* то, что дома попадало от родителей, такие атаки порой получали жестокий отпор от друзей обиженного. Все это Аня знала и ничего хорошего от посещения школы для себя не видела. Друзей у нее не было, поэтому она твердо решила больше в школу не ходить, тем более, что у нее сейчас брат на руках. От мрачных мыслей ее отвлек голос тети Тони:
– Пойдем, Аня. Брата и тебя кормить буду.
Открыв дверь, они увидели лежавшего поперек топчана спящего Славика: грудь и голова накрыты одеялом, а голый зад сверкал в проникающих сквозь стекло лучах последнего осеннего солнышка.
– Ни на минуту оставить нельзя, вот непослушный мальчишка.
Аня накрыла Славика, но он уже проснулся, переводя вопрошающий взгляд то на сестру, то на соседку.
– А где мама?
Тетя Тоня сдержала подступивший к горлу комок и ответила:
– Славик! Маму послали на работу в другой поселок, на несколько дней. Там без нее не могут обойтись. Она поручила смотреть за тобой Ане и мне.
– Я к маме хочу, почему она меня не взяла с собой? Аня! Где мама?
– Тебе сказали, что мама уехала. Она мне даже разрешила в школу не ходить, чтобы быть с тобой.
– А мы будем в лошадки играть?
– Конечно, будем. А сейчас давай есть.
Пока Аня кормила брата, тетя Тоня растопила печь.
– Аня, я пойду. Еда пока у вас есть. Никуда не ходи. Ты еще раз дров в печь подбрось, чтобы протопилось хорошо, и жди меня, – с этими словами тетя Тоня ушла.
Целый день Аня отвлекала мысли брата от мамы: играла с ним в прятки, рассказывала сказки, в которых младшие братья слушались старших сестер.
Когда она рассказывала сказку про Иванушку-Козленочка, Славик расплакался и захотел быть козленочком. Козы едят траву, которая везде растет, поэтому они всегда сыты. Аня пристыдила брата:
– Какой ты капризный. Картошка у нас еще есть, отруби можно варить, масла немножко. Вот барин какой.
Соседка отсутствовала весь день. Пришла вечером радостно взволнованная: – Аня, один человек освобождается, уезжает домой, но письмо боится взять. Хотя дал мне слово, что остановится в Горьком, найдет твоего дядю, все расскажет и посоветует, как лучше сделать. Теперь будем ждать. А сейчас я еще напишу твоему дяде несколько строчек. Дай лист бумаги.
Аня вырвала тетрадный листочек, сама пристроилась рядом. Тетя Тоня на минутку задумалась, обмакнула ручку в чернильничку и быстро-быстро стала писать. Вот это да. Аня так не может. Она, когда старается выводить буковки, так у нее от усердия язычок изо рта высовывается. Ребята в классе смеются. Не успела Аня налюбоваться, как тетя Тоня быстро пишет – письмо уже было готово.
– Я тебе сейчас прочитаю.
...
«Здравствуйте, уважаемый Николай! Хочу сообщить Вам, что Марусю по решению профсоюзной организации, за хорошую работу, направили в Дом отдыха. Она этим так загордилась – даже письма нам не написала, и мы еще не знаем, когда она вернется. Ее дети, Аня и Славик, самостоятельные люди, и не подумаешь, что русоволосой, худенькой Ане с синими глазами всего 9 лет, белобрысому мужичку Славику скоро три года. Пока Мария на отдыхе, я присматриваю за ними. Адрес прежний.
Тоня».
– Тетя Тоня! – возмущению Ани не было предела. – Какой Дом отдыха? Каких нет писем. Я знаю, что от арестованных писем не берут.
– Аня, твой дядя знает, что нас в дома отдыха не посылают. Раз неизвестно, когда мама вернется – значит, ее еще не осудили. Вас он никогда не видел, но должен знать, как вы выглядите. Мы не знаем, что он придумает, если у него самого все в порядке. Не переживай, он все поймет правильно. В одном мире живем.
С этими словами она свернула письмо треугольником, заклеила разжеванной мякушкой хлеба, написала адрес, сбегала за маркой, лизнула ее с тыльной стороны и прихлопнула поверх написанного адреса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9