А потом один вдруг спрашивает, как я к Наставнику попал. Чую,
напрягся тот, а мне смешно.
- Из чистого любопытства, - отвечаю. - Захотелось в колодец
заглянуть.
А он свое гнет: как возникла идея такого эксперимента? По своей воле
я в нем участвую?
- Ах ты, - думаю, - вон ты куда заворачиваешь!
- Да, - говорю. - Как понял, что вы разумны, захотел узнать, что вы
такое. А потом убедился, насколько больше вы знаете, и поучиться решил. У
нас, у людей, - говорю, - дела сейчас незавидные. Нам очень нужна ваша
помощь или хотя бы знание ваше.
Тут они примолкли наконец, и почуял я, что переломил их отношение.
Любопытство, удивление остались, а вот отвращения и брезгливости той уже
не было. Признали они меня.
То и Наставник понял, вмешался скоренько. Намекнул, что устал я,
потому как день для меня сегодня тяжелый. Может, мол, есть смысл отложить
остальные вопросы? Я-то теперь в их распоряжении.
Ну что ж, они не против. Их-де сегодняшний разговор отчасти врасплох
застал. Им бы теперь все обдумать, подготовиться, чтобы знать, значит, с
какой стороны за меня крепче взяться. А тот, что все хотел Наставника
подловить, спрашивает вдруг, не соглашусь ли я пройти психофизическое
обследование. Прислушался я к Наставнику, а он весь сжался, не хочет на
мое решение влиять.
Почему бы и нет? - говорю. - На куски-то меня не порежете?
И пошло, и поехало. Они сперва меня хотели с Наставником разлучить,
но тут мы оба взбунтовались. Я, честно, так просто испугался, что без него
не выдержу. А он доказывает, что мне для нормальной жизнедеятельности
особый режим нужен, пища особая, процедуры специальные. Кто, кроме него,
мол, пока может это обеспечить?
Ну, сначала было очень противно, когда меня кололи и разные параметры
снимали, а потом, когда за тестовые проверки взялись, так даже смешно.
Мы-то с Наставником это давным-давно отработали, мне так даже приходилось
все просить, чтоб задачку усложнили, а то я это знаю.
Я его спрашиваю, зачем, мол, время терять? Он что, не дал им эти
данные? - Так положено, Ули, - отвечает. - Результат считается
достоверным, только если его можно получить повторно независимым путем. Не
обижайся, - говорит, - это не тебя, а меня проверяют. Слишком, мол,
большое открытие, чтоб можно было положиться на мнение одного человека.
- Странно, - говорю. - Выходит, вы друг дружке не доверяете? - В
науке, - отвечает, - не может быть доверия. Главное, - говорит, -
исключить ошибку. Слишком много от нас потребуется, если я окажусь прав.
Ну, ладно, дотерпел я до конца, а они мне за то подарочек сделали, я
прямо чуть не запрыгал. Новый разговорничек с локацией, так что я даже
мелкие предметы мог слышать, с автоматической регуляцией скорости речи,
чтоб, значит, не только мне разбирать, когда они с обычной скоростью
говорят, но чтоб и моя речь сериями шла, а не в год по капле. Оно конечно,
для себя старались, но и мне большое облегчение, потому уже не слепой,
можно ходить и по стенке не шариться.
Тут и до светлого праздничка дошло: решили меня, наконец, выслушать.
Немного их на сей раз собралось, пятнадцать. Пятеро знакомые уже, а то все
новые. И какие-то они не такие, ну, внутри у них по-другому. Вот у
Наставника я всякое чувство примечаю, у других тоже. Не так четко,
смазывается, конечно, маленько, но чую. А у этих все зажато, ровно они
никогда в полную силу не чувствуют.
Собрались, да так ненароком, вдруг, - я и подготовиться не сумел. Не
пойму даже, нарочно они, или само так вышло. Я теперь много чего не
понимаю, только об этом еще рано говорить, это додумать надо.
Ну, ладно, позвали меня. Прихожу, а они уже все тут. Приглашают выйти
на серединку. Скверно было, конечно, но не так уж, потому что у этих
чувства... ну, невыраженные какие-то, по отдельности не разобрать. Вроде
как фон, тяжелый такой, неприятный, а терпеть можно.
Я было ждал, что сперва Наставник будет говорить - нет, не
собирается. Устранился. И сам, и не сам, путаница какая-то, не пойму.
Другой заговорил - похоже, самый главный. Снаружи я его не видел, а
внутри он неприятный: властный такой, жесткий, прямо каменный какой-то.
Он-то меня и порадовал. Сказал, что результаты исследований (а о
Наставнике ни слова!) позволяют отнестись ко мне, как к личности, стоящей
примерно на одном с ними уровне развития (вот спасибо-то!) и поэтому
вполне отвечающей за свои слова. Поэтому, мол, они уполномочены выслушать
меня, дабы составить как можно более полное представление о проблеме и,
возможно, приступить к отработке стратегии контакта.
Очень нехорошо все это прозвучало, для меня, во всяком случае. Ну да
обиду я проглотил. Не тот случай, чтоб обижаться.
- Спасибо, - говорю, - за лестное мнение, а только что вас
интересует? Если культура наша, так о том бесполезно говорить - слишком мы
разные, чтоб даже одинаковые слова у нас один смысл имели. Если об уровне
нашем техническом, так тоже бесполезно: что толку говорить о следствиях,
опуская причины? Если говорить о чем, так только о нынешнем положении
верхних людей - это сейчас главное.
Тот спрашивает, что я имею в виду.
Помолчал я, прислушался, вижу: от Наставника ждать помощи не
приходится: ну, и рубанул напрямую.
- То, - говорю, - что по вашей милости верхняя цивилизация ныне при
последнем издыхании. То, - говорю, - что нынче человечество разорвано на
части, на малые группы, которые уцелели там, где еще жить можно. Я, -
говорю, - родом не из этих мест. Родители мои погибли, когда попытались
пересечь одну из мертвых зон. Сам-то я чудом выжил, может потому, что мал
был, и меня на руках несли. И здесь, - говорю, - где еще живут люди, нас
на каждом шагу смерть подстерегает. Невидимая, - говорю, - непонятная, не
убережешься от нее. Хотите, - говорю, - ...так я вам не одно такое
местечко укажу, авось вспомните, что туда выкидывали. Вас, - спрашиваю, -
наш технический уровень интересует? Нет теперь у нас никакой техники.
Может, и было что, да прахом пошло. Может, где и уцелело, да только здесь,
в мое краю, люди уж ни на что не способны. Потому что, - говорю, - отрава
ваша у них жизненный цикл сдвинула, они теперь втрое скорей живут. Я еще
по годам зрелости не достиг, а сверстники мои здешние уже старые люди, им
и жизни-то почти не осталось. Когда им учиться, когда науками заниматься,
если еле-еле успевают научиться пищу добывать и детей вырастить? И это, -
говорю, - убогое существование под угрозой, потому что наследственность
поражена. Мало, что половина детей вскорости умирает, вы на прочих-то
поглядите!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14