Вы повторяете мою ошибку, завышая
уровень своей компетентности.
А тот, что посвободнее, ему:
- Всякий вопрос, который может повлечь перестройку экономики и
перераспределение ресурсов, относится к компетенции Совета Координаторов.
Я считаю, что бессмысленно и даже вредно расширять инициативную группу и
нарушать ее состав. Все мы заинтересованы в том, чтобы принять решение как
можно скорей, пока проблема не усложнилась еще больше.
- А вы убеждены, - спрашивает Наставник, - что такое поспешное
решение окажется верным? Не лучше ли, - говорит, - отложить его до тех
пор, пока все выяснится окончательно?
А тот так прямо и рубанул:
- Никто из нас не хочет оказаться в твоем положении, но общество
взволновано, оно требует однозначного ответа, и мы обязаны дать его как
можно скорее.
- Все равно какой? - спрашиваю я. - Значит, пропади они, люди,
пропадом, лишь бы вам беды не было?
- Нет, - отвечает Главный, да так поспешно! - Ты просто неверно понял
слова коллеги. Мы заинтересованы в скорейшем решении проблемы исходя как
из своих, так и из ваших интересов.
"Говори, - думаю, - говори. Ты б это кому другому порассказал, кто
твое нутро не видит!"
А Наставник свое гнет:
- Рассмотрев произошедшее, я не считаю, что самое быстрое решение
будет самым верным. По моему мнению, в этом вопросе Совет Координаторов
должен передать право решения Совету Ученых.
Чувствую, кое-кто даже обрадовался, а Главный опять злится:
- Чтобы наверняка похоронить вопрос среди разговоров? Оттянуть
решение до бесконечности?
А я вдруг чую: Наставник этого и хотел, угадал Наставник. Опять я
чего-то не пойму, ведь еще сегодня он совсем другого хотел!
Прямо как в паутине запутался: вроде при мне говорят и вроде о моем
деле, а я чую: не то! Тут за всяким словом что-то другое, такое, может,
что мне ввек не понять. Зеркальная картинка: что им наши дела - темный
лес, то и я, как до их отношений дойдет, колода - колодиной. Ну, я и
разозлился.
- Может, хватит? - говорю. - Что мне, - говорю, - в перекорах ваших?
У меня боль болит, мне не до того, кто что о ком подумает. Больно, -
говорю, - вещи несоизмеримые: судьба целой цивилизации и чьи-то счеты!
Зря я так, потому Наставника опять по душе ударило. Что это нынче с
ним, что внутри места нет живого?
Тут еще один из Координаторов отозвался.
- Разумный, - говорит, дело совсем не в наших счетах. Дело в том, что
пока только мы одни представляем себе последствия необходимого решения.
Общество требует от нас быстрого и конкретного ответа, оно озабочено
судьбой Верхних Разумных, но когда наступит время неудобств и ограничений,
отношение может перемениться.
- Да, - подхватывает тот, свободный. - Пойми, - говорит, -
перестройка экономики - дело долгое, болезненное и, главное, необратимое.
Если мы поспешим внести коррективы, а общество изменит свое отношение к
проблеме, возможны очень опасные сдвиги в психологической структуре. Ты, -
говорит, - видимо не можешь представить себе всей опасности
рассогласования экономической и психологической структур.
- Ну и что же делать? - спрашиваю. - Наплевать на нас?
Прямо тошно мне стало: ведь он-то из них лучше всех ко мне настроен.
И по Наставнику чую: все правда, что он говорит.
- Нет, - отвечает. - Просто решение должно быть обосновано
безукоризненно, так, чтобы оно не оставляло никаких иных вариантов.
Знакомая песенка! Сколько это годков я ее слушаю? Что это у них за
общество такое, что само ничего решить не может? Все ему надо разжевать, в
рот положить, да еще и за челюсть придержать, чтоб не выплюнуло!
- Ладно, - говорю, - давайте обосновывать. Что вам для того надо?
Главный с облегчением даже:
- Нужны непосредственные наблюдения за твоими соплеменниками с тем,
чтобы определить уровень и прогноз токсического воздействия как в
физиологическом, так и в генетическом плане.
Все, как Наставник говорил.
- Ну что, - отвечаю, - дело нелегкое и небыстрое, а делать надо.
Здесь-то, - говорю, - уж ничего не выйдет, испортили насовсем, других
людей надо поискать.
Не понравилось это им чего-то.
- Что такое? - спрашиваю. - Что вам не подходит?
Главный отвечает, что эту местность, мол, они обследовали, определили
уровень и состав загрязнения в любой точке, так что могут выявить самые
тонкие закономерности и соотношения.
Ну, я ему и говорю, что это самое легкое и что пока с контактом
наладится, они всюду такую работу тридцать раз проделают.
Они прямо-таки перепугались.
- Это настолько сложно? - спрашивают.
Ну, чудаки!
- Так я ж там чужой буду! - говорю. - Это ж пока я людей к себе
приучу! Может, там еще и язык учить придется! Ну и потом, - говорю, - пока
я жизни тамошней не пойму, всех тонкостей не узнаю, с какой стороны мне за
дело браться?
Они еще пуще приуныли.
- А здесь, - спрашивают, - можно избежать этих трудностей?
- Здесь, - отвечаю, - трудность одна: что люди против вас настроены,
что они меня и слушать не станут.
- А в другом месте? - спрашивают.
Я только плечами пожал: откуда, мол, знаю? Все от меня зависит. Не
оплошаю, то и выйдет.
Ну, дело на том сразу и заглохло. Невтерпеж им, видишь ли. Сразу
уперлись, что здесь и только здесь надо пробовать. Наставник хотел было за
меня вступиться, так они на него всей бандой кинулись, мне же и отбивать
пришлось. Повоевал я малость, да и сдался, потому что - бесполезно. Ведь
если б они и вправду хотели успеха добиться, а им на деле совсем другого
надо. Так что слова-то зря тратить? "Попробую, - думаю. - Хуже все равно
не будет, хуже некуда, а вдруг получится?"
Ну, взялись мы с Наставником готовиться. Что-то разладилось у меня с
ним. Чую: худо ему, помочь хочу, а он не поддается, заслоняется. Прямо
спрошу, и то не ответит, отговорится. "Ладно, - думаю, - пусть время
доспеет."
А заботы и ему хватало. Перво-наперво, свет. Столько-то годков по
сумеркам жил, надо же глаза приучить, чтоб за ночь не держаться. Ну и
одежонку бы поприглядней, не те ремья, что сам себе смастерил. Тоже не
больно просто: попробуй им растолкуй, как оно видеться должно, особо
насчет цвета. Ну, мало ли. Всякого хватало.
Эх, каково было, когда я впервой из колодца вылез! По сумеркам
выбрался, под самую зореньку вечернюю, глаза попытать. Вылез - и прямо
страх взял: во все-то стороны простор немерянный, глазу не во что
упереться. Небо кругом - серо-голубое, а за дымкой сизой чуть предгорье
означилось. А запад-то весь горит-светится, поверху еле-еле розовое, а что
ниже, то гуще цвет, кровавей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
уровень своей компетентности.
А тот, что посвободнее, ему:
- Всякий вопрос, который может повлечь перестройку экономики и
перераспределение ресурсов, относится к компетенции Совета Координаторов.
Я считаю, что бессмысленно и даже вредно расширять инициативную группу и
нарушать ее состав. Все мы заинтересованы в том, чтобы принять решение как
можно скорей, пока проблема не усложнилась еще больше.
- А вы убеждены, - спрашивает Наставник, - что такое поспешное
решение окажется верным? Не лучше ли, - говорит, - отложить его до тех
пор, пока все выяснится окончательно?
А тот так прямо и рубанул:
- Никто из нас не хочет оказаться в твоем положении, но общество
взволновано, оно требует однозначного ответа, и мы обязаны дать его как
можно скорее.
- Все равно какой? - спрашиваю я. - Значит, пропади они, люди,
пропадом, лишь бы вам беды не было?
- Нет, - отвечает Главный, да так поспешно! - Ты просто неверно понял
слова коллеги. Мы заинтересованы в скорейшем решении проблемы исходя как
из своих, так и из ваших интересов.
"Говори, - думаю, - говори. Ты б это кому другому порассказал, кто
твое нутро не видит!"
А Наставник свое гнет:
- Рассмотрев произошедшее, я не считаю, что самое быстрое решение
будет самым верным. По моему мнению, в этом вопросе Совет Координаторов
должен передать право решения Совету Ученых.
Чувствую, кое-кто даже обрадовался, а Главный опять злится:
- Чтобы наверняка похоронить вопрос среди разговоров? Оттянуть
решение до бесконечности?
А я вдруг чую: Наставник этого и хотел, угадал Наставник. Опять я
чего-то не пойму, ведь еще сегодня он совсем другого хотел!
Прямо как в паутине запутался: вроде при мне говорят и вроде о моем
деле, а я чую: не то! Тут за всяким словом что-то другое, такое, может,
что мне ввек не понять. Зеркальная картинка: что им наши дела - темный
лес, то и я, как до их отношений дойдет, колода - колодиной. Ну, я и
разозлился.
- Может, хватит? - говорю. - Что мне, - говорю, - в перекорах ваших?
У меня боль болит, мне не до того, кто что о ком подумает. Больно, -
говорю, - вещи несоизмеримые: судьба целой цивилизации и чьи-то счеты!
Зря я так, потому Наставника опять по душе ударило. Что это нынче с
ним, что внутри места нет живого?
Тут еще один из Координаторов отозвался.
- Разумный, - говорит, дело совсем не в наших счетах. Дело в том, что
пока только мы одни представляем себе последствия необходимого решения.
Общество требует от нас быстрого и конкретного ответа, оно озабочено
судьбой Верхних Разумных, но когда наступит время неудобств и ограничений,
отношение может перемениться.
- Да, - подхватывает тот, свободный. - Пойми, - говорит, -
перестройка экономики - дело долгое, болезненное и, главное, необратимое.
Если мы поспешим внести коррективы, а общество изменит свое отношение к
проблеме, возможны очень опасные сдвиги в психологической структуре. Ты, -
говорит, - видимо не можешь представить себе всей опасности
рассогласования экономической и психологической структур.
- Ну и что же делать? - спрашиваю. - Наплевать на нас?
Прямо тошно мне стало: ведь он-то из них лучше всех ко мне настроен.
И по Наставнику чую: все правда, что он говорит.
- Нет, - отвечает. - Просто решение должно быть обосновано
безукоризненно, так, чтобы оно не оставляло никаких иных вариантов.
Знакомая песенка! Сколько это годков я ее слушаю? Что это у них за
общество такое, что само ничего решить не может? Все ему надо разжевать, в
рот положить, да еще и за челюсть придержать, чтоб не выплюнуло!
- Ладно, - говорю, - давайте обосновывать. Что вам для того надо?
Главный с облегчением даже:
- Нужны непосредственные наблюдения за твоими соплеменниками с тем,
чтобы определить уровень и прогноз токсического воздействия как в
физиологическом, так и в генетическом плане.
Все, как Наставник говорил.
- Ну что, - отвечаю, - дело нелегкое и небыстрое, а делать надо.
Здесь-то, - говорю, - уж ничего не выйдет, испортили насовсем, других
людей надо поискать.
Не понравилось это им чего-то.
- Что такое? - спрашиваю. - Что вам не подходит?
Главный отвечает, что эту местность, мол, они обследовали, определили
уровень и состав загрязнения в любой точке, так что могут выявить самые
тонкие закономерности и соотношения.
Ну, я ему и говорю, что это самое легкое и что пока с контактом
наладится, они всюду такую работу тридцать раз проделают.
Они прямо-таки перепугались.
- Это настолько сложно? - спрашивают.
Ну, чудаки!
- Так я ж там чужой буду! - говорю. - Это ж пока я людей к себе
приучу! Может, там еще и язык учить придется! Ну и потом, - говорю, - пока
я жизни тамошней не пойму, всех тонкостей не узнаю, с какой стороны мне за
дело браться?
Они еще пуще приуныли.
- А здесь, - спрашивают, - можно избежать этих трудностей?
- Здесь, - отвечаю, - трудность одна: что люди против вас настроены,
что они меня и слушать не станут.
- А в другом месте? - спрашивают.
Я только плечами пожал: откуда, мол, знаю? Все от меня зависит. Не
оплошаю, то и выйдет.
Ну, дело на том сразу и заглохло. Невтерпеж им, видишь ли. Сразу
уперлись, что здесь и только здесь надо пробовать. Наставник хотел было за
меня вступиться, так они на него всей бандой кинулись, мне же и отбивать
пришлось. Повоевал я малость, да и сдался, потому что - бесполезно. Ведь
если б они и вправду хотели успеха добиться, а им на деле совсем другого
надо. Так что слова-то зря тратить? "Попробую, - думаю. - Хуже все равно
не будет, хуже некуда, а вдруг получится?"
Ну, взялись мы с Наставником готовиться. Что-то разладилось у меня с
ним. Чую: худо ему, помочь хочу, а он не поддается, заслоняется. Прямо
спрошу, и то не ответит, отговорится. "Ладно, - думаю, - пусть время
доспеет."
А заботы и ему хватало. Перво-наперво, свет. Столько-то годков по
сумеркам жил, надо же глаза приучить, чтоб за ночь не держаться. Ну и
одежонку бы поприглядней, не те ремья, что сам себе смастерил. Тоже не
больно просто: попробуй им растолкуй, как оно видеться должно, особо
насчет цвета. Ну, мало ли. Всякого хватало.
Эх, каково было, когда я впервой из колодца вылез! По сумеркам
выбрался, под самую зореньку вечернюю, глаза попытать. Вылез - и прямо
страх взял: во все-то стороны простор немерянный, глазу не во что
упереться. Небо кругом - серо-голубое, а за дымкой сизой чуть предгорье
означилось. А запад-то весь горит-светится, поверху еле-еле розовое, а что
ниже, то гуще цвет, кровавей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14