Кофе был готов, близнецы проснулись и вертелись под ногами, тесто ждало, чтобы она приступила к делу. Тут ее внимание привлек шум: Максвеллы спускались в гостиную. Памятуя о ночном недомогании старого хозяина, она опередила их и вытянулась в центре гостиной, чтобы справиться о его здоровье, когда он соизволит к ней обратиться.
Наконец оживленная беседа отца и сына, посвященная Мему, иссякла. Оказалось, что ночной сон не угомонил старика: он злобно покосился на Лукрецию Борджиа.
– Чего ты тут дожидаешься, черт бы тебя побрал, Лукреция Борджиа? А-а, догадываюсь: тебе чего-то надо, иначе ты не стояла бы разинув рот и тараща на меня свои глазищи.
– Ничего мне не надо, масса Уоррен, сэр. Просто хотела спросить, как вы себя чувствуете поутру. Ведь ночью вам нездоровилось.
– Мягко сказано – нездоровилось! А все из-за тебя: это ты накормила меня жирными отбивными. Тут скорее помрешь, чем добьешься, чтобы на тебя обратили внимание. – Максвелл отвечал ей голосом, полным раздражения.
– Бедненький масса Уоррен! – жалостливо проворковала Лукреция Борджиа. – Сегодня у нас на завтрак яичница с ветчиной и горячие пирожки, но если захотите, я могу предложить вам легкие молочные гренки. Это успокоит ваш желудок.
– Гренки? Боже сохрани! Не желаю я инвалидной еды! Ступай на кухню и подавай завтрак. Сегодня у нас полно дел.
– Слушаюсь, сэр, масса Уоррен, сэр. – Она мялась, так как знала, что не имеет права задавать мучающий ее вопрос, однако любопытство взяло верх. – Вы собираетесь выпороть Мема?
– Не будь такой любопытной, не то тебе несдобровать! – гаркнул он, окончательно выйдя из себя. – После завтрака у меня будет для тебя задание.
– Конечно, сэр, масса Уоррен, сэр, – подобострастно отозвалась она. – Жду ваших приказаний.
Она устремилась на кухню и закрутилась там как белка в колесе: в отсутствие Мема ей, ко всему прочему, пришлось самой подавать хозяевам завтрак.
Она надеялась уловить хоть обрывок разговора, на основании которого можно было бы догадаться, что они надумали, однако стоило ей войти – и важный разговор тотчас умолкал, так что у нее не осталось ни малейшей зацепки. Она пыталась подслушивать под дверью, однако хлопоты на кухне и столовой не позволили достаточно долго простаивать без дела. Все выяснилось только во время завтрака, когда Максвелл, как было обещано, вызвал свою кухарку.
– Немедленно ступай в хижину Минти и приведи сюда эту Сафиру, да и саму Минти в придачу. Не смей спрашивать, зачем они мне понадобились, – все равно не скажу.
У нее на кончике языка вертелся как раз этот вопрос. Предупреждение поспело вовремя. Она дождалась конца трапезы и понеслась в невольничий поселок. Дверь в хижину Минти была затворена, но она ворвалась не постучавшись. Минти, статная негритянка лет двадцати двух – двадцати трех, восседала на единственном здесь стуле и вела откровенный разговор с провинившейся Сафирой. Лукреция Борджиа успела к завершению одной из нравоучительных тирад:
– Разве ты не знала, как масса Максвелл печется, чтобы его телки не спаривались с бычками без его ведома?
Лукреция Борджиа осталась у двери, желая услышать ответ Сафиры.
– Но Мем – слуга из Большого дома, он сказал мне, будто сам масса Максвелл хочет, чтобы мы переспали и я родила ему детеныша.
– Мем всегда был бесстыжим вруном, – сообщила от двери Лукреция Борджиа. – Вруном и тупицей. Ничего, сегодня он получит по заслугам. Хозяин так его отделает, что у него не останется ни кусочка мяса на заднице.
– Да, ты права, Лукреция Борджиа, – молвила Минти, поворачиваясь на стуле, чтобы не сидеть спиной к важной посетительнице. – Однажды он попытался и меня окрутить. Только я для него старовата. Ему подавай совсем молоденьких, вот как Сафира.
– Болтовня про Мема меня уже не волнует. Дело в другом: хозяин прислал меня за тобой и Сафирой. Быстрее в Большой дом! Кажется, он собирается с вами побеседовать. Так что не теряйте больше времени, кончайте перемывать кости болвану Мему и скорее за мной. Хозяин рвет и мечет. Сами знаете, какой он, когда ему шлея попадет под хвост.
Она выгнала Минти и Сафиру из хижины и задала бодрый темп. У веранды она велела им остановиться, чтобы хозяева могли на них полюбоваться, а сама поднялась по ступенькам и заняла позицию позади Максвеллов. Она знала, что Минти трясется от страха, Сафира и подавно была перепугана чуть ли не до смерти: ее личико стало пепельным. Рядовые обитатели Фалконхерста редко представали перед всемогущими хозяевами.
Уоррен Максвелл оглядел девушек, поджал губы, пару раз кашлянул и заговорил тоном судьи, зачитывающего приговор преступникам:
– Минти и Сафира, что вы можете наплести в свое оправдание? – Вопрос был совершенно бесполезным, поскольку и он, и они знали, что любые их слова не будут приняты во внимание.
– Уж и не знаю, что вы хотите этим сказать, масса Максвелл, сэр, – ответила Минти за себя и за подопечную как старшая по возрасту.
– А то, что ты отвечаешь за всех девок, живущих в твоей хижине. Я доверил их тебе, а ты? Как получилось, что она среди ночи убежала с Мемом за конюшню и занялась с ним непотребством в кустах?
Минти заломила руки, не сводя с хозяина испуганных глаз, в которых уже появились слезы. Она выглядела беспомощной и безутешной, каковой на самом деле и была сейчас. Наконец, она набралась смелости и выговорила:
– Все женщины в моей хижине улеглись спать. Когда они уснули, я тоже уснула. Я всегда жду, пока они угомонятся, и только после этого ложусь сама. Я знать не знала, что учинила Сафира, пока она не ворвалась в хижину среди ночи, вся в слезах. Тогда она и рассказала мне, как Мем затащил ее в кусты, потому что сослался на ваше приказание. Он будто бы велел ей выбраться из хижины тайком ото всех, когда все заснут. Она думала, что выполняет ваш приказ: ведь Мем – такой же слуга из Большого дома, как Лукреция Борджиа. Вы часто передаете нам поручения через Лукрецию Борджиа или Мема. Вот Сафира и решила, что поступает по всем правилам.
Максвелл смотрел на нее с выражением непреклонной суровости на лице.
– Мы выращиваем у себя в Фалконхерсте ниггеров, и я хочу, чтобы они были лучшими ниггерами на всем Юге. Для этого я и расселил вас по хижинам. Среди них – твоя хижина, Минти. В каждой хижине есть ответственная. Если эти ответственные проявляют нерадивость и позволяют своим девкам шляться по ночам, то это значит, что на плантации начинается кавардак. Раньше мне не приходилось за вас краснеть, и дальше будет так же. Я обязан вбить в каждую тупую башку на плантации, что негры начинают совокупляться только тогда, когда я велю им этим заниматься, и ни минутой раньше. Понятно?
– Понятно, масса Максвелл, сэр. – Минти опустила глаза и вытерла их грубым подолом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89