Эту записку надлежало демонстрировать любому, к кому Лукреция Борджиа обратится за помощью или подсказкой.
Она упаковала съестное, завернув еду в салфетку в красную полоску и сунув в корзинку, которая была помещена под козлы, где хранился запас овса для лошадей. Лукрецию Борджиа провожал Джубо. Она долго махала ему рукой, пока не свернула с аллеи на дорогу.
До деревушки Марисбург она добралась без особых хлопот, зато потом впала в замешательство: дорога раздваивалась, дальше обе колеи пересекала третья. Остановив телегу, она со всей почтительностью (Лукреция Борджиа всегда очень вежливо обращалась к белым) спросила у белого прохожего дорогу, показав ему для верности записку хозяйки. Белый оказался сердобольным и растолковал ей все в подробностях: велел свернуть направо, потом еще раз направо; так она доедет до перекрестка, где расположено заведение Банниона. Об этом месте Лукреция Борджиа слыхала от Ренсома Лайтфута.
Она без труда добралась до лавки, которой полагалось быть заведением Банниона. Во всяком случае, если это строение хоть на что-то и походило, то только на лавку. Над дверью крепилась вывеска. Путешественница не владела грамотой, но решила, что это именно такая надпись обозначает лавку. Здесь ей снова потребовалось выбрать одну из двух дорог. Остановив телегу прямо у крыльца, она, не застав никого на веранде, слезла с козел, поднялась по ступенькам и вошла внутрь. Когда ее глаза привыкли к темноте, она узнала Ренсома Лайтфута: тот стоял у прилавка и беседовал с полным господином, постарше его годами.
– Лукреция Борджиа! – крикнул Ренсом, увидев округлые очертания ее фигуры в двери. – Значит, забеременела?
– Еще как, масса Лайтфут, сэр! Я рожу от вас славного блондинчика!
– Что привело тебя к нам? – спросил полный. Это был Баннион собственной персоной. – Я слышал о тебе от Ренсома. Ты, значит, теперь за главную на плантации Элм Гроув? Не появились ли у вас новые негритянки, которыми мог бы заняться Ренсом? Он – работник что надо, верно?
– Что надо, – согласилась Лукреция Борджиа. – Но на этот раз я приехала не за массой Лайтфутом. Я еду в Эмфорию, за тамошним врачом. Мистеру Маклину день ото дня все хуже.
– Это напрасная трата времени, – молвил Лайтфут, махнув рукой. – Ему ни один врач не поможет. Я говорил вам, мистер Баннион, у него скоротечная чахотка. Болезнь легких! От него остались одна кожа да кости, день-деньской харкает кровью. Можешь спокойно поворачивать оглобли и ехать восвояси, Лукреция Борджиа.
Она помотала головой:
– Не могу. Миссис Маклин хочет посоветоваться с врачом, значит, я должна ей его привезти. По какой дороге ехать в Эмфорию, масса Лайтфут, сэр?
– Сворачивай влево. Та, что справа, ведет в Клаксбург, а оттуда в Мобил. Туда тебе не надо.
Он с любопытством рассматривал Лукрецию Борджиа. Беременные женщины вызывали у него неприязнь, иначе он принудил бы ее задержаться. Не будь она в положении, он сам проводил бы ее в Эмфорию. Это стало бы приятным разнообразием в его монотонном повседневном прозябании. Увы, ее раздувшийся живот гасил его энтузиазм.
Она радушно пожелала обоим всего наилучшего и поблагодарила за совет. Выходя из лавки, она заметила очень светлую цветную девушку, направлявшуюся из хижины в ее сторону. На руках у девушки был голый младенец. Малыш был очаровательный, без каких-либо признаков негритянского происхождения, не считая темных пятен на груди и животике.
– Какой чудесный детеныш! – проворковала Лукреция Борджиа и пощекотала мальчугана под подбородком. Она уповала на то, что ее собственный ребенок, которого она родит от Лайтфута, будет не темнее этого. Конечно, она понимала, что на это вряд ли можно рассчитывать: ведь мамаша младенца сама сильно смахивала на квартеронку.
– Мой сын! – гордо произнесла та. Ей вряд ли можно было дать больше пятнадцати лет. – Хотите, покажу чудо?
– Пятна?
– Нет, хотя за пятна его прозвали «Ситчик». Вот, глядите!
И она приподняла детскую ручку. Лукреция Борджиа изумленно пересчитала пальцы: их было шесть.
– Вот это да! – Она внимательно осмотрела шестипалую ладошку. – Никогда в жизни не видела ничего подобного!
Садясь в телегу и погоняя лошадей, она продолжала размышлять о только что увиденной диковине. Она не удивилась, если бы отцом этого ребенка тоже оказался Ренсом. Вполне вероятно – ведь ребенок был вылитый белый. Она склонялась к мнению, что у всех светлокожих цветных младенцев в округе был один и тот же отец.
Когда солнце поднялось уже высоко, она остановила лошадей у ручья, журчащего среди папоротников и мяты, и основательно закусила, после чего продолжила путь. В Эмфорию она въехала в полдень. Городок был малюсенький, но после Марисбурга он показался ей таким огромным, что она сперва перепугалась. Никогда прежде она не видела столько белых одновременно. Вдоль главной улицы дожидались хозяев стреноженные лошади; магазины поблескивали стеклянными витринами, по дощатым тротуарам прогуливалась взад-вперед праздношатающаяся публика. Лукреция Борджиа никогда еще не видывала подобной толчеи, даже не догадывалась, что такое столпотворение может существовать.
Она привязала коней и слезла с козел, дожидаясь появления прохожего, к которому она осмелилась бы обратиться. Вскоре рядом с ней оказалась женщина средних лет, полная, с цветущим лицом. За дамой торопилась опрятно одетая молодая негритянка, нагруженная свертками и корзиной с овощами.
– Прошу прощения, мэм, – сказала Лукреция Борджиа и, развернув записку, подала ее белой даме. – Не скажете ли, где живет мистер Элдридж? Я приехала за ним от самого Марисбурга и не знаю его адреса.
Женщина взяла у нее записку, пробежала ее глазами и молвила:
– Бедная служанка, бедная хозяйка! Сейчас я тебе все объясню. Вот эта улица – главная, она так и называется – Мейн-стрит. Понятно?
Лукреция Борджиа кивнула.
– Пойдешь, держась правой стороны, до таблички «Магнолия-стрит».
– Я не умею читать, мэм.
– Ничего, ты и так узнаешь это место. Там на углу стоит большой белый дом с железной надолбой-коновязью в виде негритенка в красном кафтане. Там ты свернешь направо. Следующий дом за белым и есть дом доктора Элдриджа. Он тоже белый, с большим дубом на лужайке.
Лукреция Борджиа с отменной учтивостью, какой владела она одна, поблагодарила даму и отправилась дальше. Вскоре она увидела белый дом с живописной коновязью, свернула и остановилась у следующего дома, во дворе которого рос здоровенный дуб. Из задней двери ей навстречу вышла полная негритянка, которая, оценив взглядом простецкий деревенский наряд Лукреции Борджиа, скорчила презрительную гримасу:
– Тебе чего, черномазая?
– Здесь живет доктор Элдридж?
– Здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
Она упаковала съестное, завернув еду в салфетку в красную полоску и сунув в корзинку, которая была помещена под козлы, где хранился запас овса для лошадей. Лукрецию Борджиа провожал Джубо. Она долго махала ему рукой, пока не свернула с аллеи на дорогу.
До деревушки Марисбург она добралась без особых хлопот, зато потом впала в замешательство: дорога раздваивалась, дальше обе колеи пересекала третья. Остановив телегу, она со всей почтительностью (Лукреция Борджиа всегда очень вежливо обращалась к белым) спросила у белого прохожего дорогу, показав ему для верности записку хозяйки. Белый оказался сердобольным и растолковал ей все в подробностях: велел свернуть направо, потом еще раз направо; так она доедет до перекрестка, где расположено заведение Банниона. Об этом месте Лукреция Борджиа слыхала от Ренсома Лайтфута.
Она без труда добралась до лавки, которой полагалось быть заведением Банниона. Во всяком случае, если это строение хоть на что-то и походило, то только на лавку. Над дверью крепилась вывеска. Путешественница не владела грамотой, но решила, что это именно такая надпись обозначает лавку. Здесь ей снова потребовалось выбрать одну из двух дорог. Остановив телегу прямо у крыльца, она, не застав никого на веранде, слезла с козел, поднялась по ступенькам и вошла внутрь. Когда ее глаза привыкли к темноте, она узнала Ренсома Лайтфута: тот стоял у прилавка и беседовал с полным господином, постарше его годами.
– Лукреция Борджиа! – крикнул Ренсом, увидев округлые очертания ее фигуры в двери. – Значит, забеременела?
– Еще как, масса Лайтфут, сэр! Я рожу от вас славного блондинчика!
– Что привело тебя к нам? – спросил полный. Это был Баннион собственной персоной. – Я слышал о тебе от Ренсома. Ты, значит, теперь за главную на плантации Элм Гроув? Не появились ли у вас новые негритянки, которыми мог бы заняться Ренсом? Он – работник что надо, верно?
– Что надо, – согласилась Лукреция Борджиа. – Но на этот раз я приехала не за массой Лайтфутом. Я еду в Эмфорию, за тамошним врачом. Мистеру Маклину день ото дня все хуже.
– Это напрасная трата времени, – молвил Лайтфут, махнув рукой. – Ему ни один врач не поможет. Я говорил вам, мистер Баннион, у него скоротечная чахотка. Болезнь легких! От него остались одна кожа да кости, день-деньской харкает кровью. Можешь спокойно поворачивать оглобли и ехать восвояси, Лукреция Борджиа.
Она помотала головой:
– Не могу. Миссис Маклин хочет посоветоваться с врачом, значит, я должна ей его привезти. По какой дороге ехать в Эмфорию, масса Лайтфут, сэр?
– Сворачивай влево. Та, что справа, ведет в Клаксбург, а оттуда в Мобил. Туда тебе не надо.
Он с любопытством рассматривал Лукрецию Борджиа. Беременные женщины вызывали у него неприязнь, иначе он принудил бы ее задержаться. Не будь она в положении, он сам проводил бы ее в Эмфорию. Это стало бы приятным разнообразием в его монотонном повседневном прозябании. Увы, ее раздувшийся живот гасил его энтузиазм.
Она радушно пожелала обоим всего наилучшего и поблагодарила за совет. Выходя из лавки, она заметила очень светлую цветную девушку, направлявшуюся из хижины в ее сторону. На руках у девушки был голый младенец. Малыш был очаровательный, без каких-либо признаков негритянского происхождения, не считая темных пятен на груди и животике.
– Какой чудесный детеныш! – проворковала Лукреция Борджиа и пощекотала мальчугана под подбородком. Она уповала на то, что ее собственный ребенок, которого она родит от Лайтфута, будет не темнее этого. Конечно, она понимала, что на это вряд ли можно рассчитывать: ведь мамаша младенца сама сильно смахивала на квартеронку.
– Мой сын! – гордо произнесла та. Ей вряд ли можно было дать больше пятнадцати лет. – Хотите, покажу чудо?
– Пятна?
– Нет, хотя за пятна его прозвали «Ситчик». Вот, глядите!
И она приподняла детскую ручку. Лукреция Борджиа изумленно пересчитала пальцы: их было шесть.
– Вот это да! – Она внимательно осмотрела шестипалую ладошку. – Никогда в жизни не видела ничего подобного!
Садясь в телегу и погоняя лошадей, она продолжала размышлять о только что увиденной диковине. Она не удивилась, если бы отцом этого ребенка тоже оказался Ренсом. Вполне вероятно – ведь ребенок был вылитый белый. Она склонялась к мнению, что у всех светлокожих цветных младенцев в округе был один и тот же отец.
Когда солнце поднялось уже высоко, она остановила лошадей у ручья, журчащего среди папоротников и мяты, и основательно закусила, после чего продолжила путь. В Эмфорию она въехала в полдень. Городок был малюсенький, но после Марисбурга он показался ей таким огромным, что она сперва перепугалась. Никогда прежде она не видела столько белых одновременно. Вдоль главной улицы дожидались хозяев стреноженные лошади; магазины поблескивали стеклянными витринами, по дощатым тротуарам прогуливалась взад-вперед праздношатающаяся публика. Лукреция Борджиа никогда еще не видывала подобной толчеи, даже не догадывалась, что такое столпотворение может существовать.
Она привязала коней и слезла с козел, дожидаясь появления прохожего, к которому она осмелилась бы обратиться. Вскоре рядом с ней оказалась женщина средних лет, полная, с цветущим лицом. За дамой торопилась опрятно одетая молодая негритянка, нагруженная свертками и корзиной с овощами.
– Прошу прощения, мэм, – сказала Лукреция Борджиа и, развернув записку, подала ее белой даме. – Не скажете ли, где живет мистер Элдридж? Я приехала за ним от самого Марисбурга и не знаю его адреса.
Женщина взяла у нее записку, пробежала ее глазами и молвила:
– Бедная служанка, бедная хозяйка! Сейчас я тебе все объясню. Вот эта улица – главная, она так и называется – Мейн-стрит. Понятно?
Лукреция Борджиа кивнула.
– Пойдешь, держась правой стороны, до таблички «Магнолия-стрит».
– Я не умею читать, мэм.
– Ничего, ты и так узнаешь это место. Там на углу стоит большой белый дом с железной надолбой-коновязью в виде негритенка в красном кафтане. Там ты свернешь направо. Следующий дом за белым и есть дом доктора Элдриджа. Он тоже белый, с большим дубом на лужайке.
Лукреция Борджиа с отменной учтивостью, какой владела она одна, поблагодарила даму и отправилась дальше. Вскоре она увидела белый дом с живописной коновязью, свернула и остановилась у следующего дома, во дворе которого рос здоровенный дуб. Из задней двери ей навстречу вышла полная негритянка, которая, оценив взглядом простецкий деревенский наряд Лукреции Борджиа, скорчила презрительную гримасу:
– Тебе чего, черномазая?
– Здесь живет доктор Элдридж?
– Здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89