Киншоу расправил куртку над кустами, он растягивал ее как только мог. Кусты были густые. Он под них заполз.
– Иди сюда, – позвал он. – Тут отлично, сухие останемся.
Хупер потолокся немного, потом встал на четвереньки и вполз под кусты. Он забился в дальний угол, во тьму, сжался в комок и заслонил лицо руками. По лесу опять пронесся гром, и Хупер заткнул уши и пригнулся.
– Да чего ты? – сказал Киншоу. – Это же грохот один.
Молния блеснула в глазах птички на ветке неподалеку, и на секунду они стали как желто-зеленые горелки. И тут же после молнии ухнул гром.
– Господи, господи!
Хупер совсем расклеился, обмирал от страха, все на свете забыл, кроме грозы и своего ужаса. Киншоу вспомнил, как ему было в тот день, когда за ним ворона гналась. Похоже, наверно. Он тогда прямо погибал, чуть не умер – до того перепугался.
На Киншоу накатила жалость. Он сам застеснялся и сказал:
– Слушай, это ведь скоро кончится, сейчас пройдет.
Но Хупер его не слышал, он весь скорчился, скрючился и уткнулся лицом в коленки.
Пошел дождь, сперва не сильный, он редкими, тяжелыми каплями падал на листья. А потом хлынул как из ведра. Куст промокал, куртка плохо укрывала. Киншоу выглянул из-под куста и увидел, что дождь колышется над лужайкой огромным серебристым парусом, а внизу плещется в большущих лужах.
Наконец, не скоро, он стал стихать, уже падал иглами, но вот гром опять грянул одновременно с молнией и так громко, что Киншоу дернулся от испуга. Как будто возле самого куста бросили бомбу, и весь лес на долгий, застывший миг озарился бело-зеленой вспышкой. Хупер раскачивался взад-вперед и стонал.
Киншоу стал гадать, что будет дальше и будет Хуперу стыдно или нет. Он думал: «Теперь уж ему меня не испугать, теперь уже все, хватит ему командовать».
Кажется, долго было темно, а потом в лес снова прокрался свет. Вдалеке еще медленно погромыхивал гром – снова и снова. Киншоу пощупал свои волосы, совсем мокрые. И свитер тоже намок.
Потом, ни с того ни с сего, солнце залило поляну, будто вздернули занавес над ярко освещенной сценой. Пар поднимался от взбухшей земли, от стволов и густым запахом забивался в ноздри. На кустах блестели капли.
Киншоу вылез из-под куста и проверил куртку. Она провисла посередине: там скопилась вода. Он перевернул куртку, и вода протекла сквозь куст, на Хупера.
– Ну, все, – сказал Киншоу.
Он отошел немного в сторону. Под ногами хлюпало, от мокрой травы опять намокли внизу брючины. Он постоял на солнышке. В вышине синими щелками проглядывало сквозь листву небо.
– Пошли, Хупер, все нормально.
Опять запели птицы. Шурша, ползли по стволам и плюхались вниз капли.
Киншоу растирал ноги. Их свело под кустом. Хупер не вылезал и не вылезал, хотя, уже отнял пальцы от ушей и поднял голову. Он сидел и вслушивался, старался разобрать, где гроза.
И тогда Киншоу услышал шум воды. Не дождя, а текущей воды, где-то справа, за тем местом, где начинался уклон. Он повернул туда голову. Наверно, там ручей, и после дождя он побежал быстрее, Киншоу даже рот свело, так вдруг снова захотелось пить.
Он вернулся к кусту и выудил ранец. Кожа намокла, но внутри все оказалось сухое.
– Там ручей, что ли, – сказал он Хуперу. – Я слышу. Пойду поищу.
Хупер взглянул ему прямо в лицо, в первый раз с тех пор, как началась гроза.
– Зачем? – Пить хочется.
– И мне.
– Ты же говорил, ты захватил попить.
– Ничего я не говорил.
– Нет, сказал. Еще говорил, что я дурак.
Хупер не ответил, только медленно поднялся. Он вылез из-под куста, отошел на ярд, повернулся к Киншоу спиной, расстегнул молнию на джинсах и стал писать в папоротники. Киншоу смотрел на него. Это было долго. Киншоу подумал: да, ничего себе страху набрался. Потом Хупер сказал:
– Я не взял с собой воду, потому что я знал, что тут ручей.
– Врешь, никогда ты тут не был, ничего ты тут не знаешь.
– Нет, был, был.
Киншоу пропустил это мимо ушей. Он думал: после грозы все будет по-другому, теперь ничего, он на Хупера управу найдет.
Но он забыл, что за человек этот Хупер. Вот он вышел на середину поляны и быстро огляделся. Потом сказал:
– Точно. Слышу. Где-то тут. Я первый пойду, потому чтоя главный.
И Киншоу за ним поплелся.
За кустами бежала узенькая стежка. Уклон был не крутой. После дождя как будто посвежело, но, когда они зашли подальше в густой лес, воздух стал снова жаркий, и душный, и сырой. Земля пока была вязкая, и идти было трудно еще потому, что к ногам липли мокрые листья. Но шум бегущей воды приближался.
Киншоу хотелось уже и пить и есть, он решил остановиться, раскрыть ранец и отщипнуть ломтик шоколада. Но тут он обо что-то споткнулся. Он нагнулся к траве. Хупер впереди встал, оглянулся:
– Ну чего ты там? Пошли.
– Ой, а я чего-то нашел!
– Что?
Киншоу не ответил. Он пошарил в траве, и рука наткнулась на мягкий влажный мех. Он раздвинул траву.
Кролик был мертвый. Хупер подошел, встал рядом и опустился на корточки.
– Что это?
– Кролик. – Киншоу легонько провел пальцем по холодному загривку.
– Убитый.
– А как? Крови нету.
– Нету.
Ушки торчали остро, тревожно, будто кролик умер, прислушиваясь, но глаза были застывшие, пустые и далекие, как у рыбы на прилавке.
– На кой он тебе сдался, а?
– Так просто.
– Ну, тогда пошли. Я думал, ты пить хочешь.
Киншоу не ответил. Он осторожно поднял кролика. Кролик оказался тяжелый и весь болтался, будто сейчас развалится.
– Ты когда-нибудь дотрагивался до мертвого?
– Нет. Ну, птиц трогал. А большого – никогда.
– Это лес разве большой?
– Большой. В общем, я до мертвого животного не дотрагивался
– А людей мертвых не видел?
Киншоу испуганно вскинул на него глаза.
– Нет.
– А отец как же? Тебе его в гробу не показали?
– Нет.
– А я дедушку мертвого видел. Недавно совсем.
– Ой. – Киншоу не знал, это правда или нет. Он провел пальцами по влажной кроличьей шерстке.
– Да брось ты его, Киншоу.
Но Киншоу не хотелось бросать кролика. Он был приятный на ощупь. Раньше Киншоу не знал, как это трогать мертвое. Теперь узнал, Он прижал кролика к себе. Хупер сказал:
– Он же мертвый. Что умерло – то пропало и не нужно никому.
– Неправда. А люди?
– То же самое. Какая разница?
– Нет, есть разница, есть.
– Ну в чем?
– Ну... человеческое же тело.
– Люди тоже животные.
– Да, только... только не животные они. Они другие.
Хупер вздохнул.
– Вот слушай. Пока ты дышишь – ты живой. Верно? И всё так. А когда не дышишь, сердце останавливается и ты умираешь.
Киншоу огорчился, растерялся, не знал, как дальше спорить, Хупер вдруг вылупил на него глаза:
– Может, еще ты веришь в разные враки насчет души, и призраков, и всякое такое, а?
– Ну, в призраков...
– Уж если кто умер, так умер, и точка.
– Нет.
– Слушай... сам же видишь. – Хупер ткнул пальцем в кролика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47