Из дыры снизу лился приглушенный свет, сквозь самую широкую прореху между двумя зубьями туда один за другим уходили шатуны. Сверху мне казалось, что они бродят по залу беспорядочно, бесцельно – и все же в их перемещениях был какой-то непонятный ритм.
Раздался скрип, и мосток просел сильнее. Пора валить отсюда, а то обрушусь вместе с ним в паутину. На моих глазах две штанги медленно выходили из креплений в потолке, струйки ржавчины сыпались с них.
Я привстал. Можно добраться до второго мостка, по нему перебежать к торчащей из стены бетонной плите и дальше спуститься по лестнице.
Стволы пулемета под обтекателем «крокодила» дрогнули. Так пилот жив! Мосток скрипел, кренился все сильнее. Пулемет качнулся, донесся натужный скрип поврежденной при падении турели, и стволы завращались. Черт, черт! Он направлен в ту сторону, куда я собрался бежать, пилот начнет стрелять, как только я окажусь на линии огня…
Я вгляделся в черное бронестекло фонаря. Показалось, что смутно вижу за ним раскоряченную на ремнях в кресле фигуру, голову в шлеме и руки – хотя скорее всего это была лишь игра воображения.
Протяжно заскрипев, мост рывком опустился на полметра, я едва не полетел с него и вцепился в перила. Штанги медленно выходили из потолка, следом летел крошащийся бетон. Сейчас мосток упадет – а мне некуда деться с него, единственный путь к отступлению перекрыт пулеметом. Подняв «файв-севен», я выпустил две пули в середину фонаря, хотя понимал, что это бессмысленно. Они срикошетили, одна лязгнула о перила, другая взвизгнула над ухом. На броне даже царапин не осталось – а мост еще просел, удерживаться на нем стало совсем трудно, подошвы скользили. Убрав пистолет в кобуру, я схватился за ограждение. Что делать?! Сейчас он упадет, но я не повисну в паутине, как Никита, этот помост – сплошное железо – наверняка порвет ее.
С лязгом предпоследняя штанга выскочила из отверстия. Мой взгляд уперся в турель. Стволы больше не вращались. Что это значит? «ГШГ» не будет стрелять, если ствольный блок не крутится – там что-то сломалось!
Времени больше не было. Я рванулся по наклонной поверхности, съезжая, перебирая руками по ограждению, царапая ладони о ржавый металл. Мосток содрогался; как в замедленной съемке, я видел выходящую из потолка последнюю штангу.
Дверца кабины раскрылась, показался пилот с «Кедром» в руках и сразу открыл огонь.
Пули врезались в мосток, и это его добило – отломившись от последней штанги, он полетел вниз. Перескочив через перила, я боком свалился на нижний помост.
Правую руку пронзила боль, я выхватил пистолет левой. Странный какой-то пилот – из-под шлема торчат длинные волосы, одет в меха… Он уперся локтями в края проема, «Кедр» – небольшой пистолет-пулемет со складным прикладом – болтался на ремне, стянувшем запястье, голова в шлеме свесилась… Мне даже показалось, что пилот мертв, но он вдруг рывком подался обратно в кабину.
Я начал стрелять.
Он тоже.
Но между нашими выстрелами была одна существенная разница.
Я открыл огонь из пистолета, а пилот дал залп ракетами.
* * *
Три дымовых шлейфа прочертили воздух над площадкой, ракеты пробили слои паутины и врезались в дальнюю стену цеха возле приоткрытых ворот.
Трещина зигзагами побежала вверх, расширяясь, повернула – и замкнулась в кольцо. Наружу выпал здоровенный кусок бетона, в цех полился дневной свет, потолок просел.
Я лежал оглушенный, корчась от боли в ушах, прижимая к ним ладони. Из носа текла кровь.
Пилота в кабине защищают броня и шлемофон, а я попал под мощнейший акустический удар – находиться поблизости от стреляющего ракетами вертолета, да еще и в помещении, опасно для жизни. Из-за контузии я оглох, в голове пульсировала боль, сердце глухо стучало. Помотав головой, встал на четвереньки, рукавом вытер кровь с лица, сплюнул. Увидел лежащий рядом пистолет, потянулся к нему, но тут все поплыло, и я упал. Зажмурился, открыл глаза. Взяв пистолет, опять приподнялся.
Пилот в кабине зашевелился, и я дважды выстрелил.
Из проема раскрытой дверцы выскользнул и полетел вниз «Кедр». Провожая его взглядом, я увидел, что обвалившийся мосток порвал лишь верхние слои паутины и повис наискось, одним концом почти касаясь пола. Паутина ходила волнами, слезы мрака раскачивались, иногда отрывались от нитей, падали на далекий пол и лопались, пуская фонтанчики черного ничто. На моих глазах один артефакт свалился на голову шатуна, залил его кислотным мраком – фигура начала оплывать, как свеча, укорачиваться… ноги без торса стояли еще несколько секунд, потом упали.
Пистолет-пулемет ударился о край мостка и отскочил в прореху между нитями. Краем глаза я заметил движение сбоку, повернул голову – из ворот, смутно видимых на другом конце цеха, появились люди. Двигались они совсем иначе, чем шатуны.
Уши болели, из носа все еще бежала кровь, в голове гудело. Я встал, широко расставил ноги. Шатаясь, сделал шаг к бетонной площадке у стены. Поглядел вверх. Что он там делает опять, я ж его пристрелил? Эй, пилот, ты почему двигаешься? Неуверенно, медленно я поднял пистолет дрожащей рукой. Люди внизу бежали, расталкивая неповоротливых шатунов. Совсем мало у меня патронов осталось… Возле кресла красный рычаг, пилот пытается за него потянуть… Что это за рычаг?
В голове немного прояснилось, хотя глухота не прошла, и я по-прежнему ничего не слышал. Какой-то, наверное, тугой рычаг ему попался, не может сдвинуть, бедняга, – все потому, что я его ранил, причем смертельно. Но все же – что за рычаг, почему пилот так настойчиво тянет его?
Я посмотрел ниже, на крыло «Черного крокодила». И в этот миг будто двумя ударами молотка из моих ушей выбили затычки, какими закрывают отверстия в бочках с вином, – множество звуков ворвалось в голову.
Красный рычаг!
Упав на колено, я выстрелил – промахнулся, – еще раз, попал ему в грудь, но за эту секунду пилот таки сумел сдвинуть рычаг, и фугасная авиационная бомба калибром сто килограммов сорвалась с крыла вертолета.
Лязгнул кронштейн, и она полетела, разворачиваясь стабилизатором кверху – рухнула в паутину, как чугунная гиря в воду.
ФАБ проскользнула между нитями, едва потревожив их. Я вскочил и побежал.
И почти достиг бетонной площадки, когда внизу рвануло.
Грохоча, куски бетона посыпались вокруг. Площадка дрожала, как студень на вибростенде, несколько секунд мне казалось, что здание не выдержит, развалится. По всему цеху паутина ходила волнами, что-то сыпалось с потолка, один из прессов вдруг с тяжелым скрипом накренился, лязгнув, уперся в бок другого, да так и застыл – теперь они напоминали двух пьяниц, поддерживающих друг друга.
Когда все закончилось, я встал на ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
Раздался скрип, и мосток просел сильнее. Пора валить отсюда, а то обрушусь вместе с ним в паутину. На моих глазах две штанги медленно выходили из креплений в потолке, струйки ржавчины сыпались с них.
Я привстал. Можно добраться до второго мостка, по нему перебежать к торчащей из стены бетонной плите и дальше спуститься по лестнице.
Стволы пулемета под обтекателем «крокодила» дрогнули. Так пилот жив! Мосток скрипел, кренился все сильнее. Пулемет качнулся, донесся натужный скрип поврежденной при падении турели, и стволы завращались. Черт, черт! Он направлен в ту сторону, куда я собрался бежать, пилот начнет стрелять, как только я окажусь на линии огня…
Я вгляделся в черное бронестекло фонаря. Показалось, что смутно вижу за ним раскоряченную на ремнях в кресле фигуру, голову в шлеме и руки – хотя скорее всего это была лишь игра воображения.
Протяжно заскрипев, мост рывком опустился на полметра, я едва не полетел с него и вцепился в перила. Штанги медленно выходили из потолка, следом летел крошащийся бетон. Сейчас мосток упадет – а мне некуда деться с него, единственный путь к отступлению перекрыт пулеметом. Подняв «файв-севен», я выпустил две пули в середину фонаря, хотя понимал, что это бессмысленно. Они срикошетили, одна лязгнула о перила, другая взвизгнула над ухом. На броне даже царапин не осталось – а мост еще просел, удерживаться на нем стало совсем трудно, подошвы скользили. Убрав пистолет в кобуру, я схватился за ограждение. Что делать?! Сейчас он упадет, но я не повисну в паутине, как Никита, этот помост – сплошное железо – наверняка порвет ее.
С лязгом предпоследняя штанга выскочила из отверстия. Мой взгляд уперся в турель. Стволы больше не вращались. Что это значит? «ГШГ» не будет стрелять, если ствольный блок не крутится – там что-то сломалось!
Времени больше не было. Я рванулся по наклонной поверхности, съезжая, перебирая руками по ограждению, царапая ладони о ржавый металл. Мосток содрогался; как в замедленной съемке, я видел выходящую из потолка последнюю штангу.
Дверца кабины раскрылась, показался пилот с «Кедром» в руках и сразу открыл огонь.
Пули врезались в мосток, и это его добило – отломившись от последней штанги, он полетел вниз. Перескочив через перила, я боком свалился на нижний помост.
Правую руку пронзила боль, я выхватил пистолет левой. Странный какой-то пилот – из-под шлема торчат длинные волосы, одет в меха… Он уперся локтями в края проема, «Кедр» – небольшой пистолет-пулемет со складным прикладом – болтался на ремне, стянувшем запястье, голова в шлеме свесилась… Мне даже показалось, что пилот мертв, но он вдруг рывком подался обратно в кабину.
Я начал стрелять.
Он тоже.
Но между нашими выстрелами была одна существенная разница.
Я открыл огонь из пистолета, а пилот дал залп ракетами.
* * *
Три дымовых шлейфа прочертили воздух над площадкой, ракеты пробили слои паутины и врезались в дальнюю стену цеха возле приоткрытых ворот.
Трещина зигзагами побежала вверх, расширяясь, повернула – и замкнулась в кольцо. Наружу выпал здоровенный кусок бетона, в цех полился дневной свет, потолок просел.
Я лежал оглушенный, корчась от боли в ушах, прижимая к ним ладони. Из носа текла кровь.
Пилота в кабине защищают броня и шлемофон, а я попал под мощнейший акустический удар – находиться поблизости от стреляющего ракетами вертолета, да еще и в помещении, опасно для жизни. Из-за контузии я оглох, в голове пульсировала боль, сердце глухо стучало. Помотав головой, встал на четвереньки, рукавом вытер кровь с лица, сплюнул. Увидел лежащий рядом пистолет, потянулся к нему, но тут все поплыло, и я упал. Зажмурился, открыл глаза. Взяв пистолет, опять приподнялся.
Пилот в кабине зашевелился, и я дважды выстрелил.
Из проема раскрытой дверцы выскользнул и полетел вниз «Кедр». Провожая его взглядом, я увидел, что обвалившийся мосток порвал лишь верхние слои паутины и повис наискось, одним концом почти касаясь пола. Паутина ходила волнами, слезы мрака раскачивались, иногда отрывались от нитей, падали на далекий пол и лопались, пуская фонтанчики черного ничто. На моих глазах один артефакт свалился на голову шатуна, залил его кислотным мраком – фигура начала оплывать, как свеча, укорачиваться… ноги без торса стояли еще несколько секунд, потом упали.
Пистолет-пулемет ударился о край мостка и отскочил в прореху между нитями. Краем глаза я заметил движение сбоку, повернул голову – из ворот, смутно видимых на другом конце цеха, появились люди. Двигались они совсем иначе, чем шатуны.
Уши болели, из носа все еще бежала кровь, в голове гудело. Я встал, широко расставил ноги. Шатаясь, сделал шаг к бетонной площадке у стены. Поглядел вверх. Что он там делает опять, я ж его пристрелил? Эй, пилот, ты почему двигаешься? Неуверенно, медленно я поднял пистолет дрожащей рукой. Люди внизу бежали, расталкивая неповоротливых шатунов. Совсем мало у меня патронов осталось… Возле кресла красный рычаг, пилот пытается за него потянуть… Что это за рычаг?
В голове немного прояснилось, хотя глухота не прошла, и я по-прежнему ничего не слышал. Какой-то, наверное, тугой рычаг ему попался, не может сдвинуть, бедняга, – все потому, что я его ранил, причем смертельно. Но все же – что за рычаг, почему пилот так настойчиво тянет его?
Я посмотрел ниже, на крыло «Черного крокодила». И в этот миг будто двумя ударами молотка из моих ушей выбили затычки, какими закрывают отверстия в бочках с вином, – множество звуков ворвалось в голову.
Красный рычаг!
Упав на колено, я выстрелил – промахнулся, – еще раз, попал ему в грудь, но за эту секунду пилот таки сумел сдвинуть рычаг, и фугасная авиационная бомба калибром сто килограммов сорвалась с крыла вертолета.
Лязгнул кронштейн, и она полетела, разворачиваясь стабилизатором кверху – рухнула в паутину, как чугунная гиря в воду.
ФАБ проскользнула между нитями, едва потревожив их. Я вскочил и побежал.
И почти достиг бетонной площадки, когда внизу рвануло.
Грохоча, куски бетона посыпались вокруг. Площадка дрожала, как студень на вибростенде, несколько секунд мне казалось, что здание не выдержит, развалится. По всему цеху паутина ходила волнами, что-то сыпалось с потолка, один из прессов вдруг с тяжелым скрипом накренился, лязгнув, уперся в бок другого, да так и застыл – теперь они напоминали двух пьяниц, поддерживающих друг друга.
Когда все закончилось, я встал на ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93