Темная долина, Свалка, Агропром, Склады, Янтарь, Радар… А теперь хоть что-то новое.
На краю города было тихо. Вечерело, солнце трусливо спряталось за крышами заводских корпусов, и небо на западе покраснело от стыда за него. Хорошо хоть заморозки прошли, еще вчера вечером было ощутимо холоднее. Я вспомнил, как после катастрофы мы выбрались из-под башенного охладителя Чернобыльской АЭС, и каким необычным, незнакомым, тревожным показался нам окружающий мир. Зона будто умерла тогда – и родилась заново, восстала из пепла, как феникс. Часть старых аномалий исчезла, появились новые, со своими свойствами и особенностями, излучаемая ими энергия вкупе с обычной радиацией наверняка вскоре приведет к появлению новых мутантов. Мы тогда вернулись к броневику, я забрал деньги из тайника, потом кое-как завели машину, дотащились до брошенного колхоза, где нашли старую тракторную мастерскую, – и просидели там с месяц, тихо ремонтируя «Малыша», не высовываясь, отрезанные от всего мира. По рации толком ничего не удавалось поймать: шипение да неразборчивые переговоры военных. Мы не знали, что происходит вокруг, догадывались только, что Зона увеличилась и в ней начался хаос, война всех со всеми. Иногда до колхоза доносились взрывы и стрельба, несколько раз мимо пролетали вертолеты, дважды вдалеке проезжали военизированные колонны. Но мы были будто на другой планете. В подвале под колхозным магазинчиком обнаружился склад с консервами и сухарями, а в подполе дома, принадлежащего скорее всего председателю, нашлись мешки с крупой, сахаром и мукой, банки с соленьями и маринадами. Большая часть всего этого сгнила, покрылась плесенью или забродило, но кое-что осталось съедобным. Так мы и жили в сельской идиллии, которую нарушали лишь периодически забредающие на огонек мутанты да то и дело возникающие на территории колхоза аномалии, – а вокруг что-то грохотало, шумело, в мире происходили какие-то важные, опасные события… Мы ничего не знали о них. К новой консистенции воздуха мы привыкли, странный мучнистый свет, льющийся теперь с неба, тоже больше не удивлял. Казалось, после катастрофы в мире что-то безвозвратно изменилось – но человек привыкает ко всему, и теперь новые особенности окружающего стали для нас вполне обычными, будто так всегда и было.
Мы отъелись, растолстели. У Никиты появилась одышка. Починили «Малыша» – настолько, насколько позволял инвентарь и скудные запчасти колхозной мастерской.
А потом поймали сигнал SOS.
Он шел с севера – упорный, настойчивый… и какой-то тоскливый. Кто-то явно нуждался в помощи и взывал ко всем, кто мог услышать. Это длилось три дня, и в конце концов напарник сказал: «Не могу больше. Будто ребенок рядом кричит, жалобно так. Поехали, поглядим, что там». Я, конечно, стал возражать, но не слишком настойчиво – мне, как и Пригоршне, уже надоел этот колхоз. Мы отъехали к востоку, поймали сигнал еще раз, вычислили направление и направились к источнику.
И на вторые сутки за нами погнались монолитовцы.
– Нет, не понимаю я, что к чему, – заявил напарник, откусив от брикета сушеного мяса. – Они ж преследовали упорно, как… почему вдруг отстали?
Черные ехали следом почти целый день и взяли нас в клещи: два джипа двигались слева и справа от «Малыша», лишь немного отстав, еще три нагоняли сзади. Дважды мы ускользали от них, потом сумели взорвать мост вместе с парой машин и таким образом задержали погоню на несколько часов – а иначе она закончилась бы на подступах к этому городку, до ангара мы бы не добрались.
Пригоршня сплюнул, вытер губы ладонью.
– Ведь странно получается: они нас в город загнали, а сами въезжать не захотели.
– Вот это меня и беспокоит, – ответил я. – Нет, вроде специально черные нас не оттесняли сюда, хотели именно догнать. Но так получилось, что, смываясь от них, мы в этот городок забрались… а они заезжать не стали. Почему? Тут что, так опасно?
Не сговариваясь, мы выставили в дыру головы, окинули взглядом высокую ограду, здание заводской администрации и корпуса цехов. Со всех сторон грязь, битый кирпич, бетон и ржавчина. Унылое место, серое и тихое.
– Все равно надо топливо найти, ну и того, кто сигналы подавал, конечно, – сказал напарник. Не прекращая жевать, он задрал голову и стал разглядывать воздушную паутину. Кадык ходил туда-сюда по широкой шее, мерно двигалась мощная челюсть.
Хлебнув из фляги, я тоже посмотрел вверх. Слезы мрака медленно ползали по нитям, перетекали, струились…
– Может, они живые все-таки? – предположил Никита. Я возразил:
– Ну, тогда уж скорее вся паутина – живой организм. Но медлительный очень, как растение.
Напарник даже перестал жевать, вглядываясь в черные пятна над нами.
– А слезы, что ли, его плоды? – уточнил он наконец. – Как яблоки?
– Не знаю. Может, органы. Корни, которые он запустил в разные пространства. И держится за них.
– Межпространственное растение? – поразился Пригоршня. – Ну это ты загнул!
Я молча доел, бросил в песок обертку жвачки, вдавил каблуком и направился к ржавым воротам. Никита потопал за мной. Мы сдвинули скрипящие створки, отошли, разглядывая ангар снаружи. Старый, покосившийся, сплошные дыры и ржавчина – вряд ли кому в голову придет, что внутри что-то ценное. А если и заглянут туда, увидят воздушную паутину, бестолково качающуюся на сквозняке, да цементно-песочные завалы, и больше ничего.
– Нормально, – решил напарник, вешая автомат на плечо. – В безопасности он тут. Чего ты такой унылый, Химик?
– Потому что нет у меня никакого желания по городу этому шастать, – ответил я. – Что это за место странное? Никогда тут не был – и еще бы столько же не бывал.
– Ну так постараемся не задерживаться. По улицам прошвырнемся, топливо раздобудем, попробуем найти того, кто помощи просил, может, поможем ему – и сразу на юго-восток, в объезд, а потом прямиком на юг, к новому Кордону. Черные-то отстали от нас, а? Это же хорошо, радоваться надо! А у новой Зоны по-любому где-то должна быть граница, разве нет?
Мы понятие не имели, где теперь заканчивается Зона, но надеялись, что рано или поздно достигнем границы. Главное, не попасться на глаза кому-то, кто знает: это мы привезли к ЧАЭС устройство, которое, сработав, впрыснуло в биосферу Земли информационный вирус – яд, изменивший весь мир. Ведь остался в живых Касьян, который мог разболтать, что к чему, да и Картограф, и вон монолитовцы…
– По улицам прошвырнемся, – повторил я. – Вроде на прогулке в парке. Откуда ты знаешь, что на этих улицах есть, какие опасности? Никита, это чужая, незнакомая нам территория. Почему-то ведь монолитовцы сюда не захотели соваться.
Отойдя немного от ангара и еще раз убедившись, что преследователи исчезли, мы перебежали к старенькому «уазику», лежащему на боку в грязи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
На краю города было тихо. Вечерело, солнце трусливо спряталось за крышами заводских корпусов, и небо на западе покраснело от стыда за него. Хорошо хоть заморозки прошли, еще вчера вечером было ощутимо холоднее. Я вспомнил, как после катастрофы мы выбрались из-под башенного охладителя Чернобыльской АЭС, и каким необычным, незнакомым, тревожным показался нам окружающий мир. Зона будто умерла тогда – и родилась заново, восстала из пепла, как феникс. Часть старых аномалий исчезла, появились новые, со своими свойствами и особенностями, излучаемая ими энергия вкупе с обычной радиацией наверняка вскоре приведет к появлению новых мутантов. Мы тогда вернулись к броневику, я забрал деньги из тайника, потом кое-как завели машину, дотащились до брошенного колхоза, где нашли старую тракторную мастерскую, – и просидели там с месяц, тихо ремонтируя «Малыша», не высовываясь, отрезанные от всего мира. По рации толком ничего не удавалось поймать: шипение да неразборчивые переговоры военных. Мы не знали, что происходит вокруг, догадывались только, что Зона увеличилась и в ней начался хаос, война всех со всеми. Иногда до колхоза доносились взрывы и стрельба, несколько раз мимо пролетали вертолеты, дважды вдалеке проезжали военизированные колонны. Но мы были будто на другой планете. В подвале под колхозным магазинчиком обнаружился склад с консервами и сухарями, а в подполе дома, принадлежащего скорее всего председателю, нашлись мешки с крупой, сахаром и мукой, банки с соленьями и маринадами. Большая часть всего этого сгнила, покрылась плесенью или забродило, но кое-что осталось съедобным. Так мы и жили в сельской идиллии, которую нарушали лишь периодически забредающие на огонек мутанты да то и дело возникающие на территории колхоза аномалии, – а вокруг что-то грохотало, шумело, в мире происходили какие-то важные, опасные события… Мы ничего не знали о них. К новой консистенции воздуха мы привыкли, странный мучнистый свет, льющийся теперь с неба, тоже больше не удивлял. Казалось, после катастрофы в мире что-то безвозвратно изменилось – но человек привыкает ко всему, и теперь новые особенности окружающего стали для нас вполне обычными, будто так всегда и было.
Мы отъелись, растолстели. У Никиты появилась одышка. Починили «Малыша» – настолько, насколько позволял инвентарь и скудные запчасти колхозной мастерской.
А потом поймали сигнал SOS.
Он шел с севера – упорный, настойчивый… и какой-то тоскливый. Кто-то явно нуждался в помощи и взывал ко всем, кто мог услышать. Это длилось три дня, и в конце концов напарник сказал: «Не могу больше. Будто ребенок рядом кричит, жалобно так. Поехали, поглядим, что там». Я, конечно, стал возражать, но не слишком настойчиво – мне, как и Пригоршне, уже надоел этот колхоз. Мы отъехали к востоку, поймали сигнал еще раз, вычислили направление и направились к источнику.
И на вторые сутки за нами погнались монолитовцы.
– Нет, не понимаю я, что к чему, – заявил напарник, откусив от брикета сушеного мяса. – Они ж преследовали упорно, как… почему вдруг отстали?
Черные ехали следом почти целый день и взяли нас в клещи: два джипа двигались слева и справа от «Малыша», лишь немного отстав, еще три нагоняли сзади. Дважды мы ускользали от них, потом сумели взорвать мост вместе с парой машин и таким образом задержали погоню на несколько часов – а иначе она закончилась бы на подступах к этому городку, до ангара мы бы не добрались.
Пригоршня сплюнул, вытер губы ладонью.
– Ведь странно получается: они нас в город загнали, а сами въезжать не захотели.
– Вот это меня и беспокоит, – ответил я. – Нет, вроде специально черные нас не оттесняли сюда, хотели именно догнать. Но так получилось, что, смываясь от них, мы в этот городок забрались… а они заезжать не стали. Почему? Тут что, так опасно?
Не сговариваясь, мы выставили в дыру головы, окинули взглядом высокую ограду, здание заводской администрации и корпуса цехов. Со всех сторон грязь, битый кирпич, бетон и ржавчина. Унылое место, серое и тихое.
– Все равно надо топливо найти, ну и того, кто сигналы подавал, конечно, – сказал напарник. Не прекращая жевать, он задрал голову и стал разглядывать воздушную паутину. Кадык ходил туда-сюда по широкой шее, мерно двигалась мощная челюсть.
Хлебнув из фляги, я тоже посмотрел вверх. Слезы мрака медленно ползали по нитям, перетекали, струились…
– Может, они живые все-таки? – предположил Никита. Я возразил:
– Ну, тогда уж скорее вся паутина – живой организм. Но медлительный очень, как растение.
Напарник даже перестал жевать, вглядываясь в черные пятна над нами.
– А слезы, что ли, его плоды? – уточнил он наконец. – Как яблоки?
– Не знаю. Может, органы. Корни, которые он запустил в разные пространства. И держится за них.
– Межпространственное растение? – поразился Пригоршня. – Ну это ты загнул!
Я молча доел, бросил в песок обертку жвачки, вдавил каблуком и направился к ржавым воротам. Никита потопал за мной. Мы сдвинули скрипящие створки, отошли, разглядывая ангар снаружи. Старый, покосившийся, сплошные дыры и ржавчина – вряд ли кому в голову придет, что внутри что-то ценное. А если и заглянут туда, увидят воздушную паутину, бестолково качающуюся на сквозняке, да цементно-песочные завалы, и больше ничего.
– Нормально, – решил напарник, вешая автомат на плечо. – В безопасности он тут. Чего ты такой унылый, Химик?
– Потому что нет у меня никакого желания по городу этому шастать, – ответил я. – Что это за место странное? Никогда тут не был – и еще бы столько же не бывал.
– Ну так постараемся не задерживаться. По улицам прошвырнемся, топливо раздобудем, попробуем найти того, кто помощи просил, может, поможем ему – и сразу на юго-восток, в объезд, а потом прямиком на юг, к новому Кордону. Черные-то отстали от нас, а? Это же хорошо, радоваться надо! А у новой Зоны по-любому где-то должна быть граница, разве нет?
Мы понятие не имели, где теперь заканчивается Зона, но надеялись, что рано или поздно достигнем границы. Главное, не попасться на глаза кому-то, кто знает: это мы привезли к ЧАЭС устройство, которое, сработав, впрыснуло в биосферу Земли информационный вирус – яд, изменивший весь мир. Ведь остался в живых Касьян, который мог разболтать, что к чему, да и Картограф, и вон монолитовцы…
– По улицам прошвырнемся, – повторил я. – Вроде на прогулке в парке. Откуда ты знаешь, что на этих улицах есть, какие опасности? Никита, это чужая, незнакомая нам территория. Почему-то ведь монолитовцы сюда не захотели соваться.
Отойдя немного от ангара и еще раз убедившись, что преследователи исчезли, мы перебежали к старенькому «уазику», лежащему на боку в грязи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93