– Она заплакала. – Трех дочерей вырастила, а теперь ни одной не нужна. Вот как бывает, когда всем жертвуешь ради детей.
Мне стало ужасно не по себе. Старая женщина стояла передо мной и плакала. Забыв вдруг, что она никогда не любила меня, что видела во мне одни лишь недостатки, я неожиданно для самой себя сказала:
– Не плачь, бабушка. Моего заработка нам с тобой вполне хватит. Только пусть дома будут мир и спокойствие.
После завтрака мы с ней дружно занялись распаковыванием чемоданов.
В первых числах марта к нам пришли в гости Баранские. Пан Баранский, всегда такой бодрый и веселый, на этот раз был явно не в своей тарелке.
– Сердце пошаливает, – объяснил он бабушке. – Во всем виноват этот проклятый Ченстохов. Жили там в теснотище, нервничали без конца, оно и сказывается. Кто знал, могли ведь сюда приехать на четыре года раньше и сберечь здоровье.
– В оккупацию я тоже привыкла к тесноте. Да и потом было не лучше, но я даже не подозревала, что нервы расшатались из-за этого. Только теперь я вздохнула по-настоящему, – сказала бабушка.
Пани Дзюня, вскипятившая тем временем чай, то и дело заглядывала в комнату, не зная, подавать на стол или нет.
– Пани Дзюня, чай уже готов, наверное, – разрешила я ее сомнения. – Пойдемте принесем, и посидите, пожалуйста, с нами. Знакомьтесь, это родители Збышека.
– Очень приятно. С вашим сыном мы давно знакомы. Очень милый молодой человек, я люблю беседовать с ним, – пани Дзюня приветливо улыбнулась, сразу же завоевав расположение Баранских.
За эти годы пани Дзюня сильно изменилась. Ничто в ней не напоминало ту измученную, несчастную женщину, что пришла к нам поздним вечером 1946 года. Она была скромно, но опрятно одета, с неизменным белым воротничком, подкрашенными волосами. Румянец у нее был, как у юной девушки, и веселые, добрые глаза.
– Вы знаете, – обратилась пани Баранская к маме, – вчера у нас были гости. Пришла бывшая сотрудница моего мужа и привела с собой какую-то пожилую даму. Збышек случайно был дома. И вот я гляжу, он встречает эту даму, как старую знакомую, и остается с нами. Что случилось? – думаю. Обычно стоит кому-нибудь появиться, он моментально исчезает, а тут сидит как пришитый. Беседуем о том, о сем: что все дорожает, что трудно достать синий отрез на пальто…
– Ты все говоришь и говоришь, а в чем дело – непонятно, – перебил жену Баранский. – Я вам сейчас сам все растолкую. Фамилия этой дамы Булицкая. Она мать какого-то инженера или преподавателя института, который увлечен Катажиной. И вот мать пришла разузнать, что это за Катажина. Ясно? Спрашивала, какое у нее образование, играет ли она на рояле, знает ли языки. Я вмешался в разговор и сказал, что если б мой сын – в общем, хороший парень, только все никак не женится, – если б мой сын понравился Катажине, я бы на руках понес его к алтарю. Збышек попытался вмешаться, но я на него прикрикнул, а Булицкой сказал, что если Катажина согласна выйти за ее сына, то пусть она скорее бежит заказывать благодарственный молебен.
– Что вы говорите? – У мамы на щеках выступили красные пятна. – Я знакома с паном Булицким, он был здесь однажды со Збышеком. Такой элегантный, воспитанный. Я не думала, что у него серьезные намерения.
Моего мнения никто не спрашивал. Мама была уверена, что от такого блестящего жениха ни одна девушка не откажется. Только пани Дзюня, которая знала мое отношение к Булицкому, понимающе взглянула на меня.
Через три дня забежал Збышек. Поздоровавшись с бабушкой, он спросил:
– Катажина дома? Видите, каким она пользуется успехом? Ну как, по-вашему? Выдадим мы ее замуж или нет?
– Катажина сама знает, что ей делать. Она уже взрослая и к моему мнению не прислушивается, – ответила бабушка вроде бы шутливо, но в ее словах я уловила обиду. – А вы изменились, повзрослели.
– Годы идут, где уж тут молодеть. А что касается Катажины, то вы правы. Она нас всех заткнет за пояс.
– О чем задумалась? Привет! – крикнул Збышек с порога моей комнаты. – Родная бабушка не имеет на тебя никакого влияния. Что из тебя получится?
– Что получится, то и получится. Вот сижу и думаю, как быть с Булицким.
– В самом деле? – Збышек пристально посмотрел на меня.
– Мама говорит, что любая девушка отнеслась бы к подобному предложению со всей серьезностью. Свободная, самостоятельная женщина – это звучит неплохо, но, откровенно говоря, надоедает. Мы уже сыты по горло эмансипацией. И раз нашелся, наконец, настоящий жених, то за него надо ухватиться.
– Да ты издеваешься! Как так можно, Катажина? Ты издеваешься надо всем на свете. Скажи серьезно, что ты об этом думаешь?
– О чем?
– О браке с Булицким.
– Ах, это тебя интересует! А не лучше ли подложить тебе свинью? Слова твоего папы запали мне в душу. Я прямо вижу, как он несет тебя к алтарю на руках. Вот был бы номер. Ха-ха-ха! Вот была бы потеха! Представляю выражение твоего лица при этом. Пожалуй, ради такого зрелища стоит испортить себе остальную жизнь.
По мере того как я говорила, Збышек мрачнел. Глаза у него потемнели, стали холодными и злыми.
– Заело? Ну что ж, это большая победа. Теперь, насколько я тебя знаю, ты мне скажешь в ответ пару теплых слов. Я жду.
– Так вот, я тебе скажу… – Збышек остановился. – Пойдем куда-нибудь на чашку кофе.
– Это что, месть? Может быть, ты хочешь выкинуть какой-нибудь номер в кафе?
– Нет, нет, – возразил он устало. – Посидим, выпьем кофе, поговорим.
– Пожалуй, я не стану рисковать. Сейчас спрошу у пани Дзюни, если у нас есть кофе, дома его выпьем.
Мы сидели за столом и пили кофе. Збышек молчал, думая о чем-то своем. Я включила радио.
– Ты ведь не думаешь всего этого всерьез. Булицкий по возрасту годится тебе в отцы. Я простить себе не могу, что познакомил вас. Если что-нибудь случится, это будет моя вина.
– Не беспокойся, я никогда не стану его женой. Выходить замуж по расчету мне пока рановато, может, еще удастся по любви.
– Теперь, надеюсь, ты говоришь серьезно? – переспросил Збышек. – Ты так изменилась, что я уже ничего не понимаю. Скажи, что стало с тем мужчиной, которого ты ждала. Помнишь?.. Прошлой осенью.
– Ничего. Живет, работает и вообще процветает. Я с ним встречаюсь на совещаниях в тресте. Он теперь в Клодзке.
– Ты все еще любишь его?
– Збышек! Мне бы следовало обругать тебя последними словами! Ты что себе позволяешь? – Я взглянула на него и осеклась. На этот раз он не смеялся, это его в самом деле интересовало. – Видишь ли… Там уже давно все кончено. Мне не хочется говорить об этом, не надо спрашивать.
– Ладно, не буду, я человек послушный.
– Ты сегодня так не похож на себя, что я уж думаю, не заболел ли ты.
– Вот именно, заболел. Ну, мне пора. Будь здорова.
Домой я возвращалась поздно. Иногда ночью. На стройке работали в две смены, а нас было всего двое с Мендрасом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134
Мне стало ужасно не по себе. Старая женщина стояла передо мной и плакала. Забыв вдруг, что она никогда не любила меня, что видела во мне одни лишь недостатки, я неожиданно для самой себя сказала:
– Не плачь, бабушка. Моего заработка нам с тобой вполне хватит. Только пусть дома будут мир и спокойствие.
После завтрака мы с ней дружно занялись распаковыванием чемоданов.
В первых числах марта к нам пришли в гости Баранские. Пан Баранский, всегда такой бодрый и веселый, на этот раз был явно не в своей тарелке.
– Сердце пошаливает, – объяснил он бабушке. – Во всем виноват этот проклятый Ченстохов. Жили там в теснотище, нервничали без конца, оно и сказывается. Кто знал, могли ведь сюда приехать на четыре года раньше и сберечь здоровье.
– В оккупацию я тоже привыкла к тесноте. Да и потом было не лучше, но я даже не подозревала, что нервы расшатались из-за этого. Только теперь я вздохнула по-настоящему, – сказала бабушка.
Пани Дзюня, вскипятившая тем временем чай, то и дело заглядывала в комнату, не зная, подавать на стол или нет.
– Пани Дзюня, чай уже готов, наверное, – разрешила я ее сомнения. – Пойдемте принесем, и посидите, пожалуйста, с нами. Знакомьтесь, это родители Збышека.
– Очень приятно. С вашим сыном мы давно знакомы. Очень милый молодой человек, я люблю беседовать с ним, – пани Дзюня приветливо улыбнулась, сразу же завоевав расположение Баранских.
За эти годы пани Дзюня сильно изменилась. Ничто в ней не напоминало ту измученную, несчастную женщину, что пришла к нам поздним вечером 1946 года. Она была скромно, но опрятно одета, с неизменным белым воротничком, подкрашенными волосами. Румянец у нее был, как у юной девушки, и веселые, добрые глаза.
– Вы знаете, – обратилась пани Баранская к маме, – вчера у нас были гости. Пришла бывшая сотрудница моего мужа и привела с собой какую-то пожилую даму. Збышек случайно был дома. И вот я гляжу, он встречает эту даму, как старую знакомую, и остается с нами. Что случилось? – думаю. Обычно стоит кому-нибудь появиться, он моментально исчезает, а тут сидит как пришитый. Беседуем о том, о сем: что все дорожает, что трудно достать синий отрез на пальто…
– Ты все говоришь и говоришь, а в чем дело – непонятно, – перебил жену Баранский. – Я вам сейчас сам все растолкую. Фамилия этой дамы Булицкая. Она мать какого-то инженера или преподавателя института, который увлечен Катажиной. И вот мать пришла разузнать, что это за Катажина. Ясно? Спрашивала, какое у нее образование, играет ли она на рояле, знает ли языки. Я вмешался в разговор и сказал, что если б мой сын – в общем, хороший парень, только все никак не женится, – если б мой сын понравился Катажине, я бы на руках понес его к алтарю. Збышек попытался вмешаться, но я на него прикрикнул, а Булицкой сказал, что если Катажина согласна выйти за ее сына, то пусть она скорее бежит заказывать благодарственный молебен.
– Что вы говорите? – У мамы на щеках выступили красные пятна. – Я знакома с паном Булицким, он был здесь однажды со Збышеком. Такой элегантный, воспитанный. Я не думала, что у него серьезные намерения.
Моего мнения никто не спрашивал. Мама была уверена, что от такого блестящего жениха ни одна девушка не откажется. Только пани Дзюня, которая знала мое отношение к Булицкому, понимающе взглянула на меня.
Через три дня забежал Збышек. Поздоровавшись с бабушкой, он спросил:
– Катажина дома? Видите, каким она пользуется успехом? Ну как, по-вашему? Выдадим мы ее замуж или нет?
– Катажина сама знает, что ей делать. Она уже взрослая и к моему мнению не прислушивается, – ответила бабушка вроде бы шутливо, но в ее словах я уловила обиду. – А вы изменились, повзрослели.
– Годы идут, где уж тут молодеть. А что касается Катажины, то вы правы. Она нас всех заткнет за пояс.
– О чем задумалась? Привет! – крикнул Збышек с порога моей комнаты. – Родная бабушка не имеет на тебя никакого влияния. Что из тебя получится?
– Что получится, то и получится. Вот сижу и думаю, как быть с Булицким.
– В самом деле? – Збышек пристально посмотрел на меня.
– Мама говорит, что любая девушка отнеслась бы к подобному предложению со всей серьезностью. Свободная, самостоятельная женщина – это звучит неплохо, но, откровенно говоря, надоедает. Мы уже сыты по горло эмансипацией. И раз нашелся, наконец, настоящий жених, то за него надо ухватиться.
– Да ты издеваешься! Как так можно, Катажина? Ты издеваешься надо всем на свете. Скажи серьезно, что ты об этом думаешь?
– О чем?
– О браке с Булицким.
– Ах, это тебя интересует! А не лучше ли подложить тебе свинью? Слова твоего папы запали мне в душу. Я прямо вижу, как он несет тебя к алтарю на руках. Вот был бы номер. Ха-ха-ха! Вот была бы потеха! Представляю выражение твоего лица при этом. Пожалуй, ради такого зрелища стоит испортить себе остальную жизнь.
По мере того как я говорила, Збышек мрачнел. Глаза у него потемнели, стали холодными и злыми.
– Заело? Ну что ж, это большая победа. Теперь, насколько я тебя знаю, ты мне скажешь в ответ пару теплых слов. Я жду.
– Так вот, я тебе скажу… – Збышек остановился. – Пойдем куда-нибудь на чашку кофе.
– Это что, месть? Может быть, ты хочешь выкинуть какой-нибудь номер в кафе?
– Нет, нет, – возразил он устало. – Посидим, выпьем кофе, поговорим.
– Пожалуй, я не стану рисковать. Сейчас спрошу у пани Дзюни, если у нас есть кофе, дома его выпьем.
Мы сидели за столом и пили кофе. Збышек молчал, думая о чем-то своем. Я включила радио.
– Ты ведь не думаешь всего этого всерьез. Булицкий по возрасту годится тебе в отцы. Я простить себе не могу, что познакомил вас. Если что-нибудь случится, это будет моя вина.
– Не беспокойся, я никогда не стану его женой. Выходить замуж по расчету мне пока рановато, может, еще удастся по любви.
– Теперь, надеюсь, ты говоришь серьезно? – переспросил Збышек. – Ты так изменилась, что я уже ничего не понимаю. Скажи, что стало с тем мужчиной, которого ты ждала. Помнишь?.. Прошлой осенью.
– Ничего. Живет, работает и вообще процветает. Я с ним встречаюсь на совещаниях в тресте. Он теперь в Клодзке.
– Ты все еще любишь его?
– Збышек! Мне бы следовало обругать тебя последними словами! Ты что себе позволяешь? – Я взглянула на него и осеклась. На этот раз он не смеялся, это его в самом деле интересовало. – Видишь ли… Там уже давно все кончено. Мне не хочется говорить об этом, не надо спрашивать.
– Ладно, не буду, я человек послушный.
– Ты сегодня так не похож на себя, что я уж думаю, не заболел ли ты.
– Вот именно, заболел. Ну, мне пора. Будь здорова.
Домой я возвращалась поздно. Иногда ночью. На стройке работали в две смены, а нас было всего двое с Мендрасом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134