Хотя на самом деле ему давно пора было бы почистить клетки и аквариумы. И витрину протереть было бы неплохо, желательно прямо сегодня. Правда, тогда всем будет видно, какой замшелый вид на самом деле у этого зоомагазина. Я останавливаюсь перед чумазой витриной и пытаюсь разглядеть, что там есть в недрах этой лавки. С моей стороны это своего рода демонстрация, впрочем совершенно нелепая. Через открытую дверь я снова слышу, как перепархивают птицы, крошечные комочки, перемещающиеся в пределах территории своего компактного проживания. Неизвестно откуда у меня появляется чувство, что мое упорное нежелание двигаться в сторону дома сегодня мне уж точно даром не пройдет. Вот прямо сейчас тронусь в путь и пойду строго к намеченной цели. Нынче пятница, а по пятницам старушка в доме напротив развешивает на балконе свежевыстиранную рабочую одежду своего мужа. Из кухни я могу любоваться балконом сколько угодно. Старушка выносит белье в пластмассовом тазике и аккуратно развешивает капающие темно-синие рубахи, которых всякий раз набирается штуки четыре, а то и пять. Рубахи довольно быстро скрывают от меня старушку. Только случайно можно заметить, как нет-нет да и мелькнет ее белая рука между темно-синими полотнищами. Подобно уборщикам из автосалона и владельцу зоомагазина, усердная стиралыцица никогда не глядит по сторонам. Одно воспоминание о мокрых рубашках, хотя я их еще не вижу перед собой, действует на меня умиротворяюще. Я перехожу через улицу и сталкиваюсь нос к носу с Дорис. Я точно знаю, это мне наказание за то, что я так долго тут валандался. Дорис изображает радость, как будто мы с ней сто лет не виделись, и, как всегда, избегает резких движений. Когда она была маленькой, ей нужно было делать какую-то очень сложную операцию на сердце, ради которой ей даже пришлось лететь в Америку, где ее и прооперировали. После операции у нее остался здоровенный играм, который она мне однажды продемонстрировала. По сей день Дорис нельзя волноваться, потому что это может сказаться на сердце.
– Опять разглядывал зоомагазин?
– Tы что, за мной следила? – отвечаю я вопросом на вопрос.
– Да.
– Чего же ты тогда спрашиваешь?
– Просто так, – говорит она. – И ты, как всегда, раздумывал над тем, не купить ли тебе парочку белых мышей. – Дорис хихикнула.
– Я? – переспросил я.
– Это так трогательно, что я знаю мужчину, который мечтает о том, чтобы купить себе белых мышей. Я тут недавно рассказала об этом на работе одной своей знакомой. И представляешь, она жаждет теперь с тобою познакомиться, и всё из-за белых мышей!
– Что за бред?! С чего ты взяла, что я собираюсь заводить себе белых мышей?
– Tы же сам мне об этом говорил.
– Ничего я тебе такого не говорил, – говорю я.
– Говорил, – повторяет Дорис, – я-то помню.
– Ну сама подумай, на что мне сдались две белые мыши?!
– Этого я точно не знаю, – говорит Дорис. – Но ты мне сам об этом рассказывал, клянусь.
– Ты что-то перепутала.
– Сам ты всё перепутал. Наверняка давным-давно завел себе двух белых мышей и молчишь, не хочешь признаваться, вот и всё.
– Ты что-то путаешь.
– С чего мне путать, – говорит Дорис.
– Я тебе рассказывал о том, что в детстве я очень хотел завести себе двух мышек.
– Вот именно.
– Что значит «вот именно»?
– Именно это ты мне и рассказывал. Что в детстве ты хотел завести себе двух мышек.
– Вот именно.
– Ну вот видишь!
– Что видишь? Есть все-таки разница между тем, что говорил тебе я, и тем, что говоришь теперь ты.
– Да никакой тут разницы нет!
– Нет есть. Есть разница между тем, когда человек говорит, что он в детстве хотел завести себе двух мышек, и тем, когда он говорит, что и теперь, будучи взрослым, он бы не прочь завести себе двух мышек.
– Да брось ты!
– Что значит «брось ты»?
– Не думаю, что тут есть какая-то особая разница.
– Разница существует независимо от того, думаешь ты о ней или не думаешь. Нужно уметь видеть разницу, а не думать о ней. Понимаешь?
– Нет.
– Дело в данном случае не в том, что ты думаешь по поводу разницы, а в том, что я тебе сказал, а сказал я тебе, что я в детстве мечтал завести себе белых мышей. Понимаешь разницу? В детстве!
– Понимаю, понимаю, – говорит Дорис, – всё понимаю, только не верю.
Я считаю, что человек никогда не забывает того, о чем он мечтал в детстве.
– Ты опять всё переворачиваешь с ног на голову и сама не замечаешь. Я ведь не говорю, что я забыл о том, о чем мечтал в детстве.
– Дай ты мне договорить до конца, – требует Дорис. – Я хочу сказать, что и будучи взрослыми мы продолжаем исполнять свои детские желания, мечтая об исполнении того, что исполнилось…Тьфу ты, совсем запуталась… Ну, ты понимаешь, что я хочу сказать.
– Я понимаю, что ты хочешь сказать, но ты несешь несусветную чушь.
– Ты так говоришь, потому что стесняешься.
– Я стесняюсь? С чего мне стесняться?
– Ты не хочешь признаться в том, что до сих пор мечтаешь завести себе двух белых мышей.
– Дорис! Уверяю тебя, если бы мне взбрело в голову завести себе двух белых мышей, я бы пошел и купил их!
– А тогда почему ты все время торчишь перед зоомагазином, скажи мне!
– Да чего я тебе буду говорить, если ты и более простых вещей не понимаешь! Разве ты в состоянии понять, что человек может стоять перед витриной зоомагазина безо всякой на то причины, просто так, безо всяких желаний и без каких бы то ни было планов, и приходить сюда не раз, не два, а много раз?! Да этому может быть тысячи объяснений, но твои мышиные мозги не в состоянии переварить такую сложную картину!
Последнюю фразу я с удовольствием забрал бы назад. Но, с другой стороны, мне без нее было ну никак не обойтись. Как я жалею, что когда-то рассказал Дорис о своих детских желаниях, как я жалею, что вообще рассказывал некоторым личностям о своем детстве. Если мне не изменяет зрение, Дорис остолбенела. Такого хамства она от меня не ожидала. С другой стороны, может, оно и к лучшему, если мне не придется больше никогда с ней общаться. Я вполне переживу, если она впредь будет проходить мимо меня с гордо поднятой головой. Но напрасно я так рано радовался. Дорис только фыркает и говорит:
– Ну ты чудак-человек!
Она хлопает меня по плечу и смеется. Потом добавляет:
– Мыслитель и мыши!
И снова смеется.
Теперь я застыл столбом, я стою и не знаю, что на это сказать. Вместе с тем я очень надеюсь, что Дорис не станет плохо от смеха. Мне не хочется быть виноватым в том, что ее сердце вдруг накачает ей слишком много крови или слишком мало и Дорис свалится в обморок. На самом деле мне нужно было бы сейчас развернуться и молча уйти, но я остаюсь, потому что я единственный человек, который знает, что с Дорис, если ей сейчас вдруг станет плохо и она обмякнет у меня на руках. Но Дорис и не думает обмякать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
– Опять разглядывал зоомагазин?
– Tы что, за мной следила? – отвечаю я вопросом на вопрос.
– Да.
– Чего же ты тогда спрашиваешь?
– Просто так, – говорит она. – И ты, как всегда, раздумывал над тем, не купить ли тебе парочку белых мышей. – Дорис хихикнула.
– Я? – переспросил я.
– Это так трогательно, что я знаю мужчину, который мечтает о том, чтобы купить себе белых мышей. Я тут недавно рассказала об этом на работе одной своей знакомой. И представляешь, она жаждет теперь с тобою познакомиться, и всё из-за белых мышей!
– Что за бред?! С чего ты взяла, что я собираюсь заводить себе белых мышей?
– Tы же сам мне об этом говорил.
– Ничего я тебе такого не говорил, – говорю я.
– Говорил, – повторяет Дорис, – я-то помню.
– Ну сама подумай, на что мне сдались две белые мыши?!
– Этого я точно не знаю, – говорит Дорис. – Но ты мне сам об этом рассказывал, клянусь.
– Ты что-то перепутала.
– Сам ты всё перепутал. Наверняка давным-давно завел себе двух белых мышей и молчишь, не хочешь признаваться, вот и всё.
– Ты что-то путаешь.
– С чего мне путать, – говорит Дорис.
– Я тебе рассказывал о том, что в детстве я очень хотел завести себе двух мышек.
– Вот именно.
– Что значит «вот именно»?
– Именно это ты мне и рассказывал. Что в детстве ты хотел завести себе двух мышек.
– Вот именно.
– Ну вот видишь!
– Что видишь? Есть все-таки разница между тем, что говорил тебе я, и тем, что говоришь теперь ты.
– Да никакой тут разницы нет!
– Нет есть. Есть разница между тем, когда человек говорит, что он в детстве хотел завести себе двух мышек, и тем, когда он говорит, что и теперь, будучи взрослым, он бы не прочь завести себе двух мышек.
– Да брось ты!
– Что значит «брось ты»?
– Не думаю, что тут есть какая-то особая разница.
– Разница существует независимо от того, думаешь ты о ней или не думаешь. Нужно уметь видеть разницу, а не думать о ней. Понимаешь?
– Нет.
– Дело в данном случае не в том, что ты думаешь по поводу разницы, а в том, что я тебе сказал, а сказал я тебе, что я в детстве мечтал завести себе белых мышей. Понимаешь разницу? В детстве!
– Понимаю, понимаю, – говорит Дорис, – всё понимаю, только не верю.
Я считаю, что человек никогда не забывает того, о чем он мечтал в детстве.
– Ты опять всё переворачиваешь с ног на голову и сама не замечаешь. Я ведь не говорю, что я забыл о том, о чем мечтал в детстве.
– Дай ты мне договорить до конца, – требует Дорис. – Я хочу сказать, что и будучи взрослыми мы продолжаем исполнять свои детские желания, мечтая об исполнении того, что исполнилось…Тьфу ты, совсем запуталась… Ну, ты понимаешь, что я хочу сказать.
– Я понимаю, что ты хочешь сказать, но ты несешь несусветную чушь.
– Ты так говоришь, потому что стесняешься.
– Я стесняюсь? С чего мне стесняться?
– Ты не хочешь признаться в том, что до сих пор мечтаешь завести себе двух белых мышей.
– Дорис! Уверяю тебя, если бы мне взбрело в голову завести себе двух белых мышей, я бы пошел и купил их!
– А тогда почему ты все время торчишь перед зоомагазином, скажи мне!
– Да чего я тебе буду говорить, если ты и более простых вещей не понимаешь! Разве ты в состоянии понять, что человек может стоять перед витриной зоомагазина безо всякой на то причины, просто так, безо всяких желаний и без каких бы то ни было планов, и приходить сюда не раз, не два, а много раз?! Да этому может быть тысячи объяснений, но твои мышиные мозги не в состоянии переварить такую сложную картину!
Последнюю фразу я с удовольствием забрал бы назад. Но, с другой стороны, мне без нее было ну никак не обойтись. Как я жалею, что когда-то рассказал Дорис о своих детских желаниях, как я жалею, что вообще рассказывал некоторым личностям о своем детстве. Если мне не изменяет зрение, Дорис остолбенела. Такого хамства она от меня не ожидала. С другой стороны, может, оно и к лучшему, если мне не придется больше никогда с ней общаться. Я вполне переживу, если она впредь будет проходить мимо меня с гордо поднятой головой. Но напрасно я так рано радовался. Дорис только фыркает и говорит:
– Ну ты чудак-человек!
Она хлопает меня по плечу и смеется. Потом добавляет:
– Мыслитель и мыши!
И снова смеется.
Теперь я застыл столбом, я стою и не знаю, что на это сказать. Вместе с тем я очень надеюсь, что Дорис не станет плохо от смеха. Мне не хочется быть виноватым в том, что ее сердце вдруг накачает ей слишком много крови или слишком мало и Дорис свалится в обморок. На самом деле мне нужно было бы сейчас развернуться и молча уйти, но я остаюсь, потому что я единственный человек, который знает, что с Дорис, если ей сейчас вдруг станет плохо и она обмякнет у меня на руках. Но Дорис и не думает обмякать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41