Говорили также о самовнушении как следствии усталости машинистов, которым приходилось вести поезда в сплошном тумане.
А милиция разыскивала преступников. Но предположение об установке огромных прожекторов на рельсах перед движущимся поездом казалось малоправдоподобным. К тому же не было ни одного свидетеля, который видел бы прожекторы.
Четвертый случай произошел 2 апреля, на сей раз почти на полдороге между Пилой и Старгардом. Машинист не остановил поезда, поехал прямо на свет, который – как потом он утверждал – внезапно погас, оставляя по обе стороны дороги какое-то зыбкое свечение, продолговатый мерцающий блеск, подобного которому он до этого никогда не видел. Потом все исчезло. В Щецин поезд прибыл вовремя. А на следующий день обходчик нашел на рельсах приблизительно на этом месте (с разницей, может быть, в два километра) тело мужчины, перерезанное поездом. Личность убитого установить не удалось. Одет он был плохо, небрит, в карманах несколько злотых. Никто из местных жителей его не видел, никто, вероятно, не разыскивал, так как в соответствующих картотеках не найдено ни фотографий, ни описаний внешности, которые позволили бы опознать погибшего. Следствие зашло в тупик.
Беганьский все это рассказал Кортелю и показал рапорт и заключения экспертов. Его самого это дело мало интересовало.
– Бывают действительно странные случаи, – говорил он. – И бывают попросту случайности. Если два человека испытывают одинаковые ощущения в схожих обстоятельствах, этого еще мало для какой-нибудь сенсационной гипотезы. А труп? Достаточно обратиться к статистике, чтобы убедиться, сколько людей в Польше пропадает без вести и сколько находится тел, которые долго или вообще нельзя опознать…
Однако доводы Беганьского показались Кортелю малоубедительными. Он постоянно думал о происшествии на железной дороге и не сомневался в том, что есть нечто, мешающее внести ясность в это дело. Его мучило то обстоятельство, что существуют столь разные гипотезы, он хотел все знать наверняка и был убежден, что любое преступление может быть раскрыто до конца. Поэтому он много беседовал с машинистами и пассажирами экспресса Варшава – Щецин. Всю эту трассу проехал дважды; кажется, безрезультатно, но… не совсем. Пятнадцатого апреля между Пилой и Старгард-Щециньски, находясь в коридоре пустого вагона первого класса, Кортель познакомился с Басей, или Барбарой Видавской. Впервые за десять лет после смерти жены он «вспомнил» о существовании женщин…
Кортель считал, что он выглядит смешным в глазах женщин. И даже при встречах с Басей его не оставляло это ощущение, но он уже не мог без нее и тосковал, если они долго не виделись. Тосковал он и этой ночью, но не позвонил ей со службы, не позвонил и придя домой, отложил все на следующий день, не зная о том, что следующий день будет так заполнен, что не останется ни минуты на личные дела.
Сводка пришла рано утром, но Кортель прочитал ее только в середине дня, когда вернулся из Института технологии искусственных материалов, которым руководил владелец виллы инженер Эдвард Ладынь. Прокурор в связи с убийством в особняке и не без нажима со стороны Кортеля решил вызвать Ладыня с Балатона в Варшаву.
Когда Кортель показал свое удостоверение секретарше инженера Зосе Зельской и назвал свою фамилию, он заметил в ее глазах беспокойство.
– Вчера вечером, – сказал Кортель, – ограбили виллу инженера Ладыня…
Секретарша молчала, не выказав обычного в таких случаях удивления; Кортель не услышал традиционного «что-то невероятное!» или «бедный Ладынь!». Лишь немного погодя она спросила, хочет ли инспектор еще с кем-нибудь поговорить.
– Собственно говоря, нет…
Кортель оглядел комнату секретарши, заглянул через открытую дверь в пустой кабинет и спросил у Зельской венгерский адрес шефа. Конечно, он оставил ей адрес, даже телефон своих друзей в Будапеште, и, когда она подавала ему визитную карточку, где каллиграфическим почерком был написан адрес на двух языках, он в первый раз подумал, что она очень мила. Подумал также о том, что сразу этого не заметил.
– Кто вместо шефа? – спросил Кортель.
– Инженер Рыдзевский, – ответила она тут же. – Он в лаборатории. Позвать? – И, не дожидаясь ответа, сняла телефонную трубку.
Рыдзевский, мужчина высокого роста, что сразу же бросалось в глаза, был одет в серый поношенный костюм, рукава у пиджака чересчур короткие, а помятые брюки выше щиколотки.
– Что случилось, инспектор?
Кортель изложил суть дела, и Рыдзевский сразу же стал задавать вопросы:
– Вы решили вызвать Ладыня в Варшаву?
– Да. Ведь речь идет не только о грабеже. Совершено убийство.
– Я понимаю… А скажите, ящички в книжной стенке были открыты?
– Нет. А почему вы об этом спрашиваете?
– В ящичках, которые закрывались на ключ, Ладынь держал свои бумаги.
– И служебные тоже? Что-нибудь секретное?
– Нет. – Рыдзевский не улыбался. – Личные, но для него важные. Расчеты. Заметки…
– Я надеюсь, что они целы, – сказал Кортель.
– Я тоже… Впрочем, мы это можем проверить до приезда Ладыня. Особняк охраняется?
– Находится под наблюдением.
– Отлично, – Рыдзевский взглянул на секретаршу, и впервые на его лице появилось подобие улыбки. – Приготовь нам кофе, Зося…
– Хорошо, пан инженер… – Она включила чайник и, подойдя к окну, стала глядеть на улицу.
– Воры, наверное, не закрыли за собой двери, – тем же ровным голосом продолжал Рыдзевский. – У меня есть ключ от особняка.
– Ключ? – удивился Кортель.
– Да. – Рыдзевский посмотрел на часы. – Через два часа я еду на вокзал за Алисой, сестрой жены Ладыня. Мне надо отдать ей ключ.
– Вы дружите с Ладынями? – спросил Кортель и тут же почувствовал, что вопрос его наивен.
– Двадцать лет, – ответил Рыдзевский. – Вчера проводил их на аэродром. Туман стоял… Да вы же знаете…
– Знаю, – буркнул Кортель, думая уже об экспрессе Варшава – Щецин. Он на миг закрыл глаза, чтобы представить себе те загадочные прожекторы.
– С отъездом было много хлопот. Целый день пришлось звонить в аэропорт. Наконец узнали, что самолет вылетит в шесть вечера, а вылетел он только около одиннадцати.
– Около одиннадцати… – машинально повторил Кортель и вспомнил показания Ядвиги Скельчинской.
– Ладынь возвращался из аэропорта?
– Да. Рассеянность, пан инспектор. Ездил за портфелем.
– В котором часу?
– Что-то около восьми. Нам сказали, что самолет вылетит не раньше чем через два часа.
– У него была своя машина в аэропорту? Куда же он потом ее дел?
– Разумеется, оставил мне. У меня большой гараж. – Рыдзевский пододвинул Кортелю чашечку кофе.
– Вы видели когда-нибудь их домработницу? – спросил еще инспектор.
– Не успел. Они ее недавно наняли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
А милиция разыскивала преступников. Но предположение об установке огромных прожекторов на рельсах перед движущимся поездом казалось малоправдоподобным. К тому же не было ни одного свидетеля, который видел бы прожекторы.
Четвертый случай произошел 2 апреля, на сей раз почти на полдороге между Пилой и Старгардом. Машинист не остановил поезда, поехал прямо на свет, который – как потом он утверждал – внезапно погас, оставляя по обе стороны дороги какое-то зыбкое свечение, продолговатый мерцающий блеск, подобного которому он до этого никогда не видел. Потом все исчезло. В Щецин поезд прибыл вовремя. А на следующий день обходчик нашел на рельсах приблизительно на этом месте (с разницей, может быть, в два километра) тело мужчины, перерезанное поездом. Личность убитого установить не удалось. Одет он был плохо, небрит, в карманах несколько злотых. Никто из местных жителей его не видел, никто, вероятно, не разыскивал, так как в соответствующих картотеках не найдено ни фотографий, ни описаний внешности, которые позволили бы опознать погибшего. Следствие зашло в тупик.
Беганьский все это рассказал Кортелю и показал рапорт и заключения экспертов. Его самого это дело мало интересовало.
– Бывают действительно странные случаи, – говорил он. – И бывают попросту случайности. Если два человека испытывают одинаковые ощущения в схожих обстоятельствах, этого еще мало для какой-нибудь сенсационной гипотезы. А труп? Достаточно обратиться к статистике, чтобы убедиться, сколько людей в Польше пропадает без вести и сколько находится тел, которые долго или вообще нельзя опознать…
Однако доводы Беганьского показались Кортелю малоубедительными. Он постоянно думал о происшествии на железной дороге и не сомневался в том, что есть нечто, мешающее внести ясность в это дело. Его мучило то обстоятельство, что существуют столь разные гипотезы, он хотел все знать наверняка и был убежден, что любое преступление может быть раскрыто до конца. Поэтому он много беседовал с машинистами и пассажирами экспресса Варшава – Щецин. Всю эту трассу проехал дважды; кажется, безрезультатно, но… не совсем. Пятнадцатого апреля между Пилой и Старгард-Щециньски, находясь в коридоре пустого вагона первого класса, Кортель познакомился с Басей, или Барбарой Видавской. Впервые за десять лет после смерти жены он «вспомнил» о существовании женщин…
Кортель считал, что он выглядит смешным в глазах женщин. И даже при встречах с Басей его не оставляло это ощущение, но он уже не мог без нее и тосковал, если они долго не виделись. Тосковал он и этой ночью, но не позвонил ей со службы, не позвонил и придя домой, отложил все на следующий день, не зная о том, что следующий день будет так заполнен, что не останется ни минуты на личные дела.
Сводка пришла рано утром, но Кортель прочитал ее только в середине дня, когда вернулся из Института технологии искусственных материалов, которым руководил владелец виллы инженер Эдвард Ладынь. Прокурор в связи с убийством в особняке и не без нажима со стороны Кортеля решил вызвать Ладыня с Балатона в Варшаву.
Когда Кортель показал свое удостоверение секретарше инженера Зосе Зельской и назвал свою фамилию, он заметил в ее глазах беспокойство.
– Вчера вечером, – сказал Кортель, – ограбили виллу инженера Ладыня…
Секретарша молчала, не выказав обычного в таких случаях удивления; Кортель не услышал традиционного «что-то невероятное!» или «бедный Ладынь!». Лишь немного погодя она спросила, хочет ли инспектор еще с кем-нибудь поговорить.
– Собственно говоря, нет…
Кортель оглядел комнату секретарши, заглянул через открытую дверь в пустой кабинет и спросил у Зельской венгерский адрес шефа. Конечно, он оставил ей адрес, даже телефон своих друзей в Будапеште, и, когда она подавала ему визитную карточку, где каллиграфическим почерком был написан адрес на двух языках, он в первый раз подумал, что она очень мила. Подумал также о том, что сразу этого не заметил.
– Кто вместо шефа? – спросил Кортель.
– Инженер Рыдзевский, – ответила она тут же. – Он в лаборатории. Позвать? – И, не дожидаясь ответа, сняла телефонную трубку.
Рыдзевский, мужчина высокого роста, что сразу же бросалось в глаза, был одет в серый поношенный костюм, рукава у пиджака чересчур короткие, а помятые брюки выше щиколотки.
– Что случилось, инспектор?
Кортель изложил суть дела, и Рыдзевский сразу же стал задавать вопросы:
– Вы решили вызвать Ладыня в Варшаву?
– Да. Ведь речь идет не только о грабеже. Совершено убийство.
– Я понимаю… А скажите, ящички в книжной стенке были открыты?
– Нет. А почему вы об этом спрашиваете?
– В ящичках, которые закрывались на ключ, Ладынь держал свои бумаги.
– И служебные тоже? Что-нибудь секретное?
– Нет. – Рыдзевский не улыбался. – Личные, но для него важные. Расчеты. Заметки…
– Я надеюсь, что они целы, – сказал Кортель.
– Я тоже… Впрочем, мы это можем проверить до приезда Ладыня. Особняк охраняется?
– Находится под наблюдением.
– Отлично, – Рыдзевский взглянул на секретаршу, и впервые на его лице появилось подобие улыбки. – Приготовь нам кофе, Зося…
– Хорошо, пан инженер… – Она включила чайник и, подойдя к окну, стала глядеть на улицу.
– Воры, наверное, не закрыли за собой двери, – тем же ровным голосом продолжал Рыдзевский. – У меня есть ключ от особняка.
– Ключ? – удивился Кортель.
– Да. – Рыдзевский посмотрел на часы. – Через два часа я еду на вокзал за Алисой, сестрой жены Ладыня. Мне надо отдать ей ключ.
– Вы дружите с Ладынями? – спросил Кортель и тут же почувствовал, что вопрос его наивен.
– Двадцать лет, – ответил Рыдзевский. – Вчера проводил их на аэродром. Туман стоял… Да вы же знаете…
– Знаю, – буркнул Кортель, думая уже об экспрессе Варшава – Щецин. Он на миг закрыл глаза, чтобы представить себе те загадочные прожекторы.
– С отъездом было много хлопот. Целый день пришлось звонить в аэропорт. Наконец узнали, что самолет вылетит в шесть вечера, а вылетел он только около одиннадцати.
– Около одиннадцати… – машинально повторил Кортель и вспомнил показания Ядвиги Скельчинской.
– Ладынь возвращался из аэропорта?
– Да. Рассеянность, пан инспектор. Ездил за портфелем.
– В котором часу?
– Что-то около восьми. Нам сказали, что самолет вылетит не раньше чем через два часа.
– У него была своя машина в аэропорту? Куда же он потом ее дел?
– Разумеется, оставил мне. У меня большой гараж. – Рыдзевский пододвинул Кортелю чашечку кофе.
– Вы видели когда-нибудь их домработницу? – спросил еще инспектор.
– Не успел. Они ее недавно наняли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37