- Куда это вас обоих несет?
Я не видал Джун с тех пор, как мы не поладили в такси, и у меня все еще был на нее зуб.
- Мы с Джун вместе приехали в Лондон в моей машине,- объяснил я Блэскину.- А теперь вот вы вместе катите на север. У меня прямо голова идет кругом.
- Мир тесен,- сказал Джилберт.- Это всем известно. Но теперь она возвращается на север со мной, правда, дорогая?
- Я бросила работу в клубе,- сказала мне Джун.- Мы с Джилбертом знаем друг друга не первый месяц и решили поселиться вместе. Забавляемся старой как мир игрой в мужа и жену.
Они уже выпяли коньяку, а теперь нам подали суп, горячий, как кипяток. Блэскин выпил за ее здоровье.
- Возможно, мы даже поженимся. Мы об этом еще не говорили, но похоже, к этому идет. Я уже, слава богу, развелся.
Мне невыносимо было глядеть, как их переполняет счастье.
- А что случилось с Пирл Харби? Он поморщился, но я ждал ответа.
- Она меня бросила.
- Иначе говоря, это вы ее вышвырнули.
- Она меня бросила, дружище.
Нам принесли второе, и я спросил Джун, как поживает Моггерхэнгер, да только мой вопрос ей не понравился.
Ты такая же дрянь, как твоя машина. Пропади ты пропадом!
- Рад бы, да не получается.
- Ты хочешь сказать, пока не получается.
Потом она улыбнулась, не могла она долго злиться - слишком была счастлива.
- Моггерхэнгер пришел в клуб и вызвал Кении Дьюкса. И сказал - Кенни вроде хотел сбежать с его дочкой Полли, а она, скажу я тебе, довольно-таки распутная сучка. Моггерхэнгер сказал, чтоб
Кении не смел больше ей звонить. Кении жутко заволновался, стал все отрицать - в общем, слово за слово, Клод ему наподдал, и Кенни вышвырнули из клуба.
Я засмеялся: видно, всему виной был мой случайный телефонный звонок, но я ничего не сказал Джун, а вслух подивился моггер-хэнгерову дурному характеру и неразумной подозрительности. Джун просто по-бабьи завидует Полли, подумал я. Ну, а с Кенни Дьюксом мы квиты - я вспомнил, как я по его милости лишился места шофера.
Обед закончился вполне по-дружески, ведь все мы здорово набрались. По дороге в купе Джилберт упал, и я наступил на его шляпу. Он рассвирепел, но я посоветовал ему вести себя потише, стоит ли собачиться, я ж не нарочно.
- Не вздумай к нему цепляться,- накинулась на меня Джун,- не то я выцарапаю тебе глаза.- Потом подняла шляпу и нахлобучила Джилберту на его непристойно голую башку.- Пойдем, дорогой.
Ссора не помешала нам усесться в одном купе. Я спросил, пишет ли он новую книгу.
- Постараюсь, чтоб не писал,- сказала Джун.- У нас хватает времени только на то, чтобы жить, правда, миленький?
- Почти,- ответил он, встал, взялся за край багажной полки и начал подтягиваться на руках.- В настоящее время я пишу монументальный труд, не роман, под названием «История резни». Мой издатель полагает, что в теперешнее мирное время на такую книгу будет спрос.- Он задохнулся от подтягиваний и сел между нами.- Живя с моей дорогой Джун, я соберу отличный материал. Мне всегда не везло с женщинами, и я не знал с ними счастья, потому что ни одна не осмеливалась со мной воевать. А Джун мне как раз под пару. Вчера вечером в ресторане она швырнула авокадо, расплескала масло и все вокруг роскошно заляпала.
- Он под столом пинал меня ногами.
- Хотел посмотреть, что ты станешь делать,- с улыбкой сказал Джилберт.- Раньше, когда я так делал, мои дамы только смотрели на меня с упреком.
- В другой раз я весь стол опрокину,- пообещала Джун.
- Великолепно! - воскликнул он.- А я сверну тебе шею, черт возьми.
Здорово он переменился, просто любо смотреть. А Пирл, сдается мне, угодила в сумасшедший дом. В Ноттингеме я сошел, а счастливая парочка покатила дальше целоваться и миловаться в свое удовольствие.
Накануне я послал матери телеграмму, так что она пораньше отпросилась с работы, и я застал ее уже дома. С вокзала я ехал на такси и чуть не вывихнул шею - все старался издали разглядеть скалу, на которой стоит замок,- я погружался в воспоминания и радовался им и в любую минуту мог без печали из них вынырнуть. Враки все это - будто назад пути нет, домой возврата нет, ведь по правде-то я никогда и не верил, будто всерьез отсюда уезжаю.
Мать прибирала у меня в комнате.
- Я только на один день,- сказал я,- завтра надо быть на службе.
Потом она прошла в кухню, зажгла газ, а я стоял тут же и смотрел.
- А что у тебя за служба?
- Разъезжаю…- сказал я и прибавил свои обычные объяснения.
Она еще раньше накрутила волосы на бигуди и обмотала голову платком, чтоб их не было видно. - Ты нашел хорошую службу.
- Заработок подходящий.
- А нравится тебе твоя работа?
- Работа нетрудная.
Мать рассмеялась, и мы плюхнулись в кресла друг против друга.
- Ты всегда искал работу не бей лежачего. Я протянул ей сигареты.
- Ну, а твоя работа как?
- По-прежнему тяну лямку. Зато сыта и держу хвост морковкой. Есть хочешь?
- Нет.
Она заварила чай, разлила, положила сахару, плеснула молока, помешала ложечкой и подвинула ко мне.
- Жалко, я не был на бабушкиных похоронах,- сказал я.- Но
я не знал.
- Мы пробовали тебя разыскать. Я даже в полицию ходила - они не могли помочь.
У меня душа ушла в пятки.
- Больше я пропадать не буду.
- Хорошо бы, а то вдруг со мной что случится. Обузой тебе я, надо думать, не стану, я ведь выхожу замуж. Мы с Альбертом думаем пожениться месяца через три.
- С Альбертом?
- Увидишь его нынче вечером, если пойдешь со мной в город. Бабушкина шкатулка хранилась наверху, мать дала мне конверт с ключом. Шкатулка была заполнена не доверху. В ней лежали старые арендные книжки - бабушка берегла их всю свою жизнь,- и все страховые полисы, срок которым давно истек, и, кроме того, метрики, семейная библия - оказывается, в начале и в конце на чистых листах бабушкиной рукой и другими до нее вписаны были даты рождения и смерти нескольких поколений нашей семьи. Были в шкатулке и рекомендации от людей, на которых бабушка работала с двенадцати лет,- пачки никчемных, ветхих бумажек, какие всегда скапливаются у старозаветных полуграмотных людей. В комнате было сыро и холодно, и я разодрал несколько арендных книжек, сунул их в камин, сложил кучкой и чиркнул зажигалкой - получился славный костер. Тут же оказались какие-то газеты полувековой давности, я отложил их в сторонку - потом прочитаю, любопытно, чего ради она их хранила. Потом показалась пачка старинных фотографий, среди них несколько дагерротипов - все члены нашей семьи, которые дали деру из Ирландии.
Я сравнил даты на обороте с записями в библии, и одна фотография особенно меня заинтересовала - это был первый Каллен, он прибыл из графства Мейо во времена знаменитого голода и привез с собой жену и шестерых сыновей. На фотографии он был очень похож на меня, какой я выхожу на карточках. Меня прямо жуть взяла. Полли Моггерхэнгер как-то щелкнула меня в Женеве, и на том снимке я вышел такой же застенчивый и скованный, как он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106