Хоть бы его застукали, когда он уже последние спускал, тогда еще, глядишь, оправдается, скажет - какой-то стиляга ему дал за мытье машины, с лица, мол, рябой, а как звать забыл. Тогда и мне тоже ничего бы не грозило
Да только черта лысого мне так повезет, и надеяться нечего, лучше бежать, оно безопасней. Я кинулся к себе, уложил чемоданишко, купил на свои последние пачку сигарет, билет на автобус и покатил на юго-запад. Проехал всего двенадцать миль, но скоро, на мое счастье, подобрала меня легковушка, она шла в Солсбери а то как раз дождь припустил. Я совсем выдохся, на душе погано, денег ни гроша - ну, думаю, теперь мне крышка. Одного мне хотелось - спать, да только водитель этот пристал: зачем-де мне надо в Солсбери.
«Хотите собор посмотреть?-спрашивает. - Или у вас там друзья? Сам я направляюсь в Дорчестер, хочу поглядеть там дом, может, куплю. А вы чем занимаетесь?»
Я, говорю, садовник, слыхал, в Солсбери есть работа, вот и еду. Я не стал плакаться, что сижу на мели, а только довез он меня до Солсбери, открыл бумажник и дал десять шиллингов. Поблагодарил я его, вот уж правда, от всего сердца, и, может, он принес мне удачу: в Солсбери я прожил целых два года. И никто меня там не трогал, несколько человек знали меня там хорошо, многие - похуже, но для всех я был просто тихий, скромный парень с севера. Я говорил - мол, с четырнадцати лет работал в шахте, отбарабанил без малого двадцать лет, мне уж грозил силикоз, вот и решил покончить с этой каторгой. Еще наплел, будто мать моя вдовая и померла, других детей у ней не было, братьев и сестер тоже, ну и не для чего больше мне сидеть в Ноттингемшире, можно сказать, на Северном полюсе.
Работал я у одного шофером-он выращивал овощи на продажу, а я водил фургон и вообще помогал в чем придется и скоро пошел на поправку, это все заметили и так радовались, меня даже за душу взяло. Жил я у одной вдовы, с лица совсем неприметная, а потом мне в пивной рассказали: замужем она была всего-то две недели, тому уже пятнадцать лет. Как началась война, ее муж пошел в торговый флот, а перед самым концом исчез и ни слуху ни духу. И скоро я стал с ней спать, потому как она была еще в самом соку, это уж не сомневайся.
А потом как-то проснулся я утром, и то ли голова у меня трещала, то ли живот болел, уж не помню, один черт,- только поцеловал я ее (я всегда ее целовал перед тем, как на работу идти), а через час вернулся: знал, ее не застану, уйдет за покупками, У меня было сорок фунтов отложено, да еще часы и приемничек, взял я свой чемодан, пальто, подался на станцию и покатил скорым в Лондон. Когда увидал из окна Сэрбитонскую пустошь, еще подумал, может, я зря уехал, а сошел с поезда на вокзале Ватерлоо, зашагал по берегу Темзы к Хангерфордскому мосту, дохнул летней пыли, дыму - и чуть не заорал от радости. Иду по пешеходной дорожке, взмок весь, хотя чемодан не больно тяжелый, потом остановился, поглядел вниз - зеленая масляная вода катится между опор, пассажирские катера, битком набитые, плывут вниз по течению, к Гринвичу. Я разглядывал берег, и он будто надвигался на меня, как вдруг мост подо мной затрясся-это из Чэринг-кросского тоннеля выскочил поезд. Я до того обалдел от радости, увидал старика - играет на свистульке, взял да и бросил ему в шапку шиллинг. Мне казалось, Лондон - золотое дно и он только меня и ждет - подходи и пользуйся.
А с этаким настроением куда ни придешь, перед тобой одна дорожка - преступление. Ну, я по ней и пошел. Пошатался по Сохо услыхал, в одном гараже покупают краденые машины, и в два счета продал им несколько штук: прямо у обочины подбирал, машины не из самых дорогих, но уж будь спокоен, получил я за них хорошую цену, не то что тогда. Ну и, само собой, одно за другое цепляется, стал я подсоблять в грабежах, все больше шоферил на машинах, на которых воры потом улепетывали. Я в этом деле был мастак, изучил карту и чуть
не весь Лондон знал назубок. Как начну петлять по улицам - ловко да на полной скорости,- хоть кого собью со следа. Коротко сказать, один раз мы вчетвером обтяпали дельце на восемь тысяч фунтов. Да только другие утекли, а меня сцапали. Мы удирали, фараоны гнались за нами по пятам, а у нас было радио, настроились мы на их волну, слышали, как они переговариваются. Ну, я дал тем троим выскочить из машины, а сам припустил в Кройдон. И попался, дали мне пять лет. Вот четыре отсидел, вчера вышел и двинул на Лондон: хочу получить свои две тыщи. Может, скажешь, гиблое дело, где я их теперь найду? Найду, будь уверен. Я бы не пять лет получил, а куда меньше, кабы выдал тех троих да шепнул полиции, где припрятаны денежки. А , я держал язык за зубами, сказал только, что увел шестьдесят две машины, ну, а больше им нечего было мне предъявить.
Когда Билл Строу досказал свою историю, мы были уже немного северней Биглсуэйда. Лил дождь, крыша машины протекала, юг явно не оправдывал наших надежд. Машине так досталось - того гляди, развалится. Мы это оба понимали. Мотор кашлял, точно чахоточный при последнем издыхании; Билл считал, тут нужен не только новый корпус, но и новый мотор, а стало быть, умней бросить эту несчастную калошу при дороге, пускай пропадает.
- От нее уже толку не жди,- сказал он.- Поставил бы ты на ней крест, самое время. Ладно, давай-ка пообедаем, а она покуда остынет. Этой кляче разве что сена подкинуть для бодрости. Пускай постоит, ей на пользу, а сами тем временем чего-нибудь поедим, по крайней мере я. Это ты одним куревом сыт, я так не могу.
- Поесть ты всегда не прочь. Только и знаешь поносить мою машину, да хвастать своими подвигами, да набивать брюхо.
- А ты бы гордился, что везешь меня в Лондон. Я там враз заделаюсь богачом. Сколько на меня тратишь - отдам вдесятеро.
Чудно мне стало, когда он это сказал. Я и не подумал: вот, мол, заливает, показалось даже - вдруг он и впрямь обернется богачом, вроде наврал с три короба, а тут как молнией полыхнет чистая правда.
Я поставил машину как мог дальше от грузовиков и пошел за Биллом в закусочную. Он уже торчал у стойки и так смотрел на меню, будто молился на него.
- Что будем рубать? - спросил я.
- Я уже выбрал. Насчет жратвы я быстро соображаю.
- Люблю решительных людей,- съязвил я, и его наконец взяла досада.
Что-то ты больно много себе позволяешь, черт возьми. Охота есть одному - ешь. Охота ехать одному - пожалуйста, да только скоро тебе придется шагать в Лондон пешком, а драндулет свой на горбу потащишь.
Он захохотал, и девушка за стойкой поскорей спросила, чего ему подать. Тут он отбарабанил на радость пустому желудку:
- Томатный суп, милашка, потом печенку, сосиски, картофельное пюре с луком. Потом паровой пудинг с заварным кремом, парочку вон тех пирожных с вареньем, кружку чаю, четыре куска хлеба, масло, двадцать сигарет, ложку, вилку и нож.
- Побойся бога,- сказал я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
Да только черта лысого мне так повезет, и надеяться нечего, лучше бежать, оно безопасней. Я кинулся к себе, уложил чемоданишко, купил на свои последние пачку сигарет, билет на автобус и покатил на юго-запад. Проехал всего двенадцать миль, но скоро, на мое счастье, подобрала меня легковушка, она шла в Солсбери а то как раз дождь припустил. Я совсем выдохся, на душе погано, денег ни гроша - ну, думаю, теперь мне крышка. Одного мне хотелось - спать, да только водитель этот пристал: зачем-де мне надо в Солсбери.
«Хотите собор посмотреть?-спрашивает. - Или у вас там друзья? Сам я направляюсь в Дорчестер, хочу поглядеть там дом, может, куплю. А вы чем занимаетесь?»
Я, говорю, садовник, слыхал, в Солсбери есть работа, вот и еду. Я не стал плакаться, что сижу на мели, а только довез он меня до Солсбери, открыл бумажник и дал десять шиллингов. Поблагодарил я его, вот уж правда, от всего сердца, и, может, он принес мне удачу: в Солсбери я прожил целых два года. И никто меня там не трогал, несколько человек знали меня там хорошо, многие - похуже, но для всех я был просто тихий, скромный парень с севера. Я говорил - мол, с четырнадцати лет работал в шахте, отбарабанил без малого двадцать лет, мне уж грозил силикоз, вот и решил покончить с этой каторгой. Еще наплел, будто мать моя вдовая и померла, других детей у ней не было, братьев и сестер тоже, ну и не для чего больше мне сидеть в Ноттингемшире, можно сказать, на Северном полюсе.
Работал я у одного шофером-он выращивал овощи на продажу, а я водил фургон и вообще помогал в чем придется и скоро пошел на поправку, это все заметили и так радовались, меня даже за душу взяло. Жил я у одной вдовы, с лица совсем неприметная, а потом мне в пивной рассказали: замужем она была всего-то две недели, тому уже пятнадцать лет. Как началась война, ее муж пошел в торговый флот, а перед самым концом исчез и ни слуху ни духу. И скоро я стал с ней спать, потому как она была еще в самом соку, это уж не сомневайся.
А потом как-то проснулся я утром, и то ли голова у меня трещала, то ли живот болел, уж не помню, один черт,- только поцеловал я ее (я всегда ее целовал перед тем, как на работу идти), а через час вернулся: знал, ее не застану, уйдет за покупками, У меня было сорок фунтов отложено, да еще часы и приемничек, взял я свой чемодан, пальто, подался на станцию и покатил скорым в Лондон. Когда увидал из окна Сэрбитонскую пустошь, еще подумал, может, я зря уехал, а сошел с поезда на вокзале Ватерлоо, зашагал по берегу Темзы к Хангерфордскому мосту, дохнул летней пыли, дыму - и чуть не заорал от радости. Иду по пешеходной дорожке, взмок весь, хотя чемодан не больно тяжелый, потом остановился, поглядел вниз - зеленая масляная вода катится между опор, пассажирские катера, битком набитые, плывут вниз по течению, к Гринвичу. Я разглядывал берег, и он будто надвигался на меня, как вдруг мост подо мной затрясся-это из Чэринг-кросского тоннеля выскочил поезд. Я до того обалдел от радости, увидал старика - играет на свистульке, взял да и бросил ему в шапку шиллинг. Мне казалось, Лондон - золотое дно и он только меня и ждет - подходи и пользуйся.
А с этаким настроением куда ни придешь, перед тобой одна дорожка - преступление. Ну, я по ней и пошел. Пошатался по Сохо услыхал, в одном гараже покупают краденые машины, и в два счета продал им несколько штук: прямо у обочины подбирал, машины не из самых дорогих, но уж будь спокоен, получил я за них хорошую цену, не то что тогда. Ну и, само собой, одно за другое цепляется, стал я подсоблять в грабежах, все больше шоферил на машинах, на которых воры потом улепетывали. Я в этом деле был мастак, изучил карту и чуть
не весь Лондон знал назубок. Как начну петлять по улицам - ловко да на полной скорости,- хоть кого собью со следа. Коротко сказать, один раз мы вчетвером обтяпали дельце на восемь тысяч фунтов. Да только другие утекли, а меня сцапали. Мы удирали, фараоны гнались за нами по пятам, а у нас было радио, настроились мы на их волну, слышали, как они переговариваются. Ну, я дал тем троим выскочить из машины, а сам припустил в Кройдон. И попался, дали мне пять лет. Вот четыре отсидел, вчера вышел и двинул на Лондон: хочу получить свои две тыщи. Может, скажешь, гиблое дело, где я их теперь найду? Найду, будь уверен. Я бы не пять лет получил, а куда меньше, кабы выдал тех троих да шепнул полиции, где припрятаны денежки. А , я держал язык за зубами, сказал только, что увел шестьдесят две машины, ну, а больше им нечего было мне предъявить.
Когда Билл Строу досказал свою историю, мы были уже немного северней Биглсуэйда. Лил дождь, крыша машины протекала, юг явно не оправдывал наших надежд. Машине так досталось - того гляди, развалится. Мы это оба понимали. Мотор кашлял, точно чахоточный при последнем издыхании; Билл считал, тут нужен не только новый корпус, но и новый мотор, а стало быть, умней бросить эту несчастную калошу при дороге, пускай пропадает.
- От нее уже толку не жди,- сказал он.- Поставил бы ты на ней крест, самое время. Ладно, давай-ка пообедаем, а она покуда остынет. Этой кляче разве что сена подкинуть для бодрости. Пускай постоит, ей на пользу, а сами тем временем чего-нибудь поедим, по крайней мере я. Это ты одним куревом сыт, я так не могу.
- Поесть ты всегда не прочь. Только и знаешь поносить мою машину, да хвастать своими подвигами, да набивать брюхо.
- А ты бы гордился, что везешь меня в Лондон. Я там враз заделаюсь богачом. Сколько на меня тратишь - отдам вдесятеро.
Чудно мне стало, когда он это сказал. Я и не подумал: вот, мол, заливает, показалось даже - вдруг он и впрямь обернется богачом, вроде наврал с три короба, а тут как молнией полыхнет чистая правда.
Я поставил машину как мог дальше от грузовиков и пошел за Биллом в закусочную. Он уже торчал у стойки и так смотрел на меню, будто молился на него.
- Что будем рубать? - спросил я.
- Я уже выбрал. Насчет жратвы я быстро соображаю.
- Люблю решительных людей,- съязвил я, и его наконец взяла досада.
Что-то ты больно много себе позволяешь, черт возьми. Охота есть одному - ешь. Охота ехать одному - пожалуйста, да только скоро тебе придется шагать в Лондон пешком, а драндулет свой на горбу потащишь.
Он захохотал, и девушка за стойкой поскорей спросила, чего ему подать. Тут он отбарабанил на радость пустому желудку:
- Томатный суп, милашка, потом печенку, сосиски, картофельное пюре с луком. Потом паровой пудинг с заварным кремом, парочку вон тех пирожных с вареньем, кружку чаю, четыре куска хлеба, масло, двадцать сигарет, ложку, вилку и нож.
- Побойся бога,- сказал я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106