- Что ты делаешь? - удивилась она, заглянув в экран.
"Дорогой контролер! - было набрано на голубом поле. - Я
нахожусь там-то и там-то".
- Машину неудачно поставил, - объяснил Витя, - а в таких случаях обязательно появляется вонючий мизрах с квитанцией... Вот, хочу превентивно дать ему сапогом по яйцам... Ты не знаешь - "нимце" пишется через "алеф" или через "айн"?
У Зямы началась истерика.
Вид закоренелого хама и богохульника Вити, сидящего под табличкой с текстом дорожной молитвы и набирающего на ненавистном ему языке не свойственное его лексикону слово "дорогой" - по отношению к презираемому им представителю муниципалитета, привел ее в состояние неуемного веселья.
- "Дорогой... контролер!" - повторяла она, хохоча и утирая слезы. "Дорогой контролер!"
- Зяма, ты спятила? - приветливо спросил Витя. А она все повторяла "дорогой контролер!" и заходилась в всхлипывающих стонах.
Просто она вспомнила, как в Союзе подралась в троллейбусе с двумя пожилыми женщинами, общественными контролерами.
Обе тетки - как это часто делалось - вошли с разных площадок, прикидываясь пассажирами. Да хоть бы и не прикидывались! - Зяма принципиально не взяла билета. Она опаздывала на защиту диссертации (своей, между прочим), а водитель, не предупредив, через остановку заехал на "круг" и объявил, что дальше не поедет.
И тут эти две мымры. А Зяма без билета, который не успела взять, а теперь уже и не собиралась - принципиально. Она ехала от парикмахера, на ней надет был новый плащ, серый английский костюм, белая кружевная блузка, а на ногах - новые серые сапожки шведского происхождения.
Тетка, потребовав билетик и услышав, что его нет и не будет, обманувшись, как многие, Зяминой интеллигентной внешностью, обманчивой подростковой хрупкостью и этой беззащитной шеей, так доверчиво вырастающей из кружевной пенки воротничка, крикнула радостно:
- Кать! А ну-к, идем сюда! Коля, Коль, закрой двери, а!
И водитель Коля закрыл двери троллейбуса, из которого уже успели струйкой вытечь пассажиры. Лишь на задней площадке, зажатая с двух сторон двумя пожилыми, но крепенькими тетками, Зяма пыталась объяснить, что в транспорте платят за то, чтоб он вез по определенному маршруту, нужному пассажиру, а ежели он не везет... что-то о моральном ущербе, о самоуправстве...
Тетка же, цепкая, как стрекоза, вцепилась ей в руку, повисла на ней плати штраф.
- Какой штраф?! - крикнула Зяма. - За что?! Он же людей не везет, куда ему положено!
- А это плевать - куда тебе положено! - с восторгом отвечала одна из теток. - Тебе в милицию положено!
И вдруг навалилась на нее всем телом и крикнула в радостном возбуждении:
- Кать, вон у нее кошелек в кармане, ну-к!
И вторая мелким беличьим движением сунула лапку в широкий накладной карман Зяминого плаща, вытянула кошелек и, проворно раскрыв его, достала десятку. После чего швырнула кошелек на пол, в нанесенную обувью пассажиров бурую, осенне-дождевую жижу.
И тут с Зямой произошло то, что обычно предшествовало всем ее транспортно-уличным дракам, что она, по-видимому, унаследовала от деда Зиновия Соломоновича, головореза и драчуна: кровь бросилась ей в голову. Выражалось это в некоторой размытости предметов и лиц и ощущении сдавленности пространства, которое хотелось с силой раздвинуть. К тому же общественницы не могли знать, что у профессиональных пианистов, по многу часов в день извлекающих из клавиатуры аккорды разной силы звучания (а для пассажа на "fortissimo" нужна-таки изрядная сила мышц, как плечевых, так и спинных, да и прочих), конституция весьма приспособлена к мордобою.
- С-сука!! - тяжело дыша, выдавила Зяма, глядя на обеих теток, они у нее сливались в одну. - Ты ж на мне план делаешь!
- А что ж, - почти приветливо отозвалась та, выписывая квитанцию, - и план делать надо... На таких бессовестных, как ты...
Договорить ей не удалось: квитанцией Зяма залепила ей зубы и, для разминки, взяла на тетке "аккорд от плеча" обеими руками.
Та отлетела к окну и ударилась затылком о стекло. Вторая - белочка вороватая - дожидаться подобного не стала и заверещала: "Коля-коля-коля-а-а!" А Зяма - пока Коля бежал на подмогу - прошлась по ней сдвоенным пассажем, сверху вниз и снизу вверх, не забывая на педали нажимать, как на левую, так и на правую.
Но этот ее сольный концерт довольно быстро был прерван Колей, который, предварительно открыв двери задней площадки, действуя слаженно с Катей, хотя и изумленно матерясь, вытолкал Зяму наружу, в кремовый пломбирный снежок остановки.
- Ста-ры-е п-пля-а-ди! - крикнула Зяма, поднимаясь и отряхивая диссертационный костюм. - П-пля-адю-ги ссучьи!
Что было несправедливо: тетки выглядели вполне целомудренно.
- А ты - молодая блядь! - довольно бодро крикнули из троллейбуса. Что тоже было неправдой, неполной правдой, во всяком случае.
Они уже успели почувствовать себя победителями. Катя подобрала с полу грязный кошелек, размахнулась и выбросила его далеко из дверей.
Зяма снова ринулась в троллейбус, но не тут-то было. Коля, уже сидящий в кабине, нажал на кнопочку, двери закрылись, и троллейбус плавно и ходко повалил прочь. В окне задней площадки белочка Катя торжествующе показывала отплывающей в грязно-пломбирной луже Зяме кулачок с зажатой в нем десяткой...
- Ну вот... - удовлетворенно проговорил Витя, вытаскивая из принтера листок с нежным посланием к случайному контролеру. - Пусть-ка этот мизрах вонючий попробует мне вставить штраф... Я сбегаю к машине, а ты пока начинай строгать Кугеля. Он приволок сегодня что-то несусветное.
Помахивая листком, Витя выскочил было за дверь, но вернулся.
- Слушай, - сказал он озабоченно, - в "Белых ногах" вторые сутки колобродят моряки с Кипра. Может, запрешься?
- А что, ты думаешь - меня ненароком могут за свою принять?
- Ну, смотри...
Статья Кугеля называлась "Все больше, не сглазить бы!..".
Зяма решила сначала пройтись по тексту, а потом уже менять название. Речь, как выяснилось, шла о нарастающей в последние месяцы волне арабского террора, о гибельной для народа политике нынешнего правительства, о предстоящих выборах...
Сегодняшний шедевр Себастьяна Закса, следовательно, можно было озаглавить "Разные ипостаси террора" или "Эра ожидания ужаса"...
Поразмыслив, Зяма остановилась на первом варианте.
Затем приступила к самому тексту. Начинался он оригинально:
"Хрен редьки не слаще! - писал политический обозреватель
Себастьян Закс. - Вот и французов шарахнуло мусульманским
террором. Может, хоть эта бомба разрушит их застарелый
антисемитизм? Что касается израильских левых во главе с нашим
антисемитским правительством, то они даже и не мигнули. И
неудивительно: не секрет, что Голда Меир была духовной матерью
нашего премьера. Все давно убедились, что базарные выражения
его вторая натура.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87