А именно таким он сделался в тот миг, когда Серна произнесла эти слова.
– Серафима, ты не можешь отрицать того обстоятельства, что и я, и твой сын, мы оба проявляем невероятное терпение, ожидая, когда пройдет твое недомогание. Мы сносим новые капризы, прихоти…
– Это не капризы, – она резко прервала его. – Смиритесь с мыслью, что ваша жена душевно больна, и оставьте меня в покое!
– Но коли вы больны, вам место в лечебнице для умалишенных! – Соболев выкрикнул последние слова и тотчас же раскаялся в них.
– Вот и чудесно! – она даже просияла. – И слава богу! Отдайте меня туда и забудьте о моем существовании!
Соболев с усилием взял себя в руки, видя, что беседа приняла совсем не тот оборот.
– Полно, Серафима, полно! Прости, я был резок! Пойми, но я в отчаянии! Я люблю тебя и мне мучительно видеть, что сделалось с тобой! Скажи, что мучает, что пугает тебя? И я сделаю все, что от меня зависит, чтобы вернуть тебе прежнее спокойствие души.
«Исчезни из моей жизни! Дай мне свободу».
Не эти слова были произнесены вслух. Серафима поднялась с кровати и стала бессмысленно ходить по комнате.
– Я не хочу портить вам жизнь. Я попытаюсь… Но не ждите от меня многого…
– Вот и славно, вот и замечательно! – бодренько продолжил профессор. – Тут как раз и случай подходящий. Публичная лекция, моя новая книга о Египте. Будет весь цвет русской науки. Я полагаю, ты не можешь не поддержать меня! К тому же, совсем скоро, подумать только, выставка фотографий Лавра о Египте! Ведь ты совсем не знаешь, он теперь модный, известный, талантливый! О нас пишут в газетах!
Серафима Львовна улыбнулась. Действительно, для неё жизнь остановилась, потеряла смысл и остроту.
– Я приду и на лекцию, и на выставку. Обещаю вам, – промолвила она с некоторым сомнением.
Окрыленный разговором, Викентий Илларионович некоторое время пребывал в приподнятом настроении. Ровно до того момента, пока в кабинет не явился сын Петр.
– Отец, я бы хотел серьезно поговорить с вами.
В душе у профессора все сжалось. Он знал, о чем думает его мальчик, о чем кричит его нежная душа.
– Скажите, что произошло с того времени, когда вы сами просили для меня руки Зои Федоровны, что переменило ваше намерение? – Петя говорил вызывающе. Голос его звучал звонко, он волновался и краснел. Но по всему чувствовалось, что он не намерен более ждать.
– Ничего не произошло, кроме того обстоятельства, что ваша мать, молодой человек, тяжело больна. Или вы полагаете, что мы с вами, юноша, с легкой душой оставим её страдать и примемся обустраивать вашу жизнь? Как вы это себе представляете? Свадьбу, гостей, и прочее, при том, что Серафима Львовна остается там, в своей комнате, наедине о своими страданиями!
– Да какие страдания, папа? Отчего она страдает? Не могу взять в толк! Вы же сами говорили, что доктора не находят ровным счетом ничего! Это я страдаю! Не вижу Зою, а если и вижу, то не знаю, что и говорить теперь! Она ждет, мне совестно, неловко, точно я обманул её!
– Петя, Петя! – профессор старался ободрить сына и хотел обнять его, но тот так возбужденно махал руками, что Соболеву пришлось отшатнуться. – Ты, брат, совсем развоевался! Поверь, женщины устроены особым образом, и во многом непостижимым. То, что происходит в женской голове, в женской душе, мужчине никогда, никогда не понять до конца, не осмыслить. То, что для нас пустяк, несущественно, для них целая трагедия! И с этим ничего не поделаешь, это просто принять и смириться с этим. Особенно, если хочешь любить.
Последние слова профессор произнес скорее для себя самого, нежели чем для своего расстроенного сына.
– Хорошо вам рассуждать о любви! – продолжал всхлипывать Петя. – Вы сами, когда пожелали, тогда и женились на маме. И не унижались ожиданием, не терзались сомнением!
Петя и не подозревал, что воткнул острый нож в зарубцевавшиеся раны отцовской души. Соболев замер, так как после этих слов забытые переживания сватовства, своего стыда, страха и отвращения юной невесты, все разом всколыхнулось и ожило. Но стоит ли посвящать в это сына? Ему еще предстоит пройти свой жизненный путь, полный разочарований и неудач.
– Вот что, давай подождем еще немного, я недавно говорил с мамой. Она обещала мне начать выходить…
– Она и раньше выходила иногда, – перебил Петя, и тотчас же краска стыда залила его лицо – сам того не желая, он выдал чужой секрет.
– Погоди, погоди, расскажи-ка, ты что-то знаешь?
Петя кивнул, не зная как дальше поступить. Это он случайно узнал, что мать не всегда сидит взаперти. Иногда, когда никого нет, она выходит одна и возвращается незаметно. Просто однажды Петя обнаружил, что её ботиночки мокрые, видимо горничная не успела их обтереть. Петя удивился еще больше, когда увидел, что шубка не так давно тоже была на воздухе. Юноша не знал, что делать с этим неприятным открытием и, не выдержав, выложил отцу.
– Это очень хорошая новость, друг мой! – с наигранной радостью воскликнул Викентий Илларионович. – Наша мама хочет преподнести нам сюрприз! Вот увидишь, в скором времени все наладится!
Он похлопал сына по плечу и проводил его из кабинета. Как только за Петей закрылась дверь, Соболев тяжело опустился в кресло, и мрачные думы овладели им. Выходит из дома, тайно, одна? Куда же она ходит? И к чему этот спектакль с недомоганием? Что кроется за этой фальшивой немочью?
Сначала он хотел призвать горничную и выпытать из неё правду, но потом передумал и решил сам следить за женой, чтобы докопаться до истины. От этой мысли ему стало так тошно, что он до вечера не выходил из кабинета. Все сидел, перебирал рукописи, но работать не мог.
На другой день Викентий Илларионович решил привести свой план в исполнение. Он отправился, как обычно, в университет, но за углом приказал извозчику остановиться. Отсюда был хорошо виден весь дом. Прошло три четверти часа, которые показались ему вечностью. Он уже решил ехать дальше, как вдруг увидел жену. Она вышла из парадного, постояла немного, вдохнув холодный воздух и кутаясь в воротник шубы. Соболеву показалось, что его глаза заволокло пеленой гнева и досады. Его обманывают. Как глупо, как нелепо! Что ж, теперь мы все узнаем. Выведем на чистую воду!
Серна взяла извозчика и что-то приказала ему. Соболев тихо тронулся следом. По пути он перебрал в голове все возможные варианты развития событий. Жена едет к любовнику, он врывается следом, нет – ждет на улице. Нет, зовет полицию. Уличает их… Да кто же это… неужто Аристов… В животе заныло. Подозревал… подозревал же… так хорош, так молод… Одни в пустыне… Да куда же она едет? Ах, ты, старый дурак, неужто подумал, что она едет к нему прямо на квартиру? Наверняка свили себе любовное гнездо… Да куда же она?
Соболев с изумлением понял, что экипажи на некотором расстоянии друг от друга движутся вдоль набережной Невы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74