— Пожалуйста, девушка, может быть, вы отнесете цветы госпоже? Они понравятся ей. Лилии приносят удачу влюбленным. Сделайте это. Я могу подержать молоко, пока вы ходите с корзиной, — с этими словами Велва сунула прямо в руки служанке корзину, полную цветов с каплями росы на лепестках, и привычным движением разносчицы вина взялась за ручку кувшина. Если полукровка откажется, придется придумывать еще что-то. Но служанка спокойно отдала кувшин, приняла цветы и двинулась с ними по лестнице, как заводная кукла из Зарависса.
— Благословение Ясмат, — Велва заставила себя неторопливо, с улыбкой повернуться к молочнику.
— Именно его я и должен получить, — отозвался он.
— Деревья у ворот, — бросила Велва. — Там прохладно, и никто не увидит. Иди туда, а то она решит, что нам еще что-то надо от нее. Я приду через минуту.
— Да уж, тебе лучше прийти, — кивнул он, довольный милостью висских богов, и повел зееба через сад. Едва он отошел, Велва достала из-под плаща флакон с ядом, отвинтив крышку, окунула палец в жидкость, а потом погрузила его в глубину кувшина с молоком.
Когда полукровка вернулась, молоко уже было спокойным, а палец сухим. Вместо цветов в руках у служанки болталась щедрая связка дрэков.
— Да хранят тебя небеса, — с невинным видом Велва вручила полукровке две монеты и направилась к деревьям у ворот, где ждал своего удовольствия молочник. За все должно платить, и это тоже закон богов.
Молодой солдат из войск наместника обнаружил, что Лидиец смотрит ему в затылок и терпеливо ждет чего-то под палящим западным солнцем.
— Зайди, если угодно, — произнес солдат. — Но если хочешь знать последние новости, то они дурные.
Лидиец ответил, что готов слушать, и солдату пришлось рассказать все как есть.
— Прости, что сообщаю тебе об этом, и не вини меня, — сказал он в заключение. — Ты все еще хочешь пройти в дом?
Регер кивнул и, поблагодарив его, прошел через ворота в сад.
Стояло жаркое предвечерье, небо слепило глаза странным мерцанием. Дом словно вымер, тени покинули его. Солдаты, дежурившие на лестнице, тоже пропустили Регера, сочувствуя ему. Один из них спросил его о состоянии руки и без всякого смущения поинтересовался, когда тот снова сможет сражаться.
— Шлюха обворовала ее и сбежала, — уронил другой. — Будут проблемы с Ша’лисом, запомни мои слова.
Судя по всему, сегодня она приказала принести ей на выбор несколько образцов кружева. Таким образом, именно кружевница с двумя помощницами нашли ее — и бросились вон, в испуге зовя стражу. На полу в гостиной валялся отрез кружева, забытый в панике — весьма ценный, сплошь из золотой нити, газовую основу под которой выжгли раскаленным утюгом. Наверное, кружевница решила, что ее заказчица погибла от злого умысла — хотя кто осмелится пойти против эманакир? Однако кто-то осмелился…
Все дверцы и ящики шкафов были настежь раскрыты, шкатулка с драгоценностями — разломана и пуста. Полукровка ограбила свою госпожу, возможно, ради этого и убив ее. Иногда слуги восстают против хозяев. А что до Шансарского Элисаара — Ша’лиса, то он вечно беспокоится о шансарском союзе с Равнинами больше, чем сам Шансар, полностью смирившись с властью светлой расы. Убийца — служанка-полукровка, других предположений нет.
Она лежала на кровати рядом с окном, тем самым, у которого плакала. Несмотря на то, что полукровка сняла кольца с ее пальцев и драгоценные застежки с платья, эманакир лежала так мирно, словно спала. Ее немыслимо светлые волосы поблескивали в лучах солнца. Глаза были закрыты, но губы чуть приоткрылись — свежие, едва подкрашенные, словно у статуи. Суеверие не позволило воровке тронуть ни янтарную каплю на лбу, ни эмалевую змею на запястье. Глаза змеи тускло блеснули, когда Регер пересек комнату. Больше ничего не шелохнулось.
Он видел смерть много раз, заглядывал ей в лицо и сам нес смерть. Но она не выглядела мертвой. Регер опустился на колени перед эманакир, заслонив солнце, падавшее ей на лицо.
Да, такой она была во сне. Он уже видел ее столь безмятежной и тихой. Мертвые, что бы там ни писали поэты, никогда не выглядят так. Они выглядят иссохшими, словно нечто сошло с них, как кожа со змеи, и ускользнуло прочь. Но она лежала, готовая пробудиться для жизни — только жизнь уже не вернется к ней.
Перед сумерками его слуха коснулось, что ему пытаются изложить подробности, будто они имели какое-то значение. Яд, обнаруженный в стоящей тут же кружке с остатками молока, уже определили. Хотя запах был очень слабым, оба врача, посланных наместником, легко узнали снадобье, ибо навидались людей, умерших от него. Было очень жарко, и она выпила весь кувшин. Ничто в мире не могло бы ее спасти, таким крепким оказалось зелье. Удивляло, что она выглядела столь спокойной — отравление этим ядом вызывает сперва эйфорию, а потом жестокую боль… А кроме того, каким-то образом предугадав свой конец, она подготовила и положила рядом все необходимые бумаги и распоряжения. Их воровка тоже не тронула.
Эманакир удивила всех, высказав желание быть похороненной, а не сожженной. Обряды предполагалось исполнить в шалианском храме Ашары, а для захоронения предназначалась гробница, недавно купленная у танцовщицы Пандав. Еще больше удивляло то, что документы были заверены и скреплены печатью лишь прошлым вечером.
По всем этим признакам можно было заподозрить самоубийство. Но это выглядело нелепо — ведь она была молода, здорова, принадлежала к народу, считающему себя благословенным богами, и вдобавок являлась любовницей мужчины, которого желала каждая женщина в городе.
Мертвым нельзя ничего сказать. Они все равно не услышат. Регер захотел произнести ее имя — «Аз’тира», — но не стал делать этого. В полной тишине было слышно, как на дереве в саду запела птица.
Глава 9
Падение ястреба
Регер снимал комнату над оружейной лавкой на улице Мечей. Для Клинков и танцовщиц из Женского дома в этом не было ничего необычного. Так они обретали уединение, которого не могли предоставить им стадионные спальни, необходимое, чтобы встретиться с любовником и просто побыть в одиночестве. Регер всегда считал, что надо вовремя платить за комнату и ее приведение в порядок, и его деньги подстегивали рвение уборщицы, присылаемой оружейником. На белых стенах — ни единого пятнышка, ковры выбиты, постель проветрена и заправлена. Сегодня вечером уборщица зачем-то положила на подоконник крапчатые лилии. Точно такие же цветы облаком поднимались над фигурной вазой в ее гостиной…
Он появился бесшумно, поднялся по задней лестнице лавки и отпер дверь. Солнце все еще не зашло. Между ним и новым днем лежала бездна времени — так ему казалось. Он не знал, что делать с этой ночью, с Застис, с грузом ужасной неожиданности и с чувством, которое он не мог ни измерить, ни определить как-то иначе, ни сгладить до обыденности, ни возвысить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105