У всех случилась очень беспокойная ночь.
И эта ночь все еще не кончилась.
На авансцене появился ведущий актер элисаарской труппы. Он быстро поднялся на верхнюю площадку к Пандав и тут же обнял ее.
— Ясмат, — простонал он ей в ухо.
— Подожди чуть-чуть, — сказала она. — Мы можем пройти в раздевалку.
— Нет. Давай сделаем это здесь. Да, прямо в колонне. Вполне удобно. Черное на черном, моя Ясмат. О, не дли мое ожидание…
Стояла пора Застис, и нервы у обоих были натянуты. Пандав позволила затолкать себя в темную полость колонны, прислонить к стене и закрыть створки…
Однако, пока они тонули, бешено сцепляясь друг с другом в тесноте и тьме, ей пришло в голову, что они занимаются любовью в могиле. Когда кончатся все дела этой ночи, ей надо будет умилостивить Ясмат за то, что ее легкомысленно назвали именем богини.
Ночь шла своим ходом — с несчастными случаями и удовольствиями, с любовью и свадьбами. С тайными посланцами, несущими вести из публичных домов и таверн, с уличными драками близ доков. С роскошным ужином во дворце наместника, где можно было увидеть и местных принцев-купцов, и пару аристократов из Ша’лиса, и колесничих, и философов…
К рассвету усталая ночь бросила все это на берегу, как ненужный хлам, и ушла на запад вместе со Звездой.
Ранним утром по улице Драгоценных Камней шла цветочница. Вокруг не было почти никого, только несколько рабов. Женщины брали воду из фонтана. В одной-двух винных лавках подметали пол. Высоко в небе кружили ястребы, голуби чистили крылья на крышах домов. Из открытых окон доносились голоса:
— Торговец рыбой сказал, что море снова откатилось, и еще дальше, чем в прошлый раз.
— Как откатилось, так и вернется. Просто приливы стали выше.
— А ночью оно поет. От Высоких врат это хорошо слышно.
— Да ладно тебе. Пусть море делает, что ему угодно.
— Эй, девушка, продай мне цветов! Сколько возьмешь за эти лилии?
— Они не продаются, — девушка покачала головой, скрытой капюшоном. — Я сама только что купила их.
Ее лилии в самом деле были прекрасны — свежие, сорванные с росой на рассветных холмах, очевидно, за Могильной улицей, где многие собирают цветы.
Почему никому не придет в голову, что цветочница не сорвала сама ни единого бутона, а заплатила за корзину лилий, роз и белого алоэ однорукой женщине, живущей у шалианского храма?
Велва проявила расточительность, расставшись со всеми до единого дрэками.
Свернув на аллею у дома кружевниц, она подошла к воротам в стене и уселась перед ними. Вскоре она услышала перестук копыт зееба и голос торговца, предлагающего товар. Он остановился, видимо, встретив покупателей, а потом, как и Велва, свернул на аллею. Терпеливый зееб нес на спине бочонок из циббового дерева, а рядом шел мужчина с подвешенным к поясу медным ковшом, с которого в пыль падали белые капли. Это был продавец молока. С тех пор, как Велва занялась изучением привычек хозяйки этого дома, она интересовалась всем, что видела. Было несложно выяснить, что раз в три дня ей доставляют молоко.
— Чистое молоко, сладкое молоко, — продавец подмигнул Велве, сидящей в обнимку со своими цветами.
Сегодня оно будет сладкое, изумительно сладкое, так что никто ничего не заподозрит. В жаркую погоду в молоко часто добавляют сахар или соль, чтобы оно не скисало.
— Здешняя госпожа любит цветы? — спросила Велва у молочника.
— Очень может быть.
— Могу ли я пройти с тобой и спросить служанку? Смотри, цветы такие свежие, их можно поставить в вазу или сплести из них венок.
— О, ты тоже слышала, что здесь бывает Лидиец, — молочник встал рядом с нею и надавил пальцами ей на живот. — А что я получу взамен, если представлю тебя служанке, и ты продашь свои цветы?
— То, что обычно получает в Застис достойный мужчина, — ответила Велва, глядя на него прищуренными глазами.
Когда они вошли во двор, мужчина выкрикнул приветствие. Зееб начал жевать сухую траву сада, и Велва, сжалившись, потихоньку от молочника скормила ему два своих драгоценных цветка.
Что-то необходимо уничтожить, чтобы жило другое. Это закон богов.
На атласной спине черного жеребца, в объятиях Лидийца, она была счастлива и цеплялась за это счастье, зная, что это еще не конец. Она надеялась, что он вполне может желать ее и дальше, хотя бы время от времени. Но ему поклонялся весь город. А она всего лишь разносчица вина в таверне, и, может быть, за всю жизнь ей не выпадет ничего, кроме этой ночи.
Ее отвергли, но она любила.
Она слышала, что он оказался в постели у ведьмы. Слухи носились из конца в конец города, обрастая подробностями и деталями — Лидиец испорчен степнячкой, потому что надменная Равнинная кобыла истомилась по нему. Но это значит, что она сошлась с ним в Застис еще до того, как он взял Велву. Да, он спрашивал дорогу к дому ведьмы… но той не оказалось на месте, и Лидиец решил заменить ее кем-нибудь менее важным. Следующим звеном стала история о ране на тренировочном дворе, наполнившая Велву ужасом. Женщина Равнин — сама Смерть. Так огромная змея способна убить крохотной капелькой яда — вот какова ее сущность. Она высосет и уничтожит его, и он умрет до срока, в полном ничтожестве, осмеянный людьми и покинутый богами.
Но этого не будет, если сегодня Велва сделает то, что намерена.
На лестнице послышался тихий стук сандалий — девушка-служанка спускалась с кувшином в руках.
— Ты не увидишь его , если думаешь об этом, — с усмешкой сказал Велве молочник. — Этой ночью он был не с ней. Наместник давал ужин в его честь, и он не мог отказаться.
Велва знала об этом ужине — как и о том, что Клинки не пьют молока.
Девушка-полукровка спустилась во дворик, и молочник принялся наполнять ее кувшин. Велва отошла чуть вперед. Служанка даже не взглянула в ее сторону. Велва незаметно толкнула мужчину в бок, тот усмехнулся.
— Это моя двоюродная сестра, — сообщил он служанке. — Сегодня ей не повезло. На рассвете она набрала этих свежих цветов для одной коровы, но та переживала размолвку с любовником и не стала покупать букет, — он помедлил, не торопясь брать деньги, протянутые служанкой. Было видно, что он очень старается. — Может быть, их захочет купить твоя госпожа? Как ты думаешь, ее можно спросить об этом? Это было бы доброе дело. Уверен, что моя сестрица не забудет оставить тебе кое-что из того, что даст твоя хозяйка… конечно, если этого будет достаточно, — его ладонь наконец-то сгребла плату за молоко.
Полукровка повернулась к Велве.
— Взгляните, девушка, какие они красивые! — с надеждой произнесла та, боясь заглянуть в ее желто-карие глаза. — Эти розы — нет ничего лучше для постели влюбленных.
Необыкновенные глаза заглянули в корзину с цветами. Велву затрясло. У нее в запасе имелось несколько уловок, и все рискованные, но она была готова пойти на что угодно — даже опрокинуть кувшин с молоком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
И эта ночь все еще не кончилась.
На авансцене появился ведущий актер элисаарской труппы. Он быстро поднялся на верхнюю площадку к Пандав и тут же обнял ее.
— Ясмат, — простонал он ей в ухо.
— Подожди чуть-чуть, — сказала она. — Мы можем пройти в раздевалку.
— Нет. Давай сделаем это здесь. Да, прямо в колонне. Вполне удобно. Черное на черном, моя Ясмат. О, не дли мое ожидание…
Стояла пора Застис, и нервы у обоих были натянуты. Пандав позволила затолкать себя в темную полость колонны, прислонить к стене и закрыть створки…
Однако, пока они тонули, бешено сцепляясь друг с другом в тесноте и тьме, ей пришло в голову, что они занимаются любовью в могиле. Когда кончатся все дела этой ночи, ей надо будет умилостивить Ясмат за то, что ее легкомысленно назвали именем богини.
Ночь шла своим ходом — с несчастными случаями и удовольствиями, с любовью и свадьбами. С тайными посланцами, несущими вести из публичных домов и таверн, с уличными драками близ доков. С роскошным ужином во дворце наместника, где можно было увидеть и местных принцев-купцов, и пару аристократов из Ша’лиса, и колесничих, и философов…
К рассвету усталая ночь бросила все это на берегу, как ненужный хлам, и ушла на запад вместе со Звездой.
Ранним утром по улице Драгоценных Камней шла цветочница. Вокруг не было почти никого, только несколько рабов. Женщины брали воду из фонтана. В одной-двух винных лавках подметали пол. Высоко в небе кружили ястребы, голуби чистили крылья на крышах домов. Из открытых окон доносились голоса:
— Торговец рыбой сказал, что море снова откатилось, и еще дальше, чем в прошлый раз.
— Как откатилось, так и вернется. Просто приливы стали выше.
— А ночью оно поет. От Высоких врат это хорошо слышно.
— Да ладно тебе. Пусть море делает, что ему угодно.
— Эй, девушка, продай мне цветов! Сколько возьмешь за эти лилии?
— Они не продаются, — девушка покачала головой, скрытой капюшоном. — Я сама только что купила их.
Ее лилии в самом деле были прекрасны — свежие, сорванные с росой на рассветных холмах, очевидно, за Могильной улицей, где многие собирают цветы.
Почему никому не придет в голову, что цветочница не сорвала сама ни единого бутона, а заплатила за корзину лилий, роз и белого алоэ однорукой женщине, живущей у шалианского храма?
Велва проявила расточительность, расставшись со всеми до единого дрэками.
Свернув на аллею у дома кружевниц, она подошла к воротам в стене и уселась перед ними. Вскоре она услышала перестук копыт зееба и голос торговца, предлагающего товар. Он остановился, видимо, встретив покупателей, а потом, как и Велва, свернул на аллею. Терпеливый зееб нес на спине бочонок из циббового дерева, а рядом шел мужчина с подвешенным к поясу медным ковшом, с которого в пыль падали белые капли. Это был продавец молока. С тех пор, как Велва занялась изучением привычек хозяйки этого дома, она интересовалась всем, что видела. Было несложно выяснить, что раз в три дня ей доставляют молоко.
— Чистое молоко, сладкое молоко, — продавец подмигнул Велве, сидящей в обнимку со своими цветами.
Сегодня оно будет сладкое, изумительно сладкое, так что никто ничего не заподозрит. В жаркую погоду в молоко часто добавляют сахар или соль, чтобы оно не скисало.
— Здешняя госпожа любит цветы? — спросила Велва у молочника.
— Очень может быть.
— Могу ли я пройти с тобой и спросить служанку? Смотри, цветы такие свежие, их можно поставить в вазу или сплести из них венок.
— О, ты тоже слышала, что здесь бывает Лидиец, — молочник встал рядом с нею и надавил пальцами ей на живот. — А что я получу взамен, если представлю тебя служанке, и ты продашь свои цветы?
— То, что обычно получает в Застис достойный мужчина, — ответила Велва, глядя на него прищуренными глазами.
Когда они вошли во двор, мужчина выкрикнул приветствие. Зееб начал жевать сухую траву сада, и Велва, сжалившись, потихоньку от молочника скормила ему два своих драгоценных цветка.
Что-то необходимо уничтожить, чтобы жило другое. Это закон богов.
На атласной спине черного жеребца, в объятиях Лидийца, она была счастлива и цеплялась за это счастье, зная, что это еще не конец. Она надеялась, что он вполне может желать ее и дальше, хотя бы время от времени. Но ему поклонялся весь город. А она всего лишь разносчица вина в таверне, и, может быть, за всю жизнь ей не выпадет ничего, кроме этой ночи.
Ее отвергли, но она любила.
Она слышала, что он оказался в постели у ведьмы. Слухи носились из конца в конец города, обрастая подробностями и деталями — Лидиец испорчен степнячкой, потому что надменная Равнинная кобыла истомилась по нему. Но это значит, что она сошлась с ним в Застис еще до того, как он взял Велву. Да, он спрашивал дорогу к дому ведьмы… но той не оказалось на месте, и Лидиец решил заменить ее кем-нибудь менее важным. Следующим звеном стала история о ране на тренировочном дворе, наполнившая Велву ужасом. Женщина Равнин — сама Смерть. Так огромная змея способна убить крохотной капелькой яда — вот какова ее сущность. Она высосет и уничтожит его, и он умрет до срока, в полном ничтожестве, осмеянный людьми и покинутый богами.
Но этого не будет, если сегодня Велва сделает то, что намерена.
На лестнице послышался тихий стук сандалий — девушка-служанка спускалась с кувшином в руках.
— Ты не увидишь его , если думаешь об этом, — с усмешкой сказал Велве молочник. — Этой ночью он был не с ней. Наместник давал ужин в его честь, и он не мог отказаться.
Велва знала об этом ужине — как и о том, что Клинки не пьют молока.
Девушка-полукровка спустилась во дворик, и молочник принялся наполнять ее кувшин. Велва отошла чуть вперед. Служанка даже не взглянула в ее сторону. Велва незаметно толкнула мужчину в бок, тот усмехнулся.
— Это моя двоюродная сестра, — сообщил он служанке. — Сегодня ей не повезло. На рассвете она набрала этих свежих цветов для одной коровы, но та переживала размолвку с любовником и не стала покупать букет, — он помедлил, не торопясь брать деньги, протянутые служанкой. Было видно, что он очень старается. — Может быть, их захочет купить твоя госпожа? Как ты думаешь, ее можно спросить об этом? Это было бы доброе дело. Уверен, что моя сестрица не забудет оставить тебе кое-что из того, что даст твоя хозяйка… конечно, если этого будет достаточно, — его ладонь наконец-то сгребла плату за молоко.
Полукровка повернулась к Велве.
— Взгляните, девушка, какие они красивые! — с надеждой произнесла та, боясь заглянуть в ее желто-карие глаза. — Эти розы — нет ничего лучше для постели влюбленных.
Необыкновенные глаза заглянули в корзину с цветами. Велву затрясло. У нее в запасе имелось несколько уловок, и все рискованные, но она была готова пойти на что угодно — даже опрокинуть кувшин с молоком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105