Вчера в полдень.
- Значит, с того времени был только этот труп?
- Да.
- Ну, доктор, как?
Грегори подошел к Соренсену. Они стояли под высоким кустом,
на его верхушку падали солнечные лучи, и с веток на снег сыпалась
частая капель.
- Ну что я могу сказать?
Вид у Соренсена был обиженный, если не оскорбленный.
- Смерть наступила сутки назад, а то и раньше. Появились
трупные пятна, лицевые мышцы полностью окостенели.
- А конечности? А? Ну что вы молчите?
Они разговаривали шепотом, но с какой-то странной
ожесточенностью.
- Сами видите.
- Я ведь не врач.
- Нету окостенения. Да, нету, нарушил кто-то - и баста!
- Оно не вернется?
- Частично должно возвратиться, но не обязательно. А что,
это очень важно?
- Но оно было?
- Окостенение бывает всегда, это-то вы должны знать. И
кончайте, пожалуйста, расспросы, я ничего больше не могу сообщить.
- Благодарю вас, - не скрывая раздражения, бросил Грегори
и направился ко входу в морг.
Дверь была приоткрыта, но чтобы войти в морг, пришлось бы
перешагивать, вернее, перепрыгивать через труп. "Тут и так все
истоптано, - подумал Грегори, - лучше не оставлять лишних
следов". Он потянул сбоку за скобу. Никакого результата. Тогда он
рванул, и дверь с размаху ударила в стену. Внутри было темно. В
щель под дверью намело немного снега, теперь он таял и
расплывался по полу лужицей. Грегори зажмурился и, поеживаясь от
промозглого холода, которым тянуло от стен, ждал, когда глаза
привыкнут к темноте.
Разбитое окно пропускало немного света, второе же,
забеленное известкой, было почти непрозрачным. В центре барака
стоял гроб, выстланный стружками. К нему прислонен венок, обвитый
черной лентой. Можно было прочесть слова: "безутешной скорби". В
углу стояла крышка гpo6a. Под окном на земляном полу были
разбросаны стружки. Напротив, у другой стены, стояли кирка,
лопаты и лежал моток перепачканных глиной веревок. И еще лежало
несколько досок.
Грегори вышел на улицу и прикрыл глаза, отвыкшие в темноте
от света. Полицейский, стараясь не дотрагиваться до трупа,
осторожно накрывал его брезентом.
- Вы дежурили до трех ночи? - подойдя к нему, спросил
Грегори.
- Да, господин лейтенант. - Полисмен выпрямился.
- И где было тело?
- Пока я дежурил? В гробу.
- Вы проверяли?
- Да.
- Открывали дверь?
- Нет, я светил фонарем в окно.
- Стекло было разбито?
- Нет.
- А гроб?
- Простите?
- Гроб был открыт?
- Да.
- Как лежал покойник?
- Обыкновенно.
- Почему он голый?
Полицейский оживился.
- Хоронить его должны были сегодня, а с одеждой это целая
история. С тех пор как от него сбежала жена (это было два года
назад), он жил с сестрой. Страшно тяжелая женщина, ни с кем не
ладит. Костюм, который был на нем (он умер сразу после завтрака),
она не дала, потому что он, дескать, новый и ей жалко. Она
собиралась дать старый, а когда приехали из похоронного бюро,
сказала, что перекрасит в черный цвет какой-нибудь похуже, но
тот, из похоронного бюро, не захотел приезжать во второй раз и
взял труп, как был, без одежды. Сегодня она собиралась привезти
костюм...
- Слушайте, Грегори, я, пожалуй, поеду. Мне тут делать
нечего, - заявил вдруг Соренсен, внимательно прислушивавшийся к
разговору. - Дайте мне машину. А сами возьмете здесь...
- Ага, сейчас поговорим, - бросил Грегори. Соренсен
раздражал его. - Постараюсь что-нибудь придумать для вас, -
все-таки добавил он, глядя на помятый брезент. Внешность
покойного хорошо запомнилась ему, хоть видел он его всего
несколько минут. Старик, за шестьдесят. Руки мозолистые и темные,
темнее лица. Во весь череп лысина, и только на висках да на
затылке пробивается седая щетина. Но особенно врезалось Грегори в
память удивление, застывшее в широко открытых помутневших глазах.
В пальто становилось жарко. Грегори прикинул, когда солнце
дойдет до этого пока что затененного места. К тому времени надо
будет снять все следы.
Он собирался уже посылать на шоссе полисмена, но тут увидел
своих людей и кинулся им навстречу.
- Ну наконец-то. Давайте поторапливайтесь. Томас, для меня
очень важны следы между окном и дверью. Только получше посыпайте
тальком, снег влажный. И осторожно, а то все расползется! Я еду в
город. А вы сделайте все измерения; да, и расстояние до воды -
там, за кустами, ручей. Пару общих снимков и обыщите как следует
берег, может, я что прозевал.
- Не беспокойтесь, Грегори, все будет в лучшем виде! -
заверил Вильсон. Свой плоский чемоданчик он нес на ремне,
перекинутом через плечо. Чемодан бился о бедро, и оттого
казалось, что Вильсон хромает. - Пришлите за нами машину, ладно?
- добавил он на ходу.
- Обязательно.
Грегори, забыв про Соренсена, направился к шоссе. А
обернувшись, увидел, что тот неторопливо идет за ним. Веревки,
ограждавшие место происшествия, были сняты. Двое рабочих
вытаскивали "бентли" из кювета. У моста стоял "олдсмобиль". Коллз
уже развернул его. Ни слова не говоря, Грегори сел на переднее
сиденье, рядом с Коллзом. Мотор работал, и Соренсен ускорил шаг.
Они проехали мимо постового из дорожной полиции и повернули к
Пикерингу.
Полиция размещалась в двухэтажном доме на углу рыночной
площади. Полисмен проводил Грегори на второй этаж. По обе стороны
длинного коридора шли двери, коридор кончался окном, из которого
открывался вид на крыши одноэтажных домиков, стоящих на той
стороне площади.
Грегори вошел в кабинет. Из-за стола поднялся комендант,
рыжий, длиннолицый, на лбу у него отпечатался красный рубец; шлем
лежал на столе.
Пока они обменивались первыми фразами, он несколько раз
потер руки и улыбнулся - нервно, невесело.
- Ну что ж, за работу, - усаживаясь, вздохнул Грегори. -
Как дела у Вильямса? С ним можно будет побеседовать?
Комендант отрицательно покачал головой.
- Исключено. Перелом основания черепа. Я только что звонил
в Хэйк. Он без сознания. Врачи говорят, это продлится какое-то
время, если, конечно, он вообще выкарабкается.
- Да? Скажите, вы ведь знаете своих людей, что он собой
представляет, этот Вильямс? Давно ли служит в полиции? В общем,
расскажите все, что вам о нем известно.
Грегори говорил, а мыслями все еще был у морга, все еще
видел эти следы на снегу.
- Вильямс? Он тут уже почти четыре года. До этого жил на
севере. Служил в армии, был ранен, имеет награды. Тут он женился,
у него двое детей. Ничем особенно не выделяется. Любит рыбалку.
Уравновешенный, неглупый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
- Значит, с того времени был только этот труп?
- Да.
- Ну, доктор, как?
Грегори подошел к Соренсену. Они стояли под высоким кустом,
на его верхушку падали солнечные лучи, и с веток на снег сыпалась
частая капель.
- Ну что я могу сказать?
Вид у Соренсена был обиженный, если не оскорбленный.
- Смерть наступила сутки назад, а то и раньше. Появились
трупные пятна, лицевые мышцы полностью окостенели.
- А конечности? А? Ну что вы молчите?
Они разговаривали шепотом, но с какой-то странной
ожесточенностью.
- Сами видите.
- Я ведь не врач.
- Нету окостенения. Да, нету, нарушил кто-то - и баста!
- Оно не вернется?
- Частично должно возвратиться, но не обязательно. А что,
это очень важно?
- Но оно было?
- Окостенение бывает всегда, это-то вы должны знать. И
кончайте, пожалуйста, расспросы, я ничего больше не могу сообщить.
- Благодарю вас, - не скрывая раздражения, бросил Грегори
и направился ко входу в морг.
Дверь была приоткрыта, но чтобы войти в морг, пришлось бы
перешагивать, вернее, перепрыгивать через труп. "Тут и так все
истоптано, - подумал Грегори, - лучше не оставлять лишних
следов". Он потянул сбоку за скобу. Никакого результата. Тогда он
рванул, и дверь с размаху ударила в стену. Внутри было темно. В
щель под дверью намело немного снега, теперь он таял и
расплывался по полу лужицей. Грегори зажмурился и, поеживаясь от
промозглого холода, которым тянуло от стен, ждал, когда глаза
привыкнут к темноте.
Разбитое окно пропускало немного света, второе же,
забеленное известкой, было почти непрозрачным. В центре барака
стоял гроб, выстланный стружками. К нему прислонен венок, обвитый
черной лентой. Можно было прочесть слова: "безутешной скорби". В
углу стояла крышка гpo6a. Под окном на земляном полу были
разбросаны стружки. Напротив, у другой стены, стояли кирка,
лопаты и лежал моток перепачканных глиной веревок. И еще лежало
несколько досок.
Грегори вышел на улицу и прикрыл глаза, отвыкшие в темноте
от света. Полицейский, стараясь не дотрагиваться до трупа,
осторожно накрывал его брезентом.
- Вы дежурили до трех ночи? - подойдя к нему, спросил
Грегори.
- Да, господин лейтенант. - Полисмен выпрямился.
- И где было тело?
- Пока я дежурил? В гробу.
- Вы проверяли?
- Да.
- Открывали дверь?
- Нет, я светил фонарем в окно.
- Стекло было разбито?
- Нет.
- А гроб?
- Простите?
- Гроб был открыт?
- Да.
- Как лежал покойник?
- Обыкновенно.
- Почему он голый?
Полицейский оживился.
- Хоронить его должны были сегодня, а с одеждой это целая
история. С тех пор как от него сбежала жена (это было два года
назад), он жил с сестрой. Страшно тяжелая женщина, ни с кем не
ладит. Костюм, который был на нем (он умер сразу после завтрака),
она не дала, потому что он, дескать, новый и ей жалко. Она
собиралась дать старый, а когда приехали из похоронного бюро,
сказала, что перекрасит в черный цвет какой-нибудь похуже, но
тот, из похоронного бюро, не захотел приезжать во второй раз и
взял труп, как был, без одежды. Сегодня она собиралась привезти
костюм...
- Слушайте, Грегори, я, пожалуй, поеду. Мне тут делать
нечего, - заявил вдруг Соренсен, внимательно прислушивавшийся к
разговору. - Дайте мне машину. А сами возьмете здесь...
- Ага, сейчас поговорим, - бросил Грегори. Соренсен
раздражал его. - Постараюсь что-нибудь придумать для вас, -
все-таки добавил он, глядя на помятый брезент. Внешность
покойного хорошо запомнилась ему, хоть видел он его всего
несколько минут. Старик, за шестьдесят. Руки мозолистые и темные,
темнее лица. Во весь череп лысина, и только на висках да на
затылке пробивается седая щетина. Но особенно врезалось Грегори в
память удивление, застывшее в широко открытых помутневших глазах.
В пальто становилось жарко. Грегори прикинул, когда солнце
дойдет до этого пока что затененного места. К тому времени надо
будет снять все следы.
Он собирался уже посылать на шоссе полисмена, но тут увидел
своих людей и кинулся им навстречу.
- Ну наконец-то. Давайте поторапливайтесь. Томас, для меня
очень важны следы между окном и дверью. Только получше посыпайте
тальком, снег влажный. И осторожно, а то все расползется! Я еду в
город. А вы сделайте все измерения; да, и расстояние до воды -
там, за кустами, ручей. Пару общих снимков и обыщите как следует
берег, может, я что прозевал.
- Не беспокойтесь, Грегори, все будет в лучшем виде! -
заверил Вильсон. Свой плоский чемоданчик он нес на ремне,
перекинутом через плечо. Чемодан бился о бедро, и оттого
казалось, что Вильсон хромает. - Пришлите за нами машину, ладно?
- добавил он на ходу.
- Обязательно.
Грегори, забыв про Соренсена, направился к шоссе. А
обернувшись, увидел, что тот неторопливо идет за ним. Веревки,
ограждавшие место происшествия, были сняты. Двое рабочих
вытаскивали "бентли" из кювета. У моста стоял "олдсмобиль". Коллз
уже развернул его. Ни слова не говоря, Грегори сел на переднее
сиденье, рядом с Коллзом. Мотор работал, и Соренсен ускорил шаг.
Они проехали мимо постового из дорожной полиции и повернули к
Пикерингу.
Полиция размещалась в двухэтажном доме на углу рыночной
площади. Полисмен проводил Грегори на второй этаж. По обе стороны
длинного коридора шли двери, коридор кончался окном, из которого
открывался вид на крыши одноэтажных домиков, стоящих на той
стороне площади.
Грегори вошел в кабинет. Из-за стола поднялся комендант,
рыжий, длиннолицый, на лбу у него отпечатался красный рубец; шлем
лежал на столе.
Пока они обменивались первыми фразами, он несколько раз
потер руки и улыбнулся - нервно, невесело.
- Ну что ж, за работу, - усаживаясь, вздохнул Грегори. -
Как дела у Вильямса? С ним можно будет побеседовать?
Комендант отрицательно покачал головой.
- Исключено. Перелом основания черепа. Я только что звонил
в Хэйк. Он без сознания. Врачи говорят, это продлится какое-то
время, если, конечно, он вообще выкарабкается.
- Да? Скажите, вы ведь знаете своих людей, что он собой
представляет, этот Вильямс? Давно ли служит в полиции? В общем,
расскажите все, что вам о нем известно.
Грегори говорил, а мыслями все еще был у морга, все еще
видел эти следы на снегу.
- Вильямс? Он тут уже почти четыре года. До этого жил на
севере. Служил в армии, был ранен, имеет награды. Тут он женился,
у него двое детей. Ничем особенно не выделяется. Любит рыбалку.
Уравновешенный, неглупый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51