На грузовом контейнере имеется
навигационное устройство, - я позволил себе небольшую паузу, без которой
бедному, но честному космическому торговцу с его умственной
медлительностью было просто невозможно придти к простейшему умозаключению,
затем выпалил: - Но послушайте! Сколько времени понадобится вашим парням,
чтобы добраться сюда на вспомогательном судне?
- Оно уже отправлено. Полет займет... что-то около трехсот часов.
- Но ведь это больше двенадцати стандартных дней! А если морозильная
установка разобьется, изоляция не удержит концентрацию кислорода на нужном
уровне! А... - еще одна пауза, необходимая для того, чтобы сформулировать
следующее самоочевидное соображение: - А что же будет со мной? Как же я
сам продержусь там, внизу?
- Давайте сначала окажемся там, внизу, капитан.
Из голоса улетучилась часть симпатии ко мне, правда, небольшая. Даже
герою позволительно проявить небольшую заботу о себе, после того, как он
позаботится о благополучном отходе своих войск.
Разговор продолжался еще некоторое время, но, в принципе, все главное
было уже сказано. Я следовал указаниям, делал то, что мне было сказано, не
более и не менее. Примерно через час все, кто смотрел трехмерные программы
в Секторе, будут знать, что беспомощный госпитальный корабль находится на
поверхности Вэнгарда и жизнь десяти - или одиннадцати, если считать меня -
человек висит на волоске. После этого окончательно проникну сквозь
оборонительные линии своего подопечного, готовый приступить к фазе номер
два.
На высоте десяти тысяч миль появился звук: печальный вой одиноких
молекул воздуха, расщепляемый тысячетонной тушей воздуха престарелого
бродяги-торговца, входящего в атмосферу на слишком большой скорости, под
неправильным углом и без тормозных двигателей. Я принялся наигрывать
мелодию на том, что осталось от рулей высоты, разворачивая корабль хвостом
вперед, приберегая остатки топлива до того момента, когда оно больше всего
пригодится. И когда я и мой корабль достигли точки, которая мне была
нужна, мне оставалось осилить всего-навсего восемь тысяч миль гравитации.
Я еще раз сверился с пультом управления, прикидывая будущий район посадки,
а тем временем корабль двигался и бился подо мной, издавая стоны и
рычание, как дикий зверь, которого ранили в брюхо.
На высоте двести миль включились главные двигатели, и вся кабина
осветилась мерцающим красным светом, появившимся у меня в глазах.
Я почувствовал себя жабой, угодившей под сапог.
Это продолжалось достаточно долго, так что я успел отключиться и
вновь придти в себя раз шесть, не меньше. Затем внезапно корабль перешел в
свободное падение, и у меня в запасе оставались уже считанные минуты,
вернее, даже секунды.
Положить руку на рычаг катапультирования грузового отсека оказалось
ничуть не труднее, чем, скажем, поднять наковальню по веревочной лестнице.
Я почувствовал толчок, возвестивший, что грузовой отсек отделился от
корабля. После этого я занял соответствующее положение, опустил
противоударное устройство и набрал полную грудь затхлого корабельного
воздуха. Палец мой коснулся кнопки катапультирования пилота. Тотчас же
прямо по голове меня ударил десятитонный пыльный мешок, и я провалился в
мир иной.
Я медленно всплыл на поверхность бескрайнего черного океана, где
дурные сны начали медленно отступать, и им на смену пришли чуть окрашенные
светом размытые картины полубессознательности, так что я успел заметить
похожие на акульи зубы горы, окружающие меня со всех сторон.
Вершины их были укутаны вечными снегами, и бесконечные ряды гор
исчезали за далеким горизонтом.
Потом я, должно быть, снова отключился, потому что в следующий момент
я увидел перед собой только один пик, несущийся мне навстречу, как
взбесившаяся волна. Когда я очнулся в третий раз, я уже стремительно
спускался на парашюте, несясь к чему-то, что было похоже на широкое поле
застывшей лавы. Потом я разобрал, что это листва, темно-зеленая, густая,
стремительно надвигающаяся. Времени у меня на этот раз хватило только на
то, чтобы заметить, как засветился зеленым светом сигнал пеленгатора
грузового отсека, возвещая, что груз приземлился целым и невредимым. И тут
в глазах у меня снова померкло.
Когда я очнулся, мне было холодно. Это было первое мое сознательное
ощущение. Вторым была головная боль. А вообще-то болело все тело.
Некоторое время я составлял в уме завещание, по которому единственным моим
наследником становилось общество эвтаназии, потом выпутался из креплений,
раскрыл капсулу и выполз в то, что любитель прогулок назвал бы живительным
горным воздухом. Я сверил все мои боли и неприятные ощущения и понял, что
кости и суставы целы.
Тогда я включил термостат своего скафандра на обогрев и почувствовал,
что тепло мало-помалу просачивается в тело.
Я стоял на сосновых иглах, если только бывают сосновые иглы трех
футов в длину и толщиной с палочку для помешивания коктейлей. Иглы
образовывали упругий ковер, покрывающий сплошь землю у подножия деревьев,
высоченных, как ионические колонны, и уходящие вершинами в темно-зеленые
сумерки крон. В отдалении между стволами я заметил белые отсветы островков
снега. Было тихо, совершенно тихо, и ни малейшего движения среди веток над
моей головой.
Приборы скафандра сообщили мне, что давление воздуха 16 фунтов на
квадратный дюйм, содержание кислорода - 51%, температура воздуха - 10
градусов Цельсия, как мне и обещали.
Из данных локатора следовало, что груз мой опустился милях в ста к
северо-западу от того места, где я стоял сейчас. И, насколько я мог судить
по показаниям разных штук, имеющихся в пряжке моих хитроумных доспехов,
все приборы там работали нормально. И если информация, которую я получил,
была так же хороша, как уплаченные за то, чтобы ее получить, деньги, я
находился в десяти милях от того места, куда собирался попасть, примерно в
половине дневного переходе от пристанища Джонни Грома. Я включил
энергопривод своего скафандра, сверился с компасом и отправился в путь.
Слабое притяжение делало ходьбу неутомительной даже для человека,
буквально измочаленного несколькими тысячами миль атмосферы. Да и
скафандр, надетый на мне, тоже был хорошим подспорьем. Хотя по нему этого
никогда не скажешь, но обошелся он мне, примерно, во столько же, сколько
стоил бы роскошный отпуск на одном из этих родиево-стеклянных миров с
управляемым климатом и великолепными оргиями, проходящими при резкой
перемене температур.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
навигационное устройство, - я позволил себе небольшую паузу, без которой
бедному, но честному космическому торговцу с его умственной
медлительностью было просто невозможно придти к простейшему умозаключению,
затем выпалил: - Но послушайте! Сколько времени понадобится вашим парням,
чтобы добраться сюда на вспомогательном судне?
- Оно уже отправлено. Полет займет... что-то около трехсот часов.
- Но ведь это больше двенадцати стандартных дней! А если морозильная
установка разобьется, изоляция не удержит концентрацию кислорода на нужном
уровне! А... - еще одна пауза, необходимая для того, чтобы сформулировать
следующее самоочевидное соображение: - А что же будет со мной? Как же я
сам продержусь там, внизу?
- Давайте сначала окажемся там, внизу, капитан.
Из голоса улетучилась часть симпатии ко мне, правда, небольшая. Даже
герою позволительно проявить небольшую заботу о себе, после того, как он
позаботится о благополучном отходе своих войск.
Разговор продолжался еще некоторое время, но, в принципе, все главное
было уже сказано. Я следовал указаниям, делал то, что мне было сказано, не
более и не менее. Примерно через час все, кто смотрел трехмерные программы
в Секторе, будут знать, что беспомощный госпитальный корабль находится на
поверхности Вэнгарда и жизнь десяти - или одиннадцати, если считать меня -
человек висит на волоске. После этого окончательно проникну сквозь
оборонительные линии своего подопечного, готовый приступить к фазе номер
два.
На высоте десяти тысяч миль появился звук: печальный вой одиноких
молекул воздуха, расщепляемый тысячетонной тушей воздуха престарелого
бродяги-торговца, входящего в атмосферу на слишком большой скорости, под
неправильным углом и без тормозных двигателей. Я принялся наигрывать
мелодию на том, что осталось от рулей высоты, разворачивая корабль хвостом
вперед, приберегая остатки топлива до того момента, когда оно больше всего
пригодится. И когда я и мой корабль достигли точки, которая мне была
нужна, мне оставалось осилить всего-навсего восемь тысяч миль гравитации.
Я еще раз сверился с пультом управления, прикидывая будущий район посадки,
а тем временем корабль двигался и бился подо мной, издавая стоны и
рычание, как дикий зверь, которого ранили в брюхо.
На высоте двести миль включились главные двигатели, и вся кабина
осветилась мерцающим красным светом, появившимся у меня в глазах.
Я почувствовал себя жабой, угодившей под сапог.
Это продолжалось достаточно долго, так что я успел отключиться и
вновь придти в себя раз шесть, не меньше. Затем внезапно корабль перешел в
свободное падение, и у меня в запасе оставались уже считанные минуты,
вернее, даже секунды.
Положить руку на рычаг катапультирования грузового отсека оказалось
ничуть не труднее, чем, скажем, поднять наковальню по веревочной лестнице.
Я почувствовал толчок, возвестивший, что грузовой отсек отделился от
корабля. После этого я занял соответствующее положение, опустил
противоударное устройство и набрал полную грудь затхлого корабельного
воздуха. Палец мой коснулся кнопки катапультирования пилота. Тотчас же
прямо по голове меня ударил десятитонный пыльный мешок, и я провалился в
мир иной.
Я медленно всплыл на поверхность бескрайнего черного океана, где
дурные сны начали медленно отступать, и им на смену пришли чуть окрашенные
светом размытые картины полубессознательности, так что я успел заметить
похожие на акульи зубы горы, окружающие меня со всех сторон.
Вершины их были укутаны вечными снегами, и бесконечные ряды гор
исчезали за далеким горизонтом.
Потом я, должно быть, снова отключился, потому что в следующий момент
я увидел перед собой только один пик, несущийся мне навстречу, как
взбесившаяся волна. Когда я очнулся в третий раз, я уже стремительно
спускался на парашюте, несясь к чему-то, что было похоже на широкое поле
застывшей лавы. Потом я разобрал, что это листва, темно-зеленая, густая,
стремительно надвигающаяся. Времени у меня на этот раз хватило только на
то, чтобы заметить, как засветился зеленым светом сигнал пеленгатора
грузового отсека, возвещая, что груз приземлился целым и невредимым. И тут
в глазах у меня снова померкло.
Когда я очнулся, мне было холодно. Это было первое мое сознательное
ощущение. Вторым была головная боль. А вообще-то болело все тело.
Некоторое время я составлял в уме завещание, по которому единственным моим
наследником становилось общество эвтаназии, потом выпутался из креплений,
раскрыл капсулу и выполз в то, что любитель прогулок назвал бы живительным
горным воздухом. Я сверил все мои боли и неприятные ощущения и понял, что
кости и суставы целы.
Тогда я включил термостат своего скафандра на обогрев и почувствовал,
что тепло мало-помалу просачивается в тело.
Я стоял на сосновых иглах, если только бывают сосновые иглы трех
футов в длину и толщиной с палочку для помешивания коктейлей. Иглы
образовывали упругий ковер, покрывающий сплошь землю у подножия деревьев,
высоченных, как ионические колонны, и уходящие вершинами в темно-зеленые
сумерки крон. В отдалении между стволами я заметил белые отсветы островков
снега. Было тихо, совершенно тихо, и ни малейшего движения среди веток над
моей головой.
Приборы скафандра сообщили мне, что давление воздуха 16 фунтов на
квадратный дюйм, содержание кислорода - 51%, температура воздуха - 10
градусов Цельсия, как мне и обещали.
Из данных локатора следовало, что груз мой опустился милях в ста к
северо-западу от того места, где я стоял сейчас. И, насколько я мог судить
по показаниям разных штук, имеющихся в пряжке моих хитроумных доспехов,
все приборы там работали нормально. И если информация, которую я получил,
была так же хороша, как уплаченные за то, чтобы ее получить, деньги, я
находился в десяти милях от того места, куда собирался попасть, примерно в
половине дневного переходе от пристанища Джонни Грома. Я включил
энергопривод своего скафандра, сверился с компасом и отправился в путь.
Слабое притяжение делало ходьбу неутомительной даже для человека,
буквально измочаленного несколькими тысячами миль атмосферы. Да и
скафандр, надетый на мне, тоже был хорошим подспорьем. Хотя по нему этого
никогда не скажешь, но обошелся он мне, примерно, во столько же, сколько
стоил бы роскошный отпуск на одном из этих родиево-стеклянных миров с
управляемым климатом и великолепными оргиями, проходящими при резкой
перемене температур.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17