Я горжусь, что сижу на ней вместе с таким замечательным человеком. Вы можете сказать, что это ничего не стоящие фразы, обмен любезностями между двумя кандидатами на электрический стул. Но это не так. Я считаю, я убежден, что таким человеком, как доктор Стифен Попф, должна гордиться и будет гордиться моя родина. Может быть, совсем уже не далек тот день, когда граждане Бакбука будут участвовать в торжествах по случаю переименования их города в город Попф. Вы напрасно так презрительно улыбаетесь, господин Паппула. Такие ученые, как доктор Попф, рождаются для того, чтобы быть благодетелями человечества, и я знаю страну, где таких людей окружают заслуженным почетом и заботой, где их лаборатории не уничтожаются, а расширяются, где их изобретения не выкрадываются для неизвестных целей, а претворяются в жизнь, — и не в интересах капиталистических прибылей, а для счастья и благоденствия народа. Вы знаете, о какой стране я говорю, это Советский Союз, о котором вы спрашивали доктора Попфа. И я надеюсь, что моя страна, мой народ тоже скоро пойдет по этому достойному подражания пути.
Теперь очень коротко о том, в чем меня обвиняют на этом суде. Меня обвиняют в том, что я из мести участвовал в убийстве Манхема Бероиме, потому что его отец засадил меня в тюрьму за организацию забастовки на его скотобойне. Больше того, господин Паппула заявил с присущим ему красноречием, что преступление, в котором меня обвиняют, совершенно согласуется с моими политическими взглядами, что-то вроде этого. Коммунистическая партия, в которой я имею счастье и высокую честь состоять, самым решительным образом отрицает и запрещает такого рода акты, как вредные делу рабочего класса. Господин Паппула во время неоднократных допросов показал неплохое знание некоторых принципов и программных установок моей партии, и он, может быть, больше, нежели кто-либо другой в этом зале, знает, что это именно так. Зачем же он говорил то, во что он сам не верит? Потому что он стремился во что бы то ни стало представить подсудимых и особенно всех коммунистов в виде членов опаснейшей шайки, угрожающей культуре, жизни и благосостоянию всей страны, чтобы накануне выборов напугать избирателей жупелом «красной опасности».
Разве не для этой цели все входы в здание суда охраняются с первого дня процесса военными патрулями и полицией? Разве не для этой цели усиленные наряды полиции беспрерывно дежурят в зале заседания? Разве не для этой цели железная клетка, в которой нас медленно жарят на коптящем костре эфемерного правосудия, охраняется усиленным конвоем? Разве не для этой цели публику обыскивают под смехотворным предлогом поисков оружия? Разве не для этой цели нас по четыре раза в сутки в продолжение пяти недель водят по улицам города из тюрьмы в суд и обратно пешком, с кандалами на руках, и в плотном кольце полицейских? Разве не для этой цели начальники конвоя по малейшему поводу и совсем без всякого повода кричат: «Назад!» — любопытным мальчишкам, пытающимся взглянуть на страшных «бакбукских убийц»?
Если не для этой цели, то пусть кто-нибудь попробует придумать объяснение более правдоподобное. Припомните знаменитый процесс Артура Колонетти и его шайки, которая восемь лет держала в панике и ужасе второй по величине и богатству город нашей страны, которая восемь лет пулеметами и подкупами управляла этим городом и значила больше, чем мэр, муниципальный совет, судья и вся полиция вместе взятые. Разве меры, принятые тогда для охраны здания суда, были серьезнее тех, которые приняты против двух человек, которых даже господин Паппула не решился обвинить в профессиональном бандитизме? Разве тогда обыскивали всех приходивших на заседания суда? А ведь тогда судили главарей могущественной и многочисленной шайки бандитов, владевшей целым парком бронированных автомобилей и внушительным арсеналом автоматического оружия, до крупнокалиберных пулеметов включительно.
Трудно человеку, не побывавшему на этом процессе, поверить, что опытный судья и весьма бывалый обвинитель могут принять всерьез свидетельские показания вроде тех, которыми оперировал господин Паппула.
Рассудите сами. Приходит человек и заявляет, что через две минуты после покушения на Манхема Бероиме мимо него с огромной скоростью пробежал человек, тут же скрывшийся за углом. Дело происходит поздним осенним вечером. Идет дождь. Но этот удивительный свидетель за короткое мгновение успевает запомнить ни больше и ни меньше, как ровным счетом пятнадцать примет, в том числе вес: семьдесят — семьдесят два килограмма — и то, что правая рука пробежавшего «обнаруживала большую силу характера». Даже днем, при ярком солнечном свете такая поразительная память могла бы быть расценена как чудо мнемоники. Мой защитник уже огласил письмо одного из крупнейших врачей-психологов нашей страны, который торжественно удостоверил, что такая точность и подробность наблюдения за столь короткий промежуток времени психологически совершенно невозможны. Но ведь, помимо всего прочего, дело происходило в темноте! Свидетель объясняет: он якобы увидел именно меня потому, что в это время, в интересах представителя обвинения, сверкнула молния. Неужели мне, человеку без систематического образования, напоминать высокообразованному обвинителю, что молнии бывают только во время гроз? А ведь все жители Бакбука могут подтвердить, что в этот проклятый вечер лил обычный ливень. Защита представила об этом официальную справку метеорологической станции. И все же господин Паппула имел мужество настаивать на том, что показания этого феноменального свидетеля — властителя молний — соответствуют действительности!
Показания моих свидетелей отводятся представителем обвинения под тем предлогом, что они частью участвовали в забастовках или — о, ужас! — голосовали за коммунистических кандидатов. Зато со страстностью и пафосом превозносятся, как образец гражданской добродетели, субъекты вроде Буко Суса, который неоднократно находился под судом за темные уголовные делишки и сейчас процветает неизвестно на какие средства. Превозносятся, как образец порядочности и правдивости, провокатор и платный осведомитель Неренс, идейный штрейкбрехер и хозяйский лизоблюд Соор.
Любой мальчишка простым подсчетом шагов мог бы определить, что в момент, когда произошло нападение на Бероиме, я был в доме, отстоящем от места преступления на расстоянии около четырех километров. Но что такое простые расчеты для господина Паппула, которым владеют совсем другие расчеты! Подсудимые должны быть осуждены во что бы то ни стало, потому что этого требуют интересы классового правосудия. Близятся выборы, и наш смертный приговор должен испугать избирателей выдуманным для их устрашения жупелом анархии, бессмысленных убийств, которые будто бы принесет с собою победа Народного фронта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90