А завтра утром я бы, с вашего позволения, заглянул к вам. Кстати, написали бы в одну газетку обо всей истории…
Попф собирался поблагодарить Анейро, но не успел, потому что его внимание привлек галдеж, внезапно разгоревшийся около рекламной тумбы. Оттуда доносился громкий гогот, долетали одобрительные восклицания. Не сомневаясь, что это веселье имеет к нему самое непосредственное отношение, Попф решительно поднялся со скамейки и направился к тумбе. Толпа со злорадной учтивостью расступилась и пропустила его туда, где упоминавшийся уже нами отпрыск мясника Фригия Бероиме, Манхем Бероиме, девятнадцатилетний балбес с маловыразительным, круглым, веснушчатым лицом, вдохновенно орудовал над извещением доктора Попфа.
— Что вы тут делаете, молодой человек, с моим объявлением? — осведомился Попф у балбеса и схватил его за плечо.
— То же самое, что и с остальными вашими цидулками, — вызывающе ответил Манхем Бероиме, невозмутимо снимая руку Попфа со своего плеча.
Несколько человек одобрительно хихикнули, остальные молча ждали дальнейшего развития событий.
— Да как вы смеете портить мои извещения! — вскричал Попф таким голосом, что толпа невольно шарахнулась назад. Манхем Бероиме побледнел, а Анейро, почуяв недоброе, вскочил со скамьи и пробирался сквозь стену зевак как раз в тот момент, когда доктор, окончательно выведенный из себя наглостью Бероиме-младшего, схватил его за глотку и прохрипел: — Я тебя задушу, гаденыш!
Вся ярость и обида, все возмущение и боль, накопившиеся за день на сердце у Попфа, прорвались наружу, и он был сейчас в состоянии, близком к невменяемости.
Опоздай Анейро на несколько мгновений, Манхему Бероиме пришлось бы совсем худо. Прижатый Попфом к тумбе, он оцепенел от страха. У него отнялся язык. Он что-то мычал, по его бледно-розовым веснушчатым щекам в два ручья катились слезы. Куда девалась вся его наглость и самоуверенность? Сейчас это был обыкновенный нашкодивший шалопай.
— Не марайте руки об этого щенка, доктор, — спокойно промолвил Анейро. — Насколько я понимаю, все, что он заслужил, от него не уйдет.
Попф послушно отпустил Манхема Бероиме, и тот, словно крыса, юркнул в толпу.
— Этому слюнтяю вполне хватит того, что ему достанется от папаши. С точки зрения Бероиме, его достойный сынок достаточно осрамил своим поведением его имя. А характер у хозяина скотобойни «Великая Аржантейя» достаточно крутой, — усмехнулся Анейро. — Я это помню по себе.
У Попфа уже не было сил прикидываться безразличным. Невидящими глазами он посмотрел на людей, преграждавших ему дорогу, они расступились, и Анейро проводил его до дому.
— Значит, до завтра, доктор? — спросил на прощанье Анейро, приподнял шляпу, и они расстались.
Дома Попфа встретила вдова Гарго. Она испуганно всплеснула руками.
— Доктор, на вас лица нет! Вы заболели?
Попф пожал ей руку.
— Ничего, милая госпожа Гарго, право же ничего. Просто я немножко устал… Я прилягу… Вы не беспокойтесь, я прилягу…
Он лег на диван, но заснул не скоро.
В шесть часов вечера добрейшая вдова разбудила его. Попф кое-как пообедал, госпожа Гарго ушла домой, и он снова прилег — на этот раз уже не в кабинете, а в спальне. Надо было попытаться разобраться в том, что сегодня произошло, и подумать, что же предпринять дальше.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ, в которой завершается описание событий третьего сентября
Часов в восемь пошел проливной дождь. Улицы опустели. Густые тучи нависли над городом и превратили вечер в непроглядную ночь.
В десятом часу некто Буко Сус, тщедушный, с реденькой шевелюрой человечек лет под пятьдесят, наткнулся на одной из боковых улиц на валявшегося в луже крови юношу, в котором он без труда признал младшего сына местного мясоторговца Бероиме. Юноша находился в бессознательном состоянии. Буко Сус поднял крик, сбежались люди, раненого перенесли к доктору Лойзу, который, по счастливой случайности, проживал неподалеку. Врачебный осмотр показал, что три ножевые раны нанесены Манхему Бероиме всего несколько минут тому назад.
В поднявшейся суматохе никто не догадался сообщить в полицию. Но отцу пострадавшего, конечно, дали знать сразу. Спустя короткое время вся семья Бероиме, во главе с высоченным и краснолицым господином Фригием, примчалась в дом доктора Лойза.
Синдирак Цфардейа, собиравшийся уезжать из Бакбука ночным поездом, проведав о беде, постигшей семейство Бероиме, прибыл в дом доктора Лойза, чтобы лично выразить соболезнование своим новым знакомым. Он пожал руку господину Фригию и обратился со словами утешения к его жене.
— Все будет в порядке, дорогая госпожа Бероиме, — сказал он. — Уверяю вас, все будет в порядке. Вы не должны беспокоиться. Жизнь вашего сына вне опасности… Доктор Лойз меня заверил, что недели через две ваш сын будет совсем здоров… Не плачьте, дорогая госпожа Бероиме, ради бога, не плачьте. Вы мне разрываете сердце…
Острые уши господина Цфардейа стали от волнения пунцово-красными, щеки, наоборот, побелели, а руки, когда он подавал бедной женщине воду, дрожали.
Он заставил ее выпить всю чашку. Но, вернув ему пустую чашку, она снова залилась слезами.
— Боже, боже, как страшно стало жить на свете!.. Кому нужна была кровь моего мальчика?.. Такой добродушный, веселый, услужливый ребенок!.. Кто мог питать против него злобу?
— Никто, госпожа Бероиме! — горячо откликнулся Буко Сус. — Голову об заклад, никто! Он же чудный паренек, госпожа Бероиме! И он такой весельчак!.. Ведь мы сегодня в сквере прямо животы надрывали… Смотрим, он карандашиком чирк-чирк — и получается уже не извещение, а юмористический рассказ! «Господи, думаю, да ведь у этого ребенка огромный талант!..» А когда доктор Попф вдруг стал его душить… Стоп, стоп! — вдруг скомандовал сам себе Буко Сус, и его подобострастное, острое, безбровое личико, все в мелких морщинках, вдруг стало серьезным, даже торжественным. — Господа! — голос его задрожал. — Господа, я вспомнил, право же, я вспомнил! Есть такой человек, который питает злобу против бедного Манхема!.. Как раз сегодня днем его в сквере хотел душить доктор Попф!.. Боже мой, какой ужас! Я вспомнил. Ну да, он же хотел задушить господина Манхема… Он к нему подошел и…
Буко Сус явно не принадлежал к молчаливым людям. Однако, заметив брезгливую гримасу Синдирака Цфардейа, он замолк, сокрушенно вздохнул, извлек из бокового кармана своего пиджачка неприглядный носовой платочек и приложил его к своим совершенно сухим глазам.
До слов Суса никто не подумал о докторе Попфе. Но теперь присутствующие припомнили во всех подробностях то, что сегодня днем произошло в сквере. Припомнили и звучавшую особенно зловеще в свете событий последнего часа фразу Анейро: «Не марайте себе руки об этого сопляка, доктор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Попф собирался поблагодарить Анейро, но не успел, потому что его внимание привлек галдеж, внезапно разгоревшийся около рекламной тумбы. Оттуда доносился громкий гогот, долетали одобрительные восклицания. Не сомневаясь, что это веселье имеет к нему самое непосредственное отношение, Попф решительно поднялся со скамейки и направился к тумбе. Толпа со злорадной учтивостью расступилась и пропустила его туда, где упоминавшийся уже нами отпрыск мясника Фригия Бероиме, Манхем Бероиме, девятнадцатилетний балбес с маловыразительным, круглым, веснушчатым лицом, вдохновенно орудовал над извещением доктора Попфа.
— Что вы тут делаете, молодой человек, с моим объявлением? — осведомился Попф у балбеса и схватил его за плечо.
— То же самое, что и с остальными вашими цидулками, — вызывающе ответил Манхем Бероиме, невозмутимо снимая руку Попфа со своего плеча.
Несколько человек одобрительно хихикнули, остальные молча ждали дальнейшего развития событий.
— Да как вы смеете портить мои извещения! — вскричал Попф таким голосом, что толпа невольно шарахнулась назад. Манхем Бероиме побледнел, а Анейро, почуяв недоброе, вскочил со скамьи и пробирался сквозь стену зевак как раз в тот момент, когда доктор, окончательно выведенный из себя наглостью Бероиме-младшего, схватил его за глотку и прохрипел: — Я тебя задушу, гаденыш!
Вся ярость и обида, все возмущение и боль, накопившиеся за день на сердце у Попфа, прорвались наружу, и он был сейчас в состоянии, близком к невменяемости.
Опоздай Анейро на несколько мгновений, Манхему Бероиме пришлось бы совсем худо. Прижатый Попфом к тумбе, он оцепенел от страха. У него отнялся язык. Он что-то мычал, по его бледно-розовым веснушчатым щекам в два ручья катились слезы. Куда девалась вся его наглость и самоуверенность? Сейчас это был обыкновенный нашкодивший шалопай.
— Не марайте руки об этого щенка, доктор, — спокойно промолвил Анейро. — Насколько я понимаю, все, что он заслужил, от него не уйдет.
Попф послушно отпустил Манхема Бероиме, и тот, словно крыса, юркнул в толпу.
— Этому слюнтяю вполне хватит того, что ему достанется от папаши. С точки зрения Бероиме, его достойный сынок достаточно осрамил своим поведением его имя. А характер у хозяина скотобойни «Великая Аржантейя» достаточно крутой, — усмехнулся Анейро. — Я это помню по себе.
У Попфа уже не было сил прикидываться безразличным. Невидящими глазами он посмотрел на людей, преграждавших ему дорогу, они расступились, и Анейро проводил его до дому.
— Значит, до завтра, доктор? — спросил на прощанье Анейро, приподнял шляпу, и они расстались.
Дома Попфа встретила вдова Гарго. Она испуганно всплеснула руками.
— Доктор, на вас лица нет! Вы заболели?
Попф пожал ей руку.
— Ничего, милая госпожа Гарго, право же ничего. Просто я немножко устал… Я прилягу… Вы не беспокойтесь, я прилягу…
Он лег на диван, но заснул не скоро.
В шесть часов вечера добрейшая вдова разбудила его. Попф кое-как пообедал, госпожа Гарго ушла домой, и он снова прилег — на этот раз уже не в кабинете, а в спальне. Надо было попытаться разобраться в том, что сегодня произошло, и подумать, что же предпринять дальше.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ, в которой завершается описание событий третьего сентября
Часов в восемь пошел проливной дождь. Улицы опустели. Густые тучи нависли над городом и превратили вечер в непроглядную ночь.
В десятом часу некто Буко Сус, тщедушный, с реденькой шевелюрой человечек лет под пятьдесят, наткнулся на одной из боковых улиц на валявшегося в луже крови юношу, в котором он без труда признал младшего сына местного мясоторговца Бероиме. Юноша находился в бессознательном состоянии. Буко Сус поднял крик, сбежались люди, раненого перенесли к доктору Лойзу, который, по счастливой случайности, проживал неподалеку. Врачебный осмотр показал, что три ножевые раны нанесены Манхему Бероиме всего несколько минут тому назад.
В поднявшейся суматохе никто не догадался сообщить в полицию. Но отцу пострадавшего, конечно, дали знать сразу. Спустя короткое время вся семья Бероиме, во главе с высоченным и краснолицым господином Фригием, примчалась в дом доктора Лойза.
Синдирак Цфардейа, собиравшийся уезжать из Бакбука ночным поездом, проведав о беде, постигшей семейство Бероиме, прибыл в дом доктора Лойза, чтобы лично выразить соболезнование своим новым знакомым. Он пожал руку господину Фригию и обратился со словами утешения к его жене.
— Все будет в порядке, дорогая госпожа Бероиме, — сказал он. — Уверяю вас, все будет в порядке. Вы не должны беспокоиться. Жизнь вашего сына вне опасности… Доктор Лойз меня заверил, что недели через две ваш сын будет совсем здоров… Не плачьте, дорогая госпожа Бероиме, ради бога, не плачьте. Вы мне разрываете сердце…
Острые уши господина Цфардейа стали от волнения пунцово-красными, щеки, наоборот, побелели, а руки, когда он подавал бедной женщине воду, дрожали.
Он заставил ее выпить всю чашку. Но, вернув ему пустую чашку, она снова залилась слезами.
— Боже, боже, как страшно стало жить на свете!.. Кому нужна была кровь моего мальчика?.. Такой добродушный, веселый, услужливый ребенок!.. Кто мог питать против него злобу?
— Никто, госпожа Бероиме! — горячо откликнулся Буко Сус. — Голову об заклад, никто! Он же чудный паренек, госпожа Бероиме! И он такой весельчак!.. Ведь мы сегодня в сквере прямо животы надрывали… Смотрим, он карандашиком чирк-чирк — и получается уже не извещение, а юмористический рассказ! «Господи, думаю, да ведь у этого ребенка огромный талант!..» А когда доктор Попф вдруг стал его душить… Стоп, стоп! — вдруг скомандовал сам себе Буко Сус, и его подобострастное, острое, безбровое личико, все в мелких морщинках, вдруг стало серьезным, даже торжественным. — Господа! — голос его задрожал. — Господа, я вспомнил, право же, я вспомнил! Есть такой человек, который питает злобу против бедного Манхема!.. Как раз сегодня днем его в сквере хотел душить доктор Попф!.. Боже мой, какой ужас! Я вспомнил. Ну да, он же хотел задушить господина Манхема… Он к нему подошел и…
Буко Сус явно не принадлежал к молчаливым людям. Однако, заметив брезгливую гримасу Синдирака Цфардейа, он замолк, сокрушенно вздохнул, извлек из бокового кармана своего пиджачка неприглядный носовой платочек и приложил его к своим совершенно сухим глазам.
До слов Суса никто не подумал о докторе Попфе. Но теперь присутствующие припомнили во всех подробностях то, что сегодня днем произошло в сквере. Припомнили и звучавшую особенно зловеще в свете событий последнего часа фразу Анейро: «Не марайте себе руки об этого сопляка, доктор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90