— растерялся Нойдак. Понятно, что слово «треба» не вызывала у него особого энтузиазма…
— А что есть в котомке вкусного, того и пожертвуй! — Дурий внимательно взглянул на походную сумку Нойдака, — Да не скупись, не говори: «На тебе боже, что нам не гоже!» Я-то все вижу! И зайца печеного, и каравай вчерашний, но вроде еще мягкий, и сало…
— Ну, раз ты такой всевидящий, — поклонился Сухмат, до которого, наконец, дошло, кто перед ним, — то милости прошу присоединиться к нашему скромному пирку!
— Вот, хорошего человека сразу видать! — резюмировал Дурень.
Пока все ели, Сухмат продолжал, слегка прибалдев, смотреть в рот Дурию. За свою жизнь он с кем только не едал — и с богатырями, и с князьями, и с ханами, и с ведунами, и с магами… Но вот нямнямкать в компании со всамделишным богом ему еще не приходилось. Хотелось что-то спросить такое умное, да ничто не приходило в голову.
— Слышал я, — наконец, решился Сухмат, — что немцы да греки поклоняются богу, Крестом называемому… Или Христом, но на кресте…
— Ну и что? — лениво отозвался Дурий, которого эта тема совсем не занимала, другое дело — печеная зайчатина…
— Видел я, как Перун силу являет, люди верные рассказывали, как Вия видывали, моему побратиму Лель являлся…
— Этот неженка? — Дурий сплюнул, — Неплохой, конечно, парень, этот Лель, но уж и пальцем его не тронь… Впрочем, ты, кажись, о другом?
— Да, вот хотел спросить, а есть ли этот самый Христ на самом деле? Или враки?
— Не знаю, есть ли, но что был — это точно! — Дурашка разлегся на травке, не обращая внимание на то, что было уже далеко не лето — впрочем, чего с него возьмешь — мало того, что бог, еще и дурень! — Было дело, говорит мне как-то одна подруга, Артюшка, бой-девка, про между прочим, вот и говорит она мне: пошли, мол, посмотрим, там нового бога делать будут. Ну я ей — лень, мол, а она — пошли да пошли, одной мне, мол, скучно, а я тебя пирожком угощу сладким, все равно там уже все наши собрались! И, действительно, все там наши были. Перун, как сейчас помню, таким отвратным иудеем перекинулся, с такими сальными пейсами, как его… раввином, и все кричал: «Распни его, распни!». Правда, его тогда не Перуном звали…
— А как?
— Как? Забыл, что-то такое, с харей связанное, ну бывает оное на роже…
— Родинки?
— Нет!
— Может, бородавки?
— Да нет же, это так со ртом бывает… Ну, да не все ли равно, как его тогда звали. Короче, кричал громче всех, но другие, все остальные — тоже кричали. Там много разных было, даже какой-то Кецалькоа… или Коцакеоатль… ну, не важно, главное, из-за моря-окияна прилетел посмотреть… Тоже глотку драл! Да Артюшка тут начала за ним увиваться, он-то думал, что как за мужиком, наивный… Да все знают, что Артюшу любовное дело не интересует, ей все равно, она мужчин не жалует, просто углядела, что у бога заморского крылья под одеждой спрятаны, да за дичь приняла и поохотиться размечталась… Она-то на охоте сдвинутая, известное дело. Интересная потом история была!
— Ну, а этого, Христа, что? Распяли?
— Да, что-то там делали… Ну, да мне все равно из-за спин ничего видно не было! Я и не думал, что нашего брата на свете так много поразвелось…
— Ну, и чем кончилось?
— А кто его знает… Я не досмотрел, пирожки сладкие доел да и смотался, — пожал плечами Дурень, — с пирожками Артюша не обманула, и с яблоками медовыми были, и с малиной… Эх, пирожка бы сейчас сладенького!
— А потом встречал этого… Христа?
— Не, не встречал… Может, не получился из него бог…
Кажется, тема была исчерпана и собеседники замолчали. Дурень прикрыл глаза. «Еще соснет!» — подумал Сухмат.
— А еще слышал я, бывает, с неба камни падают, — нашел он новую тему.
— Бывает… — зевнул Дурий.
— Вот и было дело, упал с неба камень, не простой, а железный, и была за тот камень драчка малая…
— Чего это? Вроде руда не перевелась? — бросил равнодушно Дурень.
— Потому что это железо не простое, а божеское, из самого вирия! Так Белоян сказал! А ты, Дурень, в вирии был?
— Был.
— Кока-колу пил?
— Пил.
— Тьфу… — и Дурий сплюнул.
/Ну, общибся автор, не про кока-колу Сухмат Дурня спрашивал, про что-то другое, аналогичное, богами в вирии распиваемом…/
— Так вот, добыли тот камень, в бою добыли, и были в том бою не только воевода Претич, но и сам князь, да что князь — сам волхв волхвов Белоян, — неизвестно почему, но Сухмат настолько проникся доверием к божественному придурку, что начал рассказывать даже то, что чужим знать и не следовало, — и сковал Людота из того камня железного меч для князя…
— Что, ваш князь тыщу лет жить собирается? — лениво осведомился Дурень.
— При чем здесь жить тыщу лет? — осекся богатырь.
— А чего тогда такие хлопоты? — пожал плечами Дурий бог, — То железо, что с неба падает, тыщу лет не ржавеет, то всем ведомо! Вот я и подумал, что князь у вас — долгожитель…
— Не ржавеет, это знатно! — Сухмат впервые такое услышал, — Но и сила ведь в том камне божественная должна быть, коли он из вирия? — и тут богатырь заметил сам за собой, что говорит как-то неуверенно, что-то нарушилось в привычной для него схеме представлений о божественном и чудесном.
— С чего это? — удивился Дурий бог, — Что ж ты думаешь, ежели скажем, Скотского бога, который, на земле будучи, вдруг животом пронесет, так тот навоз его лучше землю удобрит, чем от простого быка, что ли? Али губы теми каками намазамши, великие истины речь будешь?
Сухмат был обескуражен. Если бы такое говорил, скажем, волхв, он бы и поверил в божественную силу дерьма, богом оставленного, но вслушиваясь в насмешливый тон, с которым говорил свои речи Дурий бог, он начал понимать некие истины. Типа: дерьмо оно всегда дерьмо…
Странно, почему его называют Дурнем? Ведь сейчас этот паренек в испачканной рубахе казался Сухмату почти мудрецом. Может, просто это Дурень среди богов? Нет, зря не скажут, если сказали — Дурень, значит, так оно и есть!
«Да что это я все не о том? — оборвал рассуждения Сухмат, — попался тебе бог, с которым поговорить можно по человечески, так и спрашивай то, что тебе более всего надобно!». Богатырь одернул себя как раз вовремя. Тем более, что Дурень уже начал посапывать носом.
— Ты, вроде, говорил, что надо еще и скалу на место поставить? — напомнил он своему новому знакомому богу.
— А, потом поставлю, — лениво протянул Дурий, — только подремлю маленько!
— Слушай, Дурень, есть у меня один вопрос, для меня важный!
— Валяй… — Дурень и не думал открывать глаз.
— Не укажешь ли ты, где ход-проход в Мир мертвых? Очень мне это нужно!
— А зачем?
— Хочу туда попасть, там мой друг и побратим…
— Ну ты и дурак! — молвил Дурий, но все-таки открыл глаза — посмотреть на еще одного дурня…
— Пусть дурак, но скажи-покажи!
— Да полно этих проходов, — веснушатый бог привстал, — и тут, и там, да хоть вот за той скалой!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
— А что есть в котомке вкусного, того и пожертвуй! — Дурий внимательно взглянул на походную сумку Нойдака, — Да не скупись, не говори: «На тебе боже, что нам не гоже!» Я-то все вижу! И зайца печеного, и каравай вчерашний, но вроде еще мягкий, и сало…
— Ну, раз ты такой всевидящий, — поклонился Сухмат, до которого, наконец, дошло, кто перед ним, — то милости прошу присоединиться к нашему скромному пирку!
— Вот, хорошего человека сразу видать! — резюмировал Дурень.
Пока все ели, Сухмат продолжал, слегка прибалдев, смотреть в рот Дурию. За свою жизнь он с кем только не едал — и с богатырями, и с князьями, и с ханами, и с ведунами, и с магами… Но вот нямнямкать в компании со всамделишным богом ему еще не приходилось. Хотелось что-то спросить такое умное, да ничто не приходило в голову.
— Слышал я, — наконец, решился Сухмат, — что немцы да греки поклоняются богу, Крестом называемому… Или Христом, но на кресте…
— Ну и что? — лениво отозвался Дурий, которого эта тема совсем не занимала, другое дело — печеная зайчатина…
— Видел я, как Перун силу являет, люди верные рассказывали, как Вия видывали, моему побратиму Лель являлся…
— Этот неженка? — Дурий сплюнул, — Неплохой, конечно, парень, этот Лель, но уж и пальцем его не тронь… Впрочем, ты, кажись, о другом?
— Да, вот хотел спросить, а есть ли этот самый Христ на самом деле? Или враки?
— Не знаю, есть ли, но что был — это точно! — Дурашка разлегся на травке, не обращая внимание на то, что было уже далеко не лето — впрочем, чего с него возьмешь — мало того, что бог, еще и дурень! — Было дело, говорит мне как-то одна подруга, Артюшка, бой-девка, про между прочим, вот и говорит она мне: пошли, мол, посмотрим, там нового бога делать будут. Ну я ей — лень, мол, а она — пошли да пошли, одной мне, мол, скучно, а я тебя пирожком угощу сладким, все равно там уже все наши собрались! И, действительно, все там наши были. Перун, как сейчас помню, таким отвратным иудеем перекинулся, с такими сальными пейсами, как его… раввином, и все кричал: «Распни его, распни!». Правда, его тогда не Перуном звали…
— А как?
— Как? Забыл, что-то такое, с харей связанное, ну бывает оное на роже…
— Родинки?
— Нет!
— Может, бородавки?
— Да нет же, это так со ртом бывает… Ну, да не все ли равно, как его тогда звали. Короче, кричал громче всех, но другие, все остальные — тоже кричали. Там много разных было, даже какой-то Кецалькоа… или Коцакеоатль… ну, не важно, главное, из-за моря-окияна прилетел посмотреть… Тоже глотку драл! Да Артюшка тут начала за ним увиваться, он-то думал, что как за мужиком, наивный… Да все знают, что Артюшу любовное дело не интересует, ей все равно, она мужчин не жалует, просто углядела, что у бога заморского крылья под одеждой спрятаны, да за дичь приняла и поохотиться размечталась… Она-то на охоте сдвинутая, известное дело. Интересная потом история была!
— Ну, а этого, Христа, что? Распяли?
— Да, что-то там делали… Ну, да мне все равно из-за спин ничего видно не было! Я и не думал, что нашего брата на свете так много поразвелось…
— Ну, и чем кончилось?
— А кто его знает… Я не досмотрел, пирожки сладкие доел да и смотался, — пожал плечами Дурень, — с пирожками Артюша не обманула, и с яблоками медовыми были, и с малиной… Эх, пирожка бы сейчас сладенького!
— А потом встречал этого… Христа?
— Не, не встречал… Может, не получился из него бог…
Кажется, тема была исчерпана и собеседники замолчали. Дурень прикрыл глаза. «Еще соснет!» — подумал Сухмат.
— А еще слышал я, бывает, с неба камни падают, — нашел он новую тему.
— Бывает… — зевнул Дурий.
— Вот и было дело, упал с неба камень, не простой, а железный, и была за тот камень драчка малая…
— Чего это? Вроде руда не перевелась? — бросил равнодушно Дурень.
— Потому что это железо не простое, а божеское, из самого вирия! Так Белоян сказал! А ты, Дурень, в вирии был?
— Был.
— Кока-колу пил?
— Пил.
— Тьфу… — и Дурий сплюнул.
/Ну, общибся автор, не про кока-колу Сухмат Дурня спрашивал, про что-то другое, аналогичное, богами в вирии распиваемом…/
— Так вот, добыли тот камень, в бою добыли, и были в том бою не только воевода Претич, но и сам князь, да что князь — сам волхв волхвов Белоян, — неизвестно почему, но Сухмат настолько проникся доверием к божественному придурку, что начал рассказывать даже то, что чужим знать и не следовало, — и сковал Людота из того камня железного меч для князя…
— Что, ваш князь тыщу лет жить собирается? — лениво осведомился Дурень.
— При чем здесь жить тыщу лет? — осекся богатырь.
— А чего тогда такие хлопоты? — пожал плечами Дурий бог, — То железо, что с неба падает, тыщу лет не ржавеет, то всем ведомо! Вот я и подумал, что князь у вас — долгожитель…
— Не ржавеет, это знатно! — Сухмат впервые такое услышал, — Но и сила ведь в том камне божественная должна быть, коли он из вирия? — и тут богатырь заметил сам за собой, что говорит как-то неуверенно, что-то нарушилось в привычной для него схеме представлений о божественном и чудесном.
— С чего это? — удивился Дурий бог, — Что ж ты думаешь, ежели скажем, Скотского бога, который, на земле будучи, вдруг животом пронесет, так тот навоз его лучше землю удобрит, чем от простого быка, что ли? Али губы теми каками намазамши, великие истины речь будешь?
Сухмат был обескуражен. Если бы такое говорил, скажем, волхв, он бы и поверил в божественную силу дерьма, богом оставленного, но вслушиваясь в насмешливый тон, с которым говорил свои речи Дурий бог, он начал понимать некие истины. Типа: дерьмо оно всегда дерьмо…
Странно, почему его называют Дурнем? Ведь сейчас этот паренек в испачканной рубахе казался Сухмату почти мудрецом. Может, просто это Дурень среди богов? Нет, зря не скажут, если сказали — Дурень, значит, так оно и есть!
«Да что это я все не о том? — оборвал рассуждения Сухмат, — попался тебе бог, с которым поговорить можно по человечески, так и спрашивай то, что тебе более всего надобно!». Богатырь одернул себя как раз вовремя. Тем более, что Дурень уже начал посапывать носом.
— Ты, вроде, говорил, что надо еще и скалу на место поставить? — напомнил он своему новому знакомому богу.
— А, потом поставлю, — лениво протянул Дурий, — только подремлю маленько!
— Слушай, Дурень, есть у меня один вопрос, для меня важный!
— Валяй… — Дурень и не думал открывать глаз.
— Не укажешь ли ты, где ход-проход в Мир мертвых? Очень мне это нужно!
— А зачем?
— Хочу туда попасть, там мой друг и побратим…
— Ну ты и дурак! — молвил Дурий, но все-таки открыл глаза — посмотреть на еще одного дурня…
— Пусть дурак, но скажи-покажи!
— Да полно этих проходов, — веснушатый бог привстал, — и тут, и там, да хоть вот за той скалой!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105