Все напиваются вдрызг и начинают трубить в охотничьи рога, потом по очереди бегают наверх, запираются в какой-нибудь спальне и трахаются там как сумасшедшие.
Она начала играть с Уильямом; смешила и щекотала его, малыш залился неудержимым смехом.
— Кто еще будет у Элизабет на балу? — спросила Гэрриет между прочим, разбирая выстиранное белье.
— Ты хочешь спросить, — лукаво прищурилась Самми, — кого она наметила для Кори?
Гэрриет покраснела.
— Я просто подумала, может, там будет кто-нибудь из тех, кого я вчера видела у Арабеллы.
— Для него она пригласила свою самую шикарную подругу, Мелани Брукс. Это еще одна разведенная неврастеничка. Я читала письмо Элизабет к ней. «Дорогая Мелани, я рада, что в пятницу мы наконец увидимся. Постарайся подъехать пораньше, чтобы успеть привести себя в порядок. Ты же знаешь, вечером тут будет слишком шумно, а ты непременно должна быть на высоте. Я подыскала для тебя такого партнера — увидишь, закачаешься. От него, правда, только что ушла жена, и он пока ведет себя как безутешный супруг, но это пока».
Гэрриет едва заметно нахмурилась.
— Не переживай, — сказала Самми. — Она же старуха. Ей не меньше тридцати, и ноги кривые.
— На балу под длинным платьем их не будет видно, — угрюмо заметила Гэрриет.
Зазвонил телефон. К удивлению Гэрриет, это оказался Билли Бентли.
— Привет, — смущенно сказала она. — У вас там уже все кончилось?
— Я освободился раньше, у меня жеребец захромал. Так, ничего серьезного, отдохнет несколько дней и будет в полном порядке.
— Как сегодня охота?
— По правде сказать, так себе. Эти защитники лисиц подкинули какого-то огромного пса, черного в серых пятнах, — он нам перебаламутил всю свору. Гончие выбежали на шоссе — слава Богу, никто не пострадал, — а кончили тем, что загнали одну несчастную рыжую кошку в сортир какого-то дома и чуть не разорвали ее в клочья.
— О Господи! И что кошка?
— Улизнула, слава Богу, — не то завтра эта история была бы во всех газетах.
— А этот черно-серый?
— Мы еле-еле отогнали его от своры, а потом Кори всех выручил, взял его на себя. Он дал пятерку какому-то местному парню и велел отвезти пса к вам домой. Сказал, что не отпустит его, пока эти диверсанты с плакатами сами за ним не пожалуют. Правда, он совершенно дикий, не знаю, как вы там с ним будете управляться.
Гэрриет прикрывала трубку рукой и мужественно давилась смехом.
— Зато потом собаки наконец взяли след. Послушайте, вы в пятницу ничем таким не заняты?
— Да как будто нет. У меня как раз свободный вечер.
— Так, может, встретимся?
— Хорошо. — Ну и пусть, пусть Кори обхаживает своих шикарных неврастеничек, она не будет ему мешать.
— В пятницу как раз будет бал охотников — надеюсь, вы не возражаете? — сказал Билли.
— Ой, — невольно вырвалось у Гэрриет.
— Сначала поужинаем у меня дома. Часов в восемь я за вами заеду.
— Но… мне нечего надеть.
— Без ничего будет даже интереснее, — хохотнул Билли. — Ну, до пятницы. А Уильяма берите с собой, няня уже ждет не дождется, когда ей дадут повозиться с младенцем.
Гэрриет медленно повесила трубку.
— Счастливица, — протянула Самми.
— Ох, Кори и разозлится, — сказала Гэрриет. — Подумает, что я нарочно это подстроила, чтобы натянуть ему нос… Но мне так приятно, что Билли вспомнил про Уильяма.
— А они у себя в семье вообще привыкли к внебрачным детям, у Биллиной сестры их по меньшей мере двое. У них и предки через одного так жили. Так что, — заключила она, — выбрось-ка ты эту фотографию Саймона и начинай новую жизнь. Билли славный малый, и денег у него куры не клюют. Но смотри, таких маменькиных сыночков надо брать тепленькими, пока они не успели опомниться.
— Мне даже не в чем идти, — сказала Гэрриет.
— У меня есть бесподобное оранжевое платье в облипочку, — сказала Самми. — Вечернее, как раз то, что тебе надо. Я купила его год назад, все надеялась похудеть, но так и не похудела. Вот увидишь, на тебе оно будет смотреться просто потрясающе.
Всю неделю Гэрриет никак не могла заставить себя сказать Кори, что она тоже собирается на бал. Она уже успела принести из чистки его красный фрак с серыми отворотами, постирать и накрахмалить его парадную рубашку и примерить оранжевое платье Самми, которое сидело на ней как влитое. Близилась пятница, но Гэрриет все откладывала свое признание то из-за того, что Кори был погружен в работу и она не хотела его отвлекать, то у него было хорошее настроение, которое жалко было портить, то, наоборот, плохое, и ей не хотелось еще больше его ухудшать.
Под предлогом того, что у Шатти порвались все колготки, она съездила в Скиптон и купила себе огненно-рыжее боа, надеясь с его помощью хоть отчасти прикрыть наготу верхней части тела. Правда, подходящего лифчика под платье в Скиптоне не оказалось.
— Иди так, — сказала Самми. — Надо быть свободнее.
— У меня все вывалится, как только я начну танцевать… если, конечно, кто-нибудь меня пригласит.
Зная, что, уложив детей, она уже ничего не успеет сделать, Гэрриет всю пятницу подпольно готовилась к вечеру. Сна уже покрасила ногти, помыла голову и обмотала ее платком, чтобы волосы потом не торчали колом. Когда она заканчивала чистить картошку детям к ужину, в кухню вошел Кори с двумя рубашками под мышкой.
— Па, больше сегодня не работай, — сказала Шатти, цепляясь за его руку.
Кори открыл дверцу стиральной машины и уже собирался бросить туда рубашки, но вместо этого присмотрелся и неожиданно извлек из кучи белья увядший букетик нарциссов.
— Цветочки стираем?
— О Господи, сегодня я что-то совсем рассеянная! — Гэрриет покраснела. — Я хотела бросить их в агрегат.
— Картошку, вероятно, тоже в агрегат? А очистки на сковородку? — осведомился Кори. — Кстати, что это ты так обмоталась? Что-нибудь болит?
— Нет-нет, все в порядке. Хочешь чаю?
— Лучше чего-нибудь покрепче. — Он налил себе виски.
— Тебе надо что-нибудь поесть, — сказала Гэрриет.
— Надо бы, но через час или два мне опять придется есть.
Он отрезал себе кусок жареной свинины, уложил ее, вместе со стручком маринованного перца, между двумя кусками хлеба и развернул газету. Гэрриет вздохнула: его пристрастие к сухомятке выводило ее из себя.
Шатти вскарабкалась ему на колени.
— Ты сегодня уходишь?
— Ухожу.
— На бал, да? Возьми меня с собой.
— Не могу.
— А с Гэрриет ты будешь танцевать? — продолжала она, не обращая внимания на Гэрриет, которая делала ей страшные глаза. — На ней будет оранжевое платье, такое бальное, что вся грудь наружу.
— Не говори ерунды, — буркнул Кори.
— Да нет, правда! — сказала Шатти. — Ей его Самми дала поносить.
Кори обернулся к Гэрриет.
— Это правда?
Заливаясь краской, Гэрриет кивнула. Она так лихорадочно терла сыр над цветной капустой, что до крови содрала кожу на указательном пальце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Она начала играть с Уильямом; смешила и щекотала его, малыш залился неудержимым смехом.
— Кто еще будет у Элизабет на балу? — спросила Гэрриет между прочим, разбирая выстиранное белье.
— Ты хочешь спросить, — лукаво прищурилась Самми, — кого она наметила для Кори?
Гэрриет покраснела.
— Я просто подумала, может, там будет кто-нибудь из тех, кого я вчера видела у Арабеллы.
— Для него она пригласила свою самую шикарную подругу, Мелани Брукс. Это еще одна разведенная неврастеничка. Я читала письмо Элизабет к ней. «Дорогая Мелани, я рада, что в пятницу мы наконец увидимся. Постарайся подъехать пораньше, чтобы успеть привести себя в порядок. Ты же знаешь, вечером тут будет слишком шумно, а ты непременно должна быть на высоте. Я подыскала для тебя такого партнера — увидишь, закачаешься. От него, правда, только что ушла жена, и он пока ведет себя как безутешный супруг, но это пока».
Гэрриет едва заметно нахмурилась.
— Не переживай, — сказала Самми. — Она же старуха. Ей не меньше тридцати, и ноги кривые.
— На балу под длинным платьем их не будет видно, — угрюмо заметила Гэрриет.
Зазвонил телефон. К удивлению Гэрриет, это оказался Билли Бентли.
— Привет, — смущенно сказала она. — У вас там уже все кончилось?
— Я освободился раньше, у меня жеребец захромал. Так, ничего серьезного, отдохнет несколько дней и будет в полном порядке.
— Как сегодня охота?
— По правде сказать, так себе. Эти защитники лисиц подкинули какого-то огромного пса, черного в серых пятнах, — он нам перебаламутил всю свору. Гончие выбежали на шоссе — слава Богу, никто не пострадал, — а кончили тем, что загнали одну несчастную рыжую кошку в сортир какого-то дома и чуть не разорвали ее в клочья.
— О Господи! И что кошка?
— Улизнула, слава Богу, — не то завтра эта история была бы во всех газетах.
— А этот черно-серый?
— Мы еле-еле отогнали его от своры, а потом Кори всех выручил, взял его на себя. Он дал пятерку какому-то местному парню и велел отвезти пса к вам домой. Сказал, что не отпустит его, пока эти диверсанты с плакатами сами за ним не пожалуют. Правда, он совершенно дикий, не знаю, как вы там с ним будете управляться.
Гэрриет прикрывала трубку рукой и мужественно давилась смехом.
— Зато потом собаки наконец взяли след. Послушайте, вы в пятницу ничем таким не заняты?
— Да как будто нет. У меня как раз свободный вечер.
— Так, может, встретимся?
— Хорошо. — Ну и пусть, пусть Кори обхаживает своих шикарных неврастеничек, она не будет ему мешать.
— В пятницу как раз будет бал охотников — надеюсь, вы не возражаете? — сказал Билли.
— Ой, — невольно вырвалось у Гэрриет.
— Сначала поужинаем у меня дома. Часов в восемь я за вами заеду.
— Но… мне нечего надеть.
— Без ничего будет даже интереснее, — хохотнул Билли. — Ну, до пятницы. А Уильяма берите с собой, няня уже ждет не дождется, когда ей дадут повозиться с младенцем.
Гэрриет медленно повесила трубку.
— Счастливица, — протянула Самми.
— Ох, Кори и разозлится, — сказала Гэрриет. — Подумает, что я нарочно это подстроила, чтобы натянуть ему нос… Но мне так приятно, что Билли вспомнил про Уильяма.
— А они у себя в семье вообще привыкли к внебрачным детям, у Биллиной сестры их по меньшей мере двое. У них и предки через одного так жили. Так что, — заключила она, — выбрось-ка ты эту фотографию Саймона и начинай новую жизнь. Билли славный малый, и денег у него куры не клюют. Но смотри, таких маменькиных сыночков надо брать тепленькими, пока они не успели опомниться.
— Мне даже не в чем идти, — сказала Гэрриет.
— У меня есть бесподобное оранжевое платье в облипочку, — сказала Самми. — Вечернее, как раз то, что тебе надо. Я купила его год назад, все надеялась похудеть, но так и не похудела. Вот увидишь, на тебе оно будет смотреться просто потрясающе.
Всю неделю Гэрриет никак не могла заставить себя сказать Кори, что она тоже собирается на бал. Она уже успела принести из чистки его красный фрак с серыми отворотами, постирать и накрахмалить его парадную рубашку и примерить оранжевое платье Самми, которое сидело на ней как влитое. Близилась пятница, но Гэрриет все откладывала свое признание то из-за того, что Кори был погружен в работу и она не хотела его отвлекать, то у него было хорошее настроение, которое жалко было портить, то, наоборот, плохое, и ей не хотелось еще больше его ухудшать.
Под предлогом того, что у Шатти порвались все колготки, она съездила в Скиптон и купила себе огненно-рыжее боа, надеясь с его помощью хоть отчасти прикрыть наготу верхней части тела. Правда, подходящего лифчика под платье в Скиптоне не оказалось.
— Иди так, — сказала Самми. — Надо быть свободнее.
— У меня все вывалится, как только я начну танцевать… если, конечно, кто-нибудь меня пригласит.
Зная, что, уложив детей, она уже ничего не успеет сделать, Гэрриет всю пятницу подпольно готовилась к вечеру. Сна уже покрасила ногти, помыла голову и обмотала ее платком, чтобы волосы потом не торчали колом. Когда она заканчивала чистить картошку детям к ужину, в кухню вошел Кори с двумя рубашками под мышкой.
— Па, больше сегодня не работай, — сказала Шатти, цепляясь за его руку.
Кори открыл дверцу стиральной машины и уже собирался бросить туда рубашки, но вместо этого присмотрелся и неожиданно извлек из кучи белья увядший букетик нарциссов.
— Цветочки стираем?
— О Господи, сегодня я что-то совсем рассеянная! — Гэрриет покраснела. — Я хотела бросить их в агрегат.
— Картошку, вероятно, тоже в агрегат? А очистки на сковородку? — осведомился Кори. — Кстати, что это ты так обмоталась? Что-нибудь болит?
— Нет-нет, все в порядке. Хочешь чаю?
— Лучше чего-нибудь покрепче. — Он налил себе виски.
— Тебе надо что-нибудь поесть, — сказала Гэрриет.
— Надо бы, но через час или два мне опять придется есть.
Он отрезал себе кусок жареной свинины, уложил ее, вместе со стручком маринованного перца, между двумя кусками хлеба и развернул газету. Гэрриет вздохнула: его пристрастие к сухомятке выводило ее из себя.
Шатти вскарабкалась ему на колени.
— Ты сегодня уходишь?
— Ухожу.
— На бал, да? Возьми меня с собой.
— Не могу.
— А с Гэрриет ты будешь танцевать? — продолжала она, не обращая внимания на Гэрриет, которая делала ей страшные глаза. — На ней будет оранжевое платье, такое бальное, что вся грудь наружу.
— Не говори ерунды, — буркнул Кори.
— Да нет, правда! — сказала Шатти. — Ей его Самми дала поносить.
Кори обернулся к Гэрриет.
— Это правда?
Заливаясь краской, Гэрриет кивнула. Она так лихорадочно терла сыр над цветной капустой, что до крови содрала кожу на указательном пальце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57