У одной, я знаю, был и муж, и любовник: они приезжали в разное время, и каждый считал, что ребенок от него. Ко мне никто не приезжал. Но в конечном итоге все, как видишь, утряслось.
— А кто отец? Наверное, так, ни то ни се?
Гэрриет немного помолчала и ответила:
— Вон около кровати его фотография.
— Ого! — Самми в изумлении разглядывала лицо Саймона. — Да, тогда конечно. Такого и я бы не смогла отшить.
Оторвавшись от фотографии, она взглянула на Гэрриет новыми глазами. Надо же, подумала она, значит, что-то в ней все же есть — а с виду такая рохля.
— Ничего, — сказала она вслух, — зато теперь у тебя есть Кори. Я бы тоже не отказалась пожить с ним в одном доме.
— С ним и с миссис Боттомли, — поправила ее Гэрриет.
Самми усмехнулась.
— Да, пожалуй, в таком раскладе это звучит уже не так приятно.
Она начала покрывать ногти вторым слоем лака.
— Давно я тут не была. Раньше, помню, заглядывала чуть не каждый день — это когда у Эрскинов жила предпоследняя няня. Мы с ней здорово подружились. Кори ей нравился, зато она терпеть не могла Ноэль. Ей без конца подавай то одно, то другое: то завтрак в постель, то парики расчесывай или туалеты вечерние готовь. Такое впечатление, будто няня ей самой нужнее, чем детям. Ноэль с Элизабет у нас ведь тоже подружки, — продолжала Самми. — В своем роде, конечно, — при встрече целуются-милуются, а за спиной готовы глотки друг другу перегрызть. Так вот, Элизабет тоже няню держит только для вида — чтобы было кому сбагрить детей, когда к ней очередной хахаль приезжает. По правде говоря, у нее их столько, что кровать скоро не выдержит.
Гэрриет засмеялась, но все же этот разговор ее все больше смущал.
— С кем ты сегодня встречаешься? — спросила она, чтобы переменить тему. — Хороший парень?
— О, потрясающий! Фирма прислала его сюда что-то строить, на окраине Лидса. У него совершенно бесподобный акцент, а кроме того, он живет на своем собственном острове — можешь себе представить? Я ему сказала, что считала до сих пор всех финнов пьяницами и дикарями, а он мне: финн тоже разный бывает. Что, по-моему, вполне остроумно.
Припудривая тальком нежные складочки Уильяма, Гэрриет старалась заглушить в себе зависть. Она уже забыла, когда в последний раз ходила на свидание. В женском журнале — том самом, где она вычитала про капусту с морковкой, — была статья о воспитании детей. «Каждому ребенку нужна любовь матери и отца, — говорилось в ней, — нужно чувство уверенности и счастливый семейный очаг».
Вероятно, и ей надо начать искать отца для Уильяма.
— А где вообще тут люди встречаются? — смущаясь, спросила она.
— Деточка, — сказала Самми, — у въезда в долину находится Уэйкли, с огнями, дискотеками и богатыми промышленниками, которые ждут не дождутся нас с тобой, чтобы потратить на нас свои денежки. Недавно там даже открылся бар для одиноких — «Свободный вечер» называется, — и он битком набит такими парнями, что закачаешься. Они все приехали в Лидс на какие-то свои конференции, а вечером не знают, куда себя деть. Вот там я как раз подцепила своего финна. На следующей неделе как-нибудь сходим туда вместе.
Подняв Уильяма на руки, Гэрриет ощутила его приятную тяжесть и вдохнула восхитительный, ни с чем не сравнимый младенческий запах. Пожалуй, «Свободный вечер» для нее еще не наступил.
Зазвонил телефон.
— Давай подержу, — сказала Самми, протягивая руки к Уильяму.
Звонила какая-то синьора ди Куизано из Рима: ей нужно было срочно переговорить с мистером Эрскином. Гэрриет не рискнула его беспокоить.
— Простите, но он сейчас очень занят. Оставьте, пожалуйста, телефон, он вам перезвонит.
Синьора, кажется, огорчилась. Может, надо было все же сказать ему про звонок? Хлопнула входная дверь: Кори, вероятно, отправился за сигаретами.
Гэрриет пошла на кухню заваривать чай. Самми тоже спустилась вслед за ней и, усевшись в кресло-качалку, начала развлекать Уильяма.
— Ку-ку! — говорила она, то прячась, то снова выглядывая из-под завесы огненно-рыжих волос.
Уильям заходился от смеха.
Минут через десять входная дверь опять хлопнула. Значит, он просто выходил в конюшню.
— Интересно, что там дети делают? — бросила Самми, даже не думая вставать с кресла.
— Сейчас заварю чай и посмотрю, — сказала Гэрриет.
— Ух ты, ореховый пирог, — заметила Самми. — Недурно. Элизабет, жмотина, в жизни не раскошелится на что-нибудь вкусненькое, так что чай мы пьем с чем придется. А представить, сколько они тратят на виски и на овес для своих лошадей! Ей-Богу, надо было мне наниматься к ним лошадью, а не няней.
— Нет, Кори так не жадничает, — сказала Гэрри-ет. — Он никогда не выясняет, сколько денег я потратила и на что. Да и вообще, с ним вполне можно поладить, разве что изредка на него находит…
Но тут она, пожалуй, поторопилась. Не успела она договорить, как дверь кухни распахнулась и Кори обрушился на нее с обвинениями.
— Гэрриет, ты наконец уберешь из моего кабинета этих бандитов или нет? Неужели так трудно пять минут последить за детьми? Джорджи сидит, курит мои сигары, забрызгал мне водой всю рукопись, Шатти рисует на обоях…
Самми прыснула.
— О Господи! — пролепетала Гэрриет. — Пожалуйста, извините. Я сейчас же их заберу. Я была уверена, что они смотрят телевизор.
— Кто звонил? — спросил Кори.
— Какая-то синьора ди Куизано из Рима.
— И что ты ей сказала? — осведомился он почему-то очень тихим голосом.
— Сказала, что ты… занят.
— Боже правый, — страшным шепотом произнес Кори. — Да ты знаешь, кто такая синьора ди Куизано? Она же личный секретарь Дзеферелли, я весь день пытаюсь с ней связаться. Не исключено, что из-за тебя я только что потерял полмиллиона — ты это понимаешь?!
Гэрриет бросилась наверх, но Шатти и Джон уже спускались с лестницы.
— Папа плохой, я его не люблю, — шмыгая носом, сказала Шатти.
— Я тоже, — пробормотала Гэрриет себе под нос.
У Джорджи лицо было бледно-зеленого цвета.
— Знаешь, какой любимый архитектурный стиль у Дракулы? — спросил он серьезно.
— Не знаю, — сердито буркнула Гэрриет.
— Вампир, — сказал Джорджи и радостно загоготал, довольный собственной шуткой.
Вечером Гэрриет рассказывала Шатти сказку.
— Кто ложился в мою постель и смял ее? — прорычала она голосом медведицы.
— А почему медведица с медведем не говорят: «Кто ложился в нашу постель?» — спросила Шатти. — Папа с мамой всегда раньше спали в одной постели. Сейчас они в ней не спят, но потом, может быть, еще будут.
— А маленький Мишка говорит: «Кто ложился в мою постель и смял ее?» — пропищала Гэрриет тонким голосом.
— Мою маму знают все-все, — продолжала Шатти. — И она всегда похожа на принцессу. Джорджи говорит, что его мама утром нисколечко не похожа на принцессу, только вечером, когда куда-нибудь собирается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
— А кто отец? Наверное, так, ни то ни се?
Гэрриет немного помолчала и ответила:
— Вон около кровати его фотография.
— Ого! — Самми в изумлении разглядывала лицо Саймона. — Да, тогда конечно. Такого и я бы не смогла отшить.
Оторвавшись от фотографии, она взглянула на Гэрриет новыми глазами. Надо же, подумала она, значит, что-то в ней все же есть — а с виду такая рохля.
— Ничего, — сказала она вслух, — зато теперь у тебя есть Кори. Я бы тоже не отказалась пожить с ним в одном доме.
— С ним и с миссис Боттомли, — поправила ее Гэрриет.
Самми усмехнулась.
— Да, пожалуй, в таком раскладе это звучит уже не так приятно.
Она начала покрывать ногти вторым слоем лака.
— Давно я тут не была. Раньше, помню, заглядывала чуть не каждый день — это когда у Эрскинов жила предпоследняя няня. Мы с ней здорово подружились. Кори ей нравился, зато она терпеть не могла Ноэль. Ей без конца подавай то одно, то другое: то завтрак в постель, то парики расчесывай или туалеты вечерние готовь. Такое впечатление, будто няня ей самой нужнее, чем детям. Ноэль с Элизабет у нас ведь тоже подружки, — продолжала Самми. — В своем роде, конечно, — при встрече целуются-милуются, а за спиной готовы глотки друг другу перегрызть. Так вот, Элизабет тоже няню держит только для вида — чтобы было кому сбагрить детей, когда к ней очередной хахаль приезжает. По правде говоря, у нее их столько, что кровать скоро не выдержит.
Гэрриет засмеялась, но все же этот разговор ее все больше смущал.
— С кем ты сегодня встречаешься? — спросила она, чтобы переменить тему. — Хороший парень?
— О, потрясающий! Фирма прислала его сюда что-то строить, на окраине Лидса. У него совершенно бесподобный акцент, а кроме того, он живет на своем собственном острове — можешь себе представить? Я ему сказала, что считала до сих пор всех финнов пьяницами и дикарями, а он мне: финн тоже разный бывает. Что, по-моему, вполне остроумно.
Припудривая тальком нежные складочки Уильяма, Гэрриет старалась заглушить в себе зависть. Она уже забыла, когда в последний раз ходила на свидание. В женском журнале — том самом, где она вычитала про капусту с морковкой, — была статья о воспитании детей. «Каждому ребенку нужна любовь матери и отца, — говорилось в ней, — нужно чувство уверенности и счастливый семейный очаг».
Вероятно, и ей надо начать искать отца для Уильяма.
— А где вообще тут люди встречаются? — смущаясь, спросила она.
— Деточка, — сказала Самми, — у въезда в долину находится Уэйкли, с огнями, дискотеками и богатыми промышленниками, которые ждут не дождутся нас с тобой, чтобы потратить на нас свои денежки. Недавно там даже открылся бар для одиноких — «Свободный вечер» называется, — и он битком набит такими парнями, что закачаешься. Они все приехали в Лидс на какие-то свои конференции, а вечером не знают, куда себя деть. Вот там я как раз подцепила своего финна. На следующей неделе как-нибудь сходим туда вместе.
Подняв Уильяма на руки, Гэрриет ощутила его приятную тяжесть и вдохнула восхитительный, ни с чем не сравнимый младенческий запах. Пожалуй, «Свободный вечер» для нее еще не наступил.
Зазвонил телефон.
— Давай подержу, — сказала Самми, протягивая руки к Уильяму.
Звонила какая-то синьора ди Куизано из Рима: ей нужно было срочно переговорить с мистером Эрскином. Гэрриет не рискнула его беспокоить.
— Простите, но он сейчас очень занят. Оставьте, пожалуйста, телефон, он вам перезвонит.
Синьора, кажется, огорчилась. Может, надо было все же сказать ему про звонок? Хлопнула входная дверь: Кори, вероятно, отправился за сигаретами.
Гэрриет пошла на кухню заваривать чай. Самми тоже спустилась вслед за ней и, усевшись в кресло-качалку, начала развлекать Уильяма.
— Ку-ку! — говорила она, то прячась, то снова выглядывая из-под завесы огненно-рыжих волос.
Уильям заходился от смеха.
Минут через десять входная дверь опять хлопнула. Значит, он просто выходил в конюшню.
— Интересно, что там дети делают? — бросила Самми, даже не думая вставать с кресла.
— Сейчас заварю чай и посмотрю, — сказала Гэрриет.
— Ух ты, ореховый пирог, — заметила Самми. — Недурно. Элизабет, жмотина, в жизни не раскошелится на что-нибудь вкусненькое, так что чай мы пьем с чем придется. А представить, сколько они тратят на виски и на овес для своих лошадей! Ей-Богу, надо было мне наниматься к ним лошадью, а не няней.
— Нет, Кори так не жадничает, — сказала Гэрри-ет. — Он никогда не выясняет, сколько денег я потратила и на что. Да и вообще, с ним вполне можно поладить, разве что изредка на него находит…
Но тут она, пожалуй, поторопилась. Не успела она договорить, как дверь кухни распахнулась и Кори обрушился на нее с обвинениями.
— Гэрриет, ты наконец уберешь из моего кабинета этих бандитов или нет? Неужели так трудно пять минут последить за детьми? Джорджи сидит, курит мои сигары, забрызгал мне водой всю рукопись, Шатти рисует на обоях…
Самми прыснула.
— О Господи! — пролепетала Гэрриет. — Пожалуйста, извините. Я сейчас же их заберу. Я была уверена, что они смотрят телевизор.
— Кто звонил? — спросил Кори.
— Какая-то синьора ди Куизано из Рима.
— И что ты ей сказала? — осведомился он почему-то очень тихим голосом.
— Сказала, что ты… занят.
— Боже правый, — страшным шепотом произнес Кори. — Да ты знаешь, кто такая синьора ди Куизано? Она же личный секретарь Дзеферелли, я весь день пытаюсь с ней связаться. Не исключено, что из-за тебя я только что потерял полмиллиона — ты это понимаешь?!
Гэрриет бросилась наверх, но Шатти и Джон уже спускались с лестницы.
— Папа плохой, я его не люблю, — шмыгая носом, сказала Шатти.
— Я тоже, — пробормотала Гэрриет себе под нос.
У Джорджи лицо было бледно-зеленого цвета.
— Знаешь, какой любимый архитектурный стиль у Дракулы? — спросил он серьезно.
— Не знаю, — сердито буркнула Гэрриет.
— Вампир, — сказал Джорджи и радостно загоготал, довольный собственной шуткой.
Вечером Гэрриет рассказывала Шатти сказку.
— Кто ложился в мою постель и смял ее? — прорычала она голосом медведицы.
— А почему медведица с медведем не говорят: «Кто ложился в нашу постель?» — спросила Шатти. — Папа с мамой всегда раньше спали в одной постели. Сейчас они в ней не спят, но потом, может быть, еще будут.
— А маленький Мишка говорит: «Кто ложился в мою постель и смял ее?» — пропищала Гэрриет тонким голосом.
— Мою маму знают все-все, — продолжала Шатти. — И она всегда похожа на принцессу. Джорджи говорит, что его мама утром нисколечко не похожа на принцессу, только вечером, когда куда-нибудь собирается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57