Работая с натуры, он видел только самого себя. Он бы просто не понял, что Энни Фелан нужна была Изабель для того, чтобы увидеть себя со стороны, видеть себя ее глазами. И наоборот, Изабель создавала у Энни Фелан нужное настроение, и не только настроение. Изабель создавала образ и воплощала его, делала реальностью.
Поскольку работа с Энни Фелан стала продвигаться неожиданно хорошо, Изабель впервые ощутила в себе достаточно смелости для того, чтобы выставить свои вещи. Судить о них, разумеется, будут люди типа Роберта Хилла, но попробовать все равно необходимо. Изабель поняла, что ее работа с Энни стоит такой попытки, и она хотела, чтобы это подтвердили и сторонние наблюдатели. Изабель не представляла, что эти фотографии можно было сделать как-то иначе. А разве это не подтверждение того, что она все делала правильно?
А что же Энни? Все это стало возможным только благодаря ей. Чем больше Изабель глядела на нее, тем больше она видела в Энни и тем сильнее ей хотелось глядеть. В какой бы комнате своего дома Изабель ни находилась, она могла легко представить, как фотографировала бы Энни там. Это лицо постоянно открывалось ей по-новому. Вот, например, сейчас, когда Изабель снимала крышку с объектива. Солнце повисло у них над головой развернутым опахалом.
– Не двигайся, – сказала Изабель.
Сидя в гостиной напротив местного викария, Изабель с трудом сдерживала раздражение. Она сцепила руки, борясь с желанием чем-нибудь запустить в него. Она не слышала его слов и не прислушивалась к тому, что он ей говорил. Только краем сознания она улавливала льстивые интонации его тонкого, словно воробьиный щебет, голоса.
Невозможно было вообразить ничего обиднее, чем терять такое прекрасное утро, драгоценное рабочее время ради этих его ходатайств о пожертвовании на нужды местного прихода. Все, как обычно, сводится к одному – дай денег. Конечно, викарий, официальный представитель господа бога в этом глухом уголке Южной Англии, вправе ожидать от нее, дочери джентльмена, что она оправдает чаяния проживающих с ней по соседству благочестивых христиан.
В свое время Изабель сделала все, чтобы избежать подобной участи. Специально для этого она вышла замуж за человека без каких-либо жизненных перспектив, мечтателя, чей отец бездарно растратил доставшееся ему наследство в безумных авантюрах, пытаясь наладить поставку в Англию восточных диковин. Но Изабель была единственным ребенком у своих родителей, и ее отец не мог оставить ее неимущей. Ему так или иначе надо было кому-то оставить свое состояние, и, хотя Изабель оказалась самой неподходящей личностью в этом отношении, равно как и ее избранник Эльдон, вечный неудачник и нездоровый человек, все же оставалась надежда, что они произведут на свет достойного наследника. Поэтому ее отец и преподнес им этот дом в качестве свадебного подарка.
«Весьма практичный и расчетливый ход», – подумала Изабель, ерзая в кресле напротив викария. Так он дал ей возможность жить в родных краях. Что, в свою очередь, обязывало ее вести себя соответственно своему происхождению и налагало на нее определенные обязанности.
Нервным движением викарий поставил чашку на блюдце. Крошки от печенья пристали к его левой щеке.
– На церковном чердаке полно летучих мышей, миледи. – Его голос слегка дрогнул, когда он наконец-таки приблизился к сути дела.
«Сам ты набит летучими мышами», – подумала Изабель. Она неподвижно уставилась на его пухлое розовое лицо. Кто захочет запечатлеть такое на фотографии? Слава богу, что ей не нужно зарабатывать на жизнь ремеслом фотографа, изготавливать портреты таких вот дураков. «Викариев», – поправилась она про себя. «Дураков», – снова подумала она и улыбнулась.
Обнадеженный ее улыбкой, викарий заговорил смелее.
– Мы просим не больше, чем нужно для ремонта, миледи, – сказал он.
«Ну вот, наконец, – подумала Изабель. – Пришло время хапнуть».
– Но почему, – произнесла она вслух, – я должна поддерживать церковь, в учение которой не верю?
От неожиданности викарий захлопал глазами. В другой комнате пробили часы, и звуки, как осенние листья, закружились в глубокой тишине.
Но викарий быстро пришел в себя.
– Однако ваш батюшка, – возразил он, – никогда нам не отказывал. Не говоря о церкви, есть ведь и долг перед людьми, гражданский долг, миледи. А ваш батюшка никогда не забывал о своем долге перед согражданами – прихожанами и соседями.
«О да, – подумала Изабель, – он настойчив». И знает, что сказать, чтобы добиться своего. Быть дочерью такого отца – божье благословение, только весьма странное. Если бы она родилась мужчиной, ей бы было не так просто избавиться от обязательств, которые накладывало на нее происхождение. Тогда уж ей точно пришлось бы позаботиться о подходящей карьере, о том, чтобы предосудительным поведением не ронять доброго имени своего отца. Но, будучи женщиной, она могла просто, ни о чем не думая и не заботясь, жить на отцовские деньги. Некоторые неудобства, связанные с формальными обязанностями перед деревенским обществом, – такие, как нынешний визит викария, – были лишь скромной платой за те вольное с Эльдоном усадьбу. «Теперь, – сказал ей отец, – ты сможешь подарить мне наследника».
Последнее время Изабель все меньше и меньше вспоминала своих мертворожденных детей. Боли уже не чувствовалось, и ее словно уносило прочь ветром забвения по волнам тоски. Все прошло. Ни ее тело, ни ее сердце больше не жаждало их, как это было первые дни после их рождения. Теперь она хотела просто забыть их, забыть эту часть своей жизни, как будто ее не было вовсе. С каждой новой своей фотографией она заталкивала эту память все дальше в темноту, прикрывая ее, словно тяжелой крышкой, образом Энни Фелан.
– Так сколько вам нужно? – спросила она викария. – Назовите точную сумму.
Энни драила каменный пол кухни. Сегодня был базарный день, и кухарка отправилась в Тэнбридж-Уэллс закупить продуктов и сделать кое-какие заказы. По базарным дням, когда кухарка– хозяйка этого помещения – отсутствовала, Энни обычно тратила полдня на то, чтобы как следует помыть там пол и начистить кухонную утварь. Ее работа была в самом разгаре, когда она, стоя на коленях с ведром и тряпкой, услышала какой-то незнакомый звук, доносившийся снаружи. Он показался ей похожим на шелест или шепот, но она быстро поняла, что это плач. Она выглянула наружу через окно, ближайшее к двери. На скамье под окном сидели Тэсс и Уилкс. Уилкс курил. Тэсс прикрыла лицо ладонями, Энни видела, как трясутся ее плечи. Энни чуть-чуть приоткрыла дверь и прислушалась.
– Почему ты не сказала мне? – зло спросил Уилкс.
Молчание. Всхлип.
– Я не знала, – наконец ответила Тэсс.
– Ты врешь!
– Я не была уверена, – снова попыталась оправдаться она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Поскольку работа с Энни Фелан стала продвигаться неожиданно хорошо, Изабель впервые ощутила в себе достаточно смелости для того, чтобы выставить свои вещи. Судить о них, разумеется, будут люди типа Роберта Хилла, но попробовать все равно необходимо. Изабель поняла, что ее работа с Энни стоит такой попытки, и она хотела, чтобы это подтвердили и сторонние наблюдатели. Изабель не представляла, что эти фотографии можно было сделать как-то иначе. А разве это не подтверждение того, что она все делала правильно?
А что же Энни? Все это стало возможным только благодаря ей. Чем больше Изабель глядела на нее, тем больше она видела в Энни и тем сильнее ей хотелось глядеть. В какой бы комнате своего дома Изабель ни находилась, она могла легко представить, как фотографировала бы Энни там. Это лицо постоянно открывалось ей по-новому. Вот, например, сейчас, когда Изабель снимала крышку с объектива. Солнце повисло у них над головой развернутым опахалом.
– Не двигайся, – сказала Изабель.
Сидя в гостиной напротив местного викария, Изабель с трудом сдерживала раздражение. Она сцепила руки, борясь с желанием чем-нибудь запустить в него. Она не слышала его слов и не прислушивалась к тому, что он ей говорил. Только краем сознания она улавливала льстивые интонации его тонкого, словно воробьиный щебет, голоса.
Невозможно было вообразить ничего обиднее, чем терять такое прекрасное утро, драгоценное рабочее время ради этих его ходатайств о пожертвовании на нужды местного прихода. Все, как обычно, сводится к одному – дай денег. Конечно, викарий, официальный представитель господа бога в этом глухом уголке Южной Англии, вправе ожидать от нее, дочери джентльмена, что она оправдает чаяния проживающих с ней по соседству благочестивых христиан.
В свое время Изабель сделала все, чтобы избежать подобной участи. Специально для этого она вышла замуж за человека без каких-либо жизненных перспектив, мечтателя, чей отец бездарно растратил доставшееся ему наследство в безумных авантюрах, пытаясь наладить поставку в Англию восточных диковин. Но Изабель была единственным ребенком у своих родителей, и ее отец не мог оставить ее неимущей. Ему так или иначе надо было кому-то оставить свое состояние, и, хотя Изабель оказалась самой неподходящей личностью в этом отношении, равно как и ее избранник Эльдон, вечный неудачник и нездоровый человек, все же оставалась надежда, что они произведут на свет достойного наследника. Поэтому ее отец и преподнес им этот дом в качестве свадебного подарка.
«Весьма практичный и расчетливый ход», – подумала Изабель, ерзая в кресле напротив викария. Так он дал ей возможность жить в родных краях. Что, в свою очередь, обязывало ее вести себя соответственно своему происхождению и налагало на нее определенные обязанности.
Нервным движением викарий поставил чашку на блюдце. Крошки от печенья пристали к его левой щеке.
– На церковном чердаке полно летучих мышей, миледи. – Его голос слегка дрогнул, когда он наконец-таки приблизился к сути дела.
«Сам ты набит летучими мышами», – подумала Изабель. Она неподвижно уставилась на его пухлое розовое лицо. Кто захочет запечатлеть такое на фотографии? Слава богу, что ей не нужно зарабатывать на жизнь ремеслом фотографа, изготавливать портреты таких вот дураков. «Викариев», – поправилась она про себя. «Дураков», – снова подумала она и улыбнулась.
Обнадеженный ее улыбкой, викарий заговорил смелее.
– Мы просим не больше, чем нужно для ремонта, миледи, – сказал он.
«Ну вот, наконец, – подумала Изабель. – Пришло время хапнуть».
– Но почему, – произнесла она вслух, – я должна поддерживать церковь, в учение которой не верю?
От неожиданности викарий захлопал глазами. В другой комнате пробили часы, и звуки, как осенние листья, закружились в глубокой тишине.
Но викарий быстро пришел в себя.
– Однако ваш батюшка, – возразил он, – никогда нам не отказывал. Не говоря о церкви, есть ведь и долг перед людьми, гражданский долг, миледи. А ваш батюшка никогда не забывал о своем долге перед согражданами – прихожанами и соседями.
«О да, – подумала Изабель, – он настойчив». И знает, что сказать, чтобы добиться своего. Быть дочерью такого отца – божье благословение, только весьма странное. Если бы она родилась мужчиной, ей бы было не так просто избавиться от обязательств, которые накладывало на нее происхождение. Тогда уж ей точно пришлось бы позаботиться о подходящей карьере, о том, чтобы предосудительным поведением не ронять доброго имени своего отца. Но, будучи женщиной, она могла просто, ни о чем не думая и не заботясь, жить на отцовские деньги. Некоторые неудобства, связанные с формальными обязанностями перед деревенским обществом, – такие, как нынешний визит викария, – были лишь скромной платой за те вольное с Эльдоном усадьбу. «Теперь, – сказал ей отец, – ты сможешь подарить мне наследника».
Последнее время Изабель все меньше и меньше вспоминала своих мертворожденных детей. Боли уже не чувствовалось, и ее словно уносило прочь ветром забвения по волнам тоски. Все прошло. Ни ее тело, ни ее сердце больше не жаждало их, как это было первые дни после их рождения. Теперь она хотела просто забыть их, забыть эту часть своей жизни, как будто ее не было вовсе. С каждой новой своей фотографией она заталкивала эту память все дальше в темноту, прикрывая ее, словно тяжелой крышкой, образом Энни Фелан.
– Так сколько вам нужно? – спросила она викария. – Назовите точную сумму.
Энни драила каменный пол кухни. Сегодня был базарный день, и кухарка отправилась в Тэнбридж-Уэллс закупить продуктов и сделать кое-какие заказы. По базарным дням, когда кухарка– хозяйка этого помещения – отсутствовала, Энни обычно тратила полдня на то, чтобы как следует помыть там пол и начистить кухонную утварь. Ее работа была в самом разгаре, когда она, стоя на коленях с ведром и тряпкой, услышала какой-то незнакомый звук, доносившийся снаружи. Он показался ей похожим на шелест или шепот, но она быстро поняла, что это плач. Она выглянула наружу через окно, ближайшее к двери. На скамье под окном сидели Тэсс и Уилкс. Уилкс курил. Тэсс прикрыла лицо ладонями, Энни видела, как трясутся ее плечи. Энни чуть-чуть приоткрыла дверь и прислушалась.
– Почему ты не сказала мне? – зло спросил Уилкс.
Молчание. Всхлип.
– Я не знала, – наконец ответила Тэсс.
– Ты врешь!
– Я не была уверена, – снова попыталась оправдаться она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55