– Лужин, - ответили хором.
– Лужины, - директор взглянул на перекидной календарь. - Петр и Павел. Так?
Братья снова кивнули.
– Я вас утром ждал.
– У нас животные прибыли, - объяснил Павел.
– Животные, - повторил директор. - Как учились?
Павел расстегнул потрепанный портфель, достал оттуда два дневника. Портфель у братьев был один на двоих, и носили они его по очереди, а кому нести сегодня, решали с помощью "орла или решки". Павел положил дневники на директорский стол.
– Меня зовут Николай Алексеевич Хрипак, - произнес директор, внимательно листая дневники. - Не пусто, хотя и не густо. Куда ж мне вас?
– В седьмой-второй, - подсказал Павел.
– Мы и в Ташкенте были в седьмом-втором, - добавил Петр.
Хрипак улыбнулся, растянув губы в тонкую полоску.
– Познакомились с Долевичем и прочими?… Ладно. Посидите у меня до звонка.
Братья сели на краешки стульев у стенки и сидели, вслушиваясь в шум за дверью и изредка переглядываясь.
Хрипак что-то писал.
Раздался звонок, дребезжаще-пронзительный, как в любой другой школе. Такой громкий, словно здесь учились тугоухие. Шум за дверью постепенно стал стихать. А после второго звонка и вовсе стих.
Хрипак посмотрел на братьев и поднялся с кресла:
– Что ж, пойдемте в седьмой-второй.
Они пошли опустевшим коридором. Где-то старательно пели: "Если завтра война, если завтра в поход…". Верно, урок пения.
Поднялись на третий этаж. Хрипак открыл одну из дверей. Грохнули крышки парт, это ребята встали.
– Извините, Леокадия Матвеевна, за вторжение. Ребята, это ваши новые товарищи: Павел Лужин и Петр Лужин. Они приехали из Ташкента. В Белоруссии народ гостеприимный. Надеюсь, мы с вами будем об этом помнить. - Хрипак кивнул, погрозил кому-то пальцем и вышел, прикрыв дверь.
Снова грохнули крышки парт. Ребята сели. А братья остались стоять возле длинной черной доски. Класс рассматривал их с любопытством. Какая-то девочка пискнула. Вовсю улыбался Ржавый, словно это его только что привели в класс. Он сидел на последней парте и махал рукой. Потом братья увидели Серегу Эдисона, рядом - подмигивающего Толика - любителя собак. А где ж?… Да вот же, на первой парте разливается синева. Братья улыбнулись. В классе возник шумок.
– Тихо, - сказала Леокадия Матвеевна. - Познакомитесь на перемене. Куда ж мне вас посадить?
– Одного ко мне, - сказал Долевич. - Я один.
– Нам бы вместе, - попросил Павел. - У нас портфель на двоих.
– Хорошо. Если вы не очень шумные, садитесь на последнюю парту в средней колонке. У вас как со зрением?
– Нормально.
– Садитесь.
Павел и Петр прошли в самый конец класса и сели за пустовавшую парту. Парта оказалась большой, удобной.
Ржавый пересел к ним поближе и зашептал:
– Порядок, орлы…
– Долевич, идет урок, - сказала Леокадия Матвеевна строго.
– А я ничего.
– Ты лучше помолчи. У вас какой язык был в Ташкенте?
– Узбекский, - сказал кто-то, и все засмеялись.
Павел встал.
– Английский,
– Досадно. У нас в школе учат немецкий.
– Это ничего, - сказал Павел.
Петр дернул брата за рукав.
– Мы постараемся.
– Вряд ли вам удастся догнать остальных.
– Мы… мы постараемся, - повторил Павел.
– Ну что ты крутишься, Долевич? Хочешь отвечать? Пожалуйста.
Василь встал.
– Проспрягай нам глагол "учиться". Как по-немецки "учиться"?
Василь почесал затылок и взглянул на потолок.
Павлу стало жалко его. Он подсказал шепотом:
– Лернен.
– Лернен, - повторил громко Долевич.
– Правильно. Вот и просклоняй нам глагол "лернен". Их…
– Их лернен.
– Их лерне… - подсказал Павел.
– Их лерне.
Шепот:
– Ду лернст…
– Ду лернст.
Павел подсказывал. Долевич повторял.
– Ир лернен.
– Ир лернен.
– Правильно, Долевич. Правильно подсказали. А дома ты не учил.
– Учил, - буркнул Долевич.
– Хорошо. Скажи нам по-немецки: "Я учусь в седьмом классе".
Василь снова посмотрел на потолок и покосился на Павла. Тот прошептал:
– Их лерне ин зибен класс.
– Их… зибен… лернен… - выжал из себя Василь.
– Садись, Долевич.
Василь вздохнул и сел. Леокадия Матвеевна заглянула в журнал.
– Лужин.
Братья встали оба. Класс зашевелился.
– Нет, нет… Вот ты, левый…
– Павел, - сказал Павел.
– Это ты подсказывал?
Павел молчал. Все головы повернулись к нему.
– Ну… Я же видела.
– Я. Извините, я больше не буду, - сказал Павел по-немецки. - Я хотел выручить Ржавого, то есть… Долевича.
– Ты же учил английский! - удивилась Леокадия Матвеевна, даже не заметив, что произнесла фразу по-немецки.
– Да. В той школе, в Ташкенте, мы учили английский язык. А немецкий мы просто знаем. С детства. Как русский.
– Просто знаете?
– Да, - подтвердил Петр. - Это родной язык нашей матери.
– Вот как… - Леокадия Матвеевна улыбалась. Она любила немецкий язык. Кончила университет. Знала немецкую литературу. И ей было приятно, что мальчики говорят по-немецки.
А класс слушал этот диалог, замерев. Тихо было.
– Во, видали! - воскликнул наконец Долевич так, словно это он так ловко говорит по-немецки.
– Тихо! - сказала Леокадия Матвеевна несердито. - Вот видите, можно говорить сразу на двух и даже на нескольких языках. Если, конечно, не лениться.
– Гутен таг, - сказал неугомонный Долевич.
Из школы шли компанией - Ржавый, Серега Эдисон, Толик и Злата провожали братьев. Гостиница была рядом, за углом. Но ребята не спешили. Василь увел всех в угол сада. Там стояла маленькая деревянная скамейка со спинкой.
– Садитесь, - пригласил Долевич.
Братья не сели, а дружно посмотрели на Злату. Она улыбнулась, медленно подошла и села на середину, положив портфель у ног. Тогда и братья присели. На скамейке больше троих не помещалось.
– Понял, Ржавый? - спросила Злата. - Не то что ты - развалишься первый, а другим и сесть негде.
– Да ладно, - миролюбиво махнул рукой Василь и прислонился к стволу яблони.
Толик сел на собственный портфель, а Серега попробовал сесть на его голову, но был тотчас согнан и остался стоять.
– Между прочим, на этой скамейке сидел поэт Пушкин, - сказал Василь так, словно видел здесь Пушкина своими глазами.
– Заливай, - сказал Толик.
– Я фото видел.
– Тогда и фото еще не было! - засмеялся Серега Эдисон.
– Правильно, - кивнул Василь. - Фото после сделали. Памятник. Сидит Пушкин на скамейке.
– Ну и что?… - спросил Толик.
– А то… Я скамейку на фото сразу узнал. Точно эта.
– Да Пушкин и в Гронске никогда не был, - возразила Злата.
– Был, - упрямился Василь. - Когда его царь в ссылку погнал, он через Гронск ехал. И сидел вот на этой скамейке.
– Этот памятник стоит под Ленинградом в Детском Селе, возле Лицея, - сказал Павел. - Мы с Петькой видели.
– Точно, - подхватил Василь, и сразу показалось, что он тоже был там вместе с братьями. - Наша скамейка?
– Похожа.
– А я что говорю! В Детском Селе. Памятник там, а скамейка тут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84