Но узнал меня и остановился с открытым ртом:
– Сандроне, какого хрена с тобой случилось?
– Какие-то типы хотели проломить мне башку на улице. Не делай таких глаз, ты должен был их видеть.
Он осмотрелся кругом в поисках кого-нибудь из своих людей и спросил:
– Они еще там?
– Нет, больше чем уверен, их там уже нет. Поехали отсюда.
Мы забрались в его серый захламленный «фиат-ритмо». Ничего не изменилось: как и прежде, его автомобиль представлял собой мобильный склад плакатов, транспарантов, листовок и книг. На панельной доске валялся пыльный тюбик клея, которым обычно пользуются, чтобы по ночам клеить плакаты на стены.
– Хочешь, отвезу тебя в отделение скорой помощи? – спросил Даниэле, заводя мотор.
– Только не это, хочу умереть в собственной постели. Слушай, если тебя не затруднит, отвези меня к дому Валентины.
Он немного подумал и произнес с обычной сдержанностью:
– Ладно, только сотри кровь с физиономии, а то заляпаешь всю машину.
Я посмотрел на себя в зеркало заднего обзора. Ничего страшного, еще легко отделался.
Тип, которого я сшиб с ног, сильно расцарапал мне лицо: две вертикальные кровоточащие ссадины тянулись ото лба до верхней губы. Более серьезные повреждения скрывались под одеждой. Правое плечо и спина начали наливаться пульсирующей болью, и распухло левое запястье. Рукав куртки был в крови, но не моей, подумал я с удовольствием.
Мы поехали по улице, и я попросил остановить машину в том месте, откуда началось мое живописное бегство.
Даниэле увидел у тротуара мои очки и вышел поднять их. Они, вероятно, попали под колесо машины этих типов, поэтому от них остались жалкие обломки. Все же я сунул их в карман – на память.
Минут через двадцать мы остановились у входа в дом Валентины. Даниэле остался сидеть за рулем, желая убедиться, что я без очередных приключений вошел в дом. Я два или три раза нажал на кнопку домофона.
– Кого еще несет в такой час? – могильным голосом спросила моя красавица.
– Это я, открой.
– Сандроне, какого… Что-то случилось?
За что я ее обожаю, так это за проницательность. Если б я притащился сюда, просто подогрев лучшие чувства алкоголем, она ограничилась бы тем, что бросила трубку и забыла обо мне.
– Случилось.
Тишина в трубке.
– Поднимайся, но… Ладно, потом.
Она ждала меня на лестничной клетке в пижаме, с заспанными глазами и волосами, взъерошенными больше, чем обычно. Увидев меня, она побледнела, по крайней мере, мне так показалось при свете неона.
– Кто тебя избил?
– Они забыли представиться.
Она посторонилась, давая мне войти в квартиру. Закрыв дверь, взяла меня за рукав и предупредила:
– Послушай, Сандроне, я не одна, будет лучше, если ты об этом узнаешь сразу.
Я почувствовал, как защемило сердце. Ну что за паскудный вечер выдался сегодня! Собрал все свое мужество и сделал шаг вперед. В глубине коридора стоял мужчина и надевал пиджак. В такой ситуации я не посчитал нужным знакомиться и, глядя сквозь него, прошел вслед за Вале в ванную. Хотя успел разглядеть его: лет сорок, лицо заурядное, фигура заурядная, костюм заурядный. Он, не глядя на меня, сосредоточенно завязывал галстук.
Я никогда прежде не появлялся в квартире моей невесты без предупреждения, тем более что у нас была негласная договоренность: каждый вправе делать все, что пожелает, только чтобы другой не знал об этом.
Усевшись на край ванны, я стянул испачканный пиджак, под которым была не менее грязная рубашка. Только сейчас я заметил, что джинсы порваны на правом бедре и сквозь разрыв виден кровоподтек. Я даже не помню, как его заработал. Снял с себя все, оставшись в одних трусах, и потянулся к ящику с лекарствами. Вале с огорчением смотрела на меня.
– Крепко тебе досталось. Больно?
– Только когда думаю об этом. Твой приятель, он кто, коллега или клиент? – спросил я, доставая бинт, лейкопластырь и спирт, стараясь произнести это с интонацией как можно более безразличной.
– Я могла бы ответить, что это не твое дело, но, учитывая обстоятельства, скажу: он врач, и я сейчас попрошу его осмотреть тебя. А потом ты отсюда уйдешь, не устраивая сцен.
– Дать ему дотрагиваться до меня руками, еще теплыми от твоего тела? Да никогда!
– Не валяй дурака. Я позову его.
Хрен с ним, пусть перещупает всю семью.
Гиппократ, явно смущенный, вошел через минуту, держа в руках свой шикарный черный чемоданчик, и произнес ритуальную фразу:
– Добрый вечер, позвольте осмотреть вас…
– Давай на ты, тем более что у нас много общего.
– Я не хотел бы, чтоб ты неправильно истолковывал… – начал было он.
Я прервал его:
– Да ладно тебе, брось объясняться. Ты же знаешь, что нынче в моде массовые коммуникации… и в чувствах тоже. Жалко, что тебя не было на прошлой неделе, когда мы устроили классную оргию. В следующий раз пригласим и тебя.
Он исподлобья смотрел на меня, пока я осторожно вновь усаживался на край ванны. Черт, как больно!
– Приличные ушибы. Как ты умудрился их заработать? – спросил он, дотронувшись до меня.
– Уф, полегче!.. Участвовал в соревнованиях по танцам и поскользнулся. А другие не заметили и продолжали танцевать. Прямо на мне.
– Н-да, понимаю, – сказал он холодно и сильно сжал пальцами плечи, отчего я едва не взвыл от боли. – Подвигай рукой. – Я подчинился. – Мне кажется, переломов нет, но хорошо бы завтра сделать рентген. Посмотрим спину. – Я повернулся. – И здесь, по-моему, ничего серьезного… Ты собрал отличную коллекцию шрамов на груди и спине.
– Ничего удивительного, с моей-то работой…
– А чем ты занимаешься?
– Я учитель в начальных классах. С этими мальками не забалуешь. Уй!
Он ощупывал меня довольно грубо, видно, я действовал ему на нервы.
– Так, теперь зашью тебе рану на брови.
– Как то есть зашьешь? Без наркоза?
– Всего один стежок, и сейчас это делается не лошадиными иглами.
Он продезинфицировал рану, порылся в чемоданчике и достал оттуда эластичные скобки. Боль действительно была терпимой.
– Ну вот и все. Намажь антисептической мазью и отдыхай. Я выпишу тебе рецепт на обезболивающее.
Я приоткрыл глаза и увидел Вале, входящую в ванную.
– Спасибо, док, – сказал я искренне.
Опираясь на раковину, он закончил заполнять рецепт и протянул мне листок со словами:
– Не за что. Пожалуй, теперь мне лучше уйти.
– Я провожу тебя, Пьерсильвио, – сказала Вале.
Пьерсильвио! Моя женщина ложится в постель с типом, которого зовут Пьерсильвио! Вот ужас-то! Я услышал, как хлопнула входная дверь. Вале вернулась в ванную и уселась на крышку унитаза.
– Пьерсильвио? Какое… изящное имя! – съязвил я.
– Заткнись, ладно? Лучше расскажи, что с тобой случилось.
Я слабо улыбнулся и коротко, но красочно пересказал ей события.
– Как ты думаешь, кто были эти сволочи? – спросила она, когда я закончил, и в ее усталых глазах вспыхнули злые огоньки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
– Сандроне, какого хрена с тобой случилось?
– Какие-то типы хотели проломить мне башку на улице. Не делай таких глаз, ты должен был их видеть.
Он осмотрелся кругом в поисках кого-нибудь из своих людей и спросил:
– Они еще там?
– Нет, больше чем уверен, их там уже нет. Поехали отсюда.
Мы забрались в его серый захламленный «фиат-ритмо». Ничего не изменилось: как и прежде, его автомобиль представлял собой мобильный склад плакатов, транспарантов, листовок и книг. На панельной доске валялся пыльный тюбик клея, которым обычно пользуются, чтобы по ночам клеить плакаты на стены.
– Хочешь, отвезу тебя в отделение скорой помощи? – спросил Даниэле, заводя мотор.
– Только не это, хочу умереть в собственной постели. Слушай, если тебя не затруднит, отвези меня к дому Валентины.
Он немного подумал и произнес с обычной сдержанностью:
– Ладно, только сотри кровь с физиономии, а то заляпаешь всю машину.
Я посмотрел на себя в зеркало заднего обзора. Ничего страшного, еще легко отделался.
Тип, которого я сшиб с ног, сильно расцарапал мне лицо: две вертикальные кровоточащие ссадины тянулись ото лба до верхней губы. Более серьезные повреждения скрывались под одеждой. Правое плечо и спина начали наливаться пульсирующей болью, и распухло левое запястье. Рукав куртки был в крови, но не моей, подумал я с удовольствием.
Мы поехали по улице, и я попросил остановить машину в том месте, откуда началось мое живописное бегство.
Даниэле увидел у тротуара мои очки и вышел поднять их. Они, вероятно, попали под колесо машины этих типов, поэтому от них остались жалкие обломки. Все же я сунул их в карман – на память.
Минут через двадцать мы остановились у входа в дом Валентины. Даниэле остался сидеть за рулем, желая убедиться, что я без очередных приключений вошел в дом. Я два или три раза нажал на кнопку домофона.
– Кого еще несет в такой час? – могильным голосом спросила моя красавица.
– Это я, открой.
– Сандроне, какого… Что-то случилось?
За что я ее обожаю, так это за проницательность. Если б я притащился сюда, просто подогрев лучшие чувства алкоголем, она ограничилась бы тем, что бросила трубку и забыла обо мне.
– Случилось.
Тишина в трубке.
– Поднимайся, но… Ладно, потом.
Она ждала меня на лестничной клетке в пижаме, с заспанными глазами и волосами, взъерошенными больше, чем обычно. Увидев меня, она побледнела, по крайней мере, мне так показалось при свете неона.
– Кто тебя избил?
– Они забыли представиться.
Она посторонилась, давая мне войти в квартиру. Закрыв дверь, взяла меня за рукав и предупредила:
– Послушай, Сандроне, я не одна, будет лучше, если ты об этом узнаешь сразу.
Я почувствовал, как защемило сердце. Ну что за паскудный вечер выдался сегодня! Собрал все свое мужество и сделал шаг вперед. В глубине коридора стоял мужчина и надевал пиджак. В такой ситуации я не посчитал нужным знакомиться и, глядя сквозь него, прошел вслед за Вале в ванную. Хотя успел разглядеть его: лет сорок, лицо заурядное, фигура заурядная, костюм заурядный. Он, не глядя на меня, сосредоточенно завязывал галстук.
Я никогда прежде не появлялся в квартире моей невесты без предупреждения, тем более что у нас была негласная договоренность: каждый вправе делать все, что пожелает, только чтобы другой не знал об этом.
Усевшись на край ванны, я стянул испачканный пиджак, под которым была не менее грязная рубашка. Только сейчас я заметил, что джинсы порваны на правом бедре и сквозь разрыв виден кровоподтек. Я даже не помню, как его заработал. Снял с себя все, оставшись в одних трусах, и потянулся к ящику с лекарствами. Вале с огорчением смотрела на меня.
– Крепко тебе досталось. Больно?
– Только когда думаю об этом. Твой приятель, он кто, коллега или клиент? – спросил я, доставая бинт, лейкопластырь и спирт, стараясь произнести это с интонацией как можно более безразличной.
– Я могла бы ответить, что это не твое дело, но, учитывая обстоятельства, скажу: он врач, и я сейчас попрошу его осмотреть тебя. А потом ты отсюда уйдешь, не устраивая сцен.
– Дать ему дотрагиваться до меня руками, еще теплыми от твоего тела? Да никогда!
– Не валяй дурака. Я позову его.
Хрен с ним, пусть перещупает всю семью.
Гиппократ, явно смущенный, вошел через минуту, держа в руках свой шикарный черный чемоданчик, и произнес ритуальную фразу:
– Добрый вечер, позвольте осмотреть вас…
– Давай на ты, тем более что у нас много общего.
– Я не хотел бы, чтоб ты неправильно истолковывал… – начал было он.
Я прервал его:
– Да ладно тебе, брось объясняться. Ты же знаешь, что нынче в моде массовые коммуникации… и в чувствах тоже. Жалко, что тебя не было на прошлой неделе, когда мы устроили классную оргию. В следующий раз пригласим и тебя.
Он исподлобья смотрел на меня, пока я осторожно вновь усаживался на край ванны. Черт, как больно!
– Приличные ушибы. Как ты умудрился их заработать? – спросил он, дотронувшись до меня.
– Уф, полегче!.. Участвовал в соревнованиях по танцам и поскользнулся. А другие не заметили и продолжали танцевать. Прямо на мне.
– Н-да, понимаю, – сказал он холодно и сильно сжал пальцами плечи, отчего я едва не взвыл от боли. – Подвигай рукой. – Я подчинился. – Мне кажется, переломов нет, но хорошо бы завтра сделать рентген. Посмотрим спину. – Я повернулся. – И здесь, по-моему, ничего серьезного… Ты собрал отличную коллекцию шрамов на груди и спине.
– Ничего удивительного, с моей-то работой…
– А чем ты занимаешься?
– Я учитель в начальных классах. С этими мальками не забалуешь. Уй!
Он ощупывал меня довольно грубо, видно, я действовал ему на нервы.
– Так, теперь зашью тебе рану на брови.
– Как то есть зашьешь? Без наркоза?
– Всего один стежок, и сейчас это делается не лошадиными иглами.
Он продезинфицировал рану, порылся в чемоданчике и достал оттуда эластичные скобки. Боль действительно была терпимой.
– Ну вот и все. Намажь антисептической мазью и отдыхай. Я выпишу тебе рецепт на обезболивающее.
Я приоткрыл глаза и увидел Вале, входящую в ванную.
– Спасибо, док, – сказал я искренне.
Опираясь на раковину, он закончил заполнять рецепт и протянул мне листок со словами:
– Не за что. Пожалуй, теперь мне лучше уйти.
– Я провожу тебя, Пьерсильвио, – сказала Вале.
Пьерсильвио! Моя женщина ложится в постель с типом, которого зовут Пьерсильвио! Вот ужас-то! Я услышал, как хлопнула входная дверь. Вале вернулась в ванную и уселась на крышку унитаза.
– Пьерсильвио? Какое… изящное имя! – съязвил я.
– Заткнись, ладно? Лучше расскажи, что с тобой случилось.
Я слабо улыбнулся и коротко, но красочно пересказал ей события.
– Как ты думаешь, кто были эти сволочи? – спросила она, когда я закончил, и в ее усталых глазах вспыхнули злые огоньки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57