Ночь расстилала над пропастями свои льняные покрывала.
Просвет между облаками стал расширяться. Появились первые звезды, казавшиеся цветами, рассыпанными по небосводу. И погода стала меняться. Порывы теплого ветра шевелили листья деревьев. Туман стал оседать, словно его притягивал к себе темный склон горной цепи, поредел и наконец рассеялся. Небо совсем очистилось; оно было высокое, глубокое, светлое, как звездный сад.
Негритяночка, забравшись на камень, воздела руки и воскликнула:
– Смотрите, что там!
Разбредшиеся тени сбежались к ней.
– Что такое?
И она исступленно выкрикнула:
– Крест господа нашего!
Эхо повторило ее слева всюду: на ложе из сухих листьев, в просветах между деревьями, в самамбайях, нависших над обрывами. Казалось, ночь шепотом молится: «Крест господа нашего, крест господа нашего…»
Когда последние обрывки тумана вознеслись к небу, серебристый свет луны озарил застывшую горную цепь и коленопреклоненных негров, молящихся Южному кресту. Кресты земные не раскрыли им свои объятия; они молились небесному кресту, который ближе к богу и весь из звезд.
Потом они повалились на землю и забылись тяжелым сном.
Чудовищные массы облаков реяли между землей и небесным сводом. Иногда они подплывали к горному хребту, углублялись в чащу деревьев и слегка, совсем слегка касались их обожженной коры, будто бог хотел нежно укутать их прохладным душистым горностаевым покровом. На небе это были облака, на земле – туман. Кузнечики наполняли ночь своим тонким стрекотанием, птицы перелетали с ветки на ветку, пели водопады, и, наконец, – чудо здешних гор – глубокой ночью в самые мертвые часы звучала праздничная песнь цикад…
Негры, стоявшие на страже, разбудили спящих, чтобы и те послушали эту волшебную музыку. И, когда они тихо перешептывались между собой, тише, чем журчит источник, примерно за двадцать брас от них послышалось долгое и глубокое мяуканье. Это был ягуар. Матери старались заглушить на груди плач детей. Луна скрылась, ветер уснул в пещерах, горный хребет оцепенел от страха.
Начало светать.
Негры зашагали к Сантосу, к солнцу. Спускаясь по обрывам, они раздирали распухшие, воспаленные ноги; по стонам можно было сосчитать раны. В желтоватом утреннем свете блестели серпы на плечах. Горячий ветер с запахом древесной смолы пахнул им в лицо, всколыхнул серебристую листву веламе, протяжно застонал в отрогах горного хребта; то был норд-вест.
Негров вел Салустио. Почувствовав жажду, он опустился на колени у родника и, зачерпнув воды в пригоршни, принялся пить. Остальные негры последовали его примеру. Потом они пошли дальше легким охотничьим шагом, останавливаясь при каждом подозрительном шорохе. Ягуар, должно быть, расхаживал где-то поблизости. Но надо было идти вперед. Вдали сияло золотое пятно – это был Сантос, это была свобода.
На одном из поворотов они увидели медленно ползшую по земле темную фигурку. Они содрогнулись.
– Кончились горы? – измученным голосом спросила фигурка.
– Почти; еще немного и конец, – ответил Салустио.
Это была Лузия, негритяночка, которая дала обет спуститься с горного хребта в Сантос на коленях; двигаясь ползком по руслу потока, Лузия в конце концов выбралась к дороге, которую он пересекал, и в несколько дней совершила рискованный спуск по гальке и острым камням, перебираясь через болота, речки, лужи грязи. Она встретила нескольких путников; те приняли ее за парализованную нищенку и не обратили на нее внимания. Лузия уже потеряла человеческий облик, ноги ее представляли сплошную язву; одежда в пути превратилась в лохмотья.
Услышав, что горы кончаются, она сделала над собой усилие и снова поползла к этому сияющему пятну, которое становилось все ярче.
Дорога стала расширяться. Вот встретилась лужайка, покрытая лилиями; чахлые деревца воздевали свои худые руки к небу.
Раздался громкий окрик:
– Стой!
Негры оглянулись по сторонам. На лужайке залегли солдаты и целились в них.
Женщины настолько испугались, что даже не пытались бежать. Но мужчины инстинктивно образовали тесную группу и подняли серпы, намереваясь защищаться. Они, словно обреченные, были готовы бороться насмерть.
Кавалерийским отрядом командовал Густаво Борба, а офицерами у него были Маркондес де Брито и Олегарио Моура; пехотный отряд возглавлял Константино Шавиер э Безерра. Все они договорились проявить к беглецам максимальную терпимость, беспрепятственно пропустить остатки колонны.
Константино Шавиер много лет спустя поведал в одном письме развязку этого эпизода:
«Борба вступил в переговоры с невольниками, сказав, что они могут свободно пройти и с ними ничего не случится. Тогда все – мужчины, женщины и дети, которые готовились оказать сопротивление, – разом склонив колени, торжественно произнесли:
– Да благословит вас Иисус Христос, сеньоры!
И снова потащились вниз по горам, едва переступая окровавленными ногами…»
Тут послышался чей-то стон. Это была Лузия. Увидев людей, она повторила свой вопрос:
– Кончились горы?
Один из сержантов подошел взглянуть, в чем дело, и ответил:
– Уже, сестра моя!
Лузия попробовала подняться, но не смогла; колени у нее словно окаменели. Тогда она выгнулась, простерла руки и громко провозгласила:
– Да будет благословенна богородица Монте-Серрате, моя покровительница!
Она походила на ствол обгоревшего дерева, ветер рвал остатки ее рубища, обнажая страшные язвы.
Негры продолжали путь на Сантос. Когда они дошли до равнины, их встретил черный человек на белом коне. То был Кинтино де Ласерда – он привез им продукты и одежду.
До Сантоса дошли немногие.
За мостом дорога потянулась вдоль железнодорожной линии. Стадо быков, встреченное невольниками накануне, переночевав в Кубатане, прошло по этой же дороге незадолго до появления на ней рабов: следы копыт еще только наполнялись водой.
Негры брели полумертвые от истощения. Кинтино купил две корзины, навьючил на лошадь, устроил в них четверых детей, чтобы дать отдых их матерям. И повел лошадь под уздцы.
Во второй половине дня негры подошли к Каскейро.
Здесь их ожидала новая беда: мост находился под охраной полиции, прибывшей из Сантоса с приказом не пропускать негров, задерживать их и возвращать фазендейро – их законным владельцам. Командовал этим отрядом бывший сержант, честный и храбрый воин.
Командир позволил неграм приблизиться к мосту… Послышался звук горна… Отряд построился… Солдаты примкнули штыки…
– Стой!
Беглецы на этот раз и не думали сопротивляться: это уже было им не под силу, они совсем пали духом. Но Кинтино де Ласерда не растерялся. Он успел привыкнуть к таким положениям. Еще в 1883 году правительство распорядилось охранять мост Каскейро, чтобы не допускать проникновения беглых негров в Сантос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Просвет между облаками стал расширяться. Появились первые звезды, казавшиеся цветами, рассыпанными по небосводу. И погода стала меняться. Порывы теплого ветра шевелили листья деревьев. Туман стал оседать, словно его притягивал к себе темный склон горной цепи, поредел и наконец рассеялся. Небо совсем очистилось; оно было высокое, глубокое, светлое, как звездный сад.
Негритяночка, забравшись на камень, воздела руки и воскликнула:
– Смотрите, что там!
Разбредшиеся тени сбежались к ней.
– Что такое?
И она исступленно выкрикнула:
– Крест господа нашего!
Эхо повторило ее слева всюду: на ложе из сухих листьев, в просветах между деревьями, в самамбайях, нависших над обрывами. Казалось, ночь шепотом молится: «Крест господа нашего, крест господа нашего…»
Когда последние обрывки тумана вознеслись к небу, серебристый свет луны озарил застывшую горную цепь и коленопреклоненных негров, молящихся Южному кресту. Кресты земные не раскрыли им свои объятия; они молились небесному кресту, который ближе к богу и весь из звезд.
Потом они повалились на землю и забылись тяжелым сном.
Чудовищные массы облаков реяли между землей и небесным сводом. Иногда они подплывали к горному хребту, углублялись в чащу деревьев и слегка, совсем слегка касались их обожженной коры, будто бог хотел нежно укутать их прохладным душистым горностаевым покровом. На небе это были облака, на земле – туман. Кузнечики наполняли ночь своим тонким стрекотанием, птицы перелетали с ветки на ветку, пели водопады, и, наконец, – чудо здешних гор – глубокой ночью в самые мертвые часы звучала праздничная песнь цикад…
Негры, стоявшие на страже, разбудили спящих, чтобы и те послушали эту волшебную музыку. И, когда они тихо перешептывались между собой, тише, чем журчит источник, примерно за двадцать брас от них послышалось долгое и глубокое мяуканье. Это был ягуар. Матери старались заглушить на груди плач детей. Луна скрылась, ветер уснул в пещерах, горный хребет оцепенел от страха.
Начало светать.
Негры зашагали к Сантосу, к солнцу. Спускаясь по обрывам, они раздирали распухшие, воспаленные ноги; по стонам можно было сосчитать раны. В желтоватом утреннем свете блестели серпы на плечах. Горячий ветер с запахом древесной смолы пахнул им в лицо, всколыхнул серебристую листву веламе, протяжно застонал в отрогах горного хребта; то был норд-вест.
Негров вел Салустио. Почувствовав жажду, он опустился на колени у родника и, зачерпнув воды в пригоршни, принялся пить. Остальные негры последовали его примеру. Потом они пошли дальше легким охотничьим шагом, останавливаясь при каждом подозрительном шорохе. Ягуар, должно быть, расхаживал где-то поблизости. Но надо было идти вперед. Вдали сияло золотое пятно – это был Сантос, это была свобода.
На одном из поворотов они увидели медленно ползшую по земле темную фигурку. Они содрогнулись.
– Кончились горы? – измученным голосом спросила фигурка.
– Почти; еще немного и конец, – ответил Салустио.
Это была Лузия, негритяночка, которая дала обет спуститься с горного хребта в Сантос на коленях; двигаясь ползком по руслу потока, Лузия в конце концов выбралась к дороге, которую он пересекал, и в несколько дней совершила рискованный спуск по гальке и острым камням, перебираясь через болота, речки, лужи грязи. Она встретила нескольких путников; те приняли ее за парализованную нищенку и не обратили на нее внимания. Лузия уже потеряла человеческий облик, ноги ее представляли сплошную язву; одежда в пути превратилась в лохмотья.
Услышав, что горы кончаются, она сделала над собой усилие и снова поползла к этому сияющему пятну, которое становилось все ярче.
Дорога стала расширяться. Вот встретилась лужайка, покрытая лилиями; чахлые деревца воздевали свои худые руки к небу.
Раздался громкий окрик:
– Стой!
Негры оглянулись по сторонам. На лужайке залегли солдаты и целились в них.
Женщины настолько испугались, что даже не пытались бежать. Но мужчины инстинктивно образовали тесную группу и подняли серпы, намереваясь защищаться. Они, словно обреченные, были готовы бороться насмерть.
Кавалерийским отрядом командовал Густаво Борба, а офицерами у него были Маркондес де Брито и Олегарио Моура; пехотный отряд возглавлял Константино Шавиер э Безерра. Все они договорились проявить к беглецам максимальную терпимость, беспрепятственно пропустить остатки колонны.
Константино Шавиер много лет спустя поведал в одном письме развязку этого эпизода:
«Борба вступил в переговоры с невольниками, сказав, что они могут свободно пройти и с ними ничего не случится. Тогда все – мужчины, женщины и дети, которые готовились оказать сопротивление, – разом склонив колени, торжественно произнесли:
– Да благословит вас Иисус Христос, сеньоры!
И снова потащились вниз по горам, едва переступая окровавленными ногами…»
Тут послышался чей-то стон. Это была Лузия. Увидев людей, она повторила свой вопрос:
– Кончились горы?
Один из сержантов подошел взглянуть, в чем дело, и ответил:
– Уже, сестра моя!
Лузия попробовала подняться, но не смогла; колени у нее словно окаменели. Тогда она выгнулась, простерла руки и громко провозгласила:
– Да будет благословенна богородица Монте-Серрате, моя покровительница!
Она походила на ствол обгоревшего дерева, ветер рвал остатки ее рубища, обнажая страшные язвы.
Негры продолжали путь на Сантос. Когда они дошли до равнины, их встретил черный человек на белом коне. То был Кинтино де Ласерда – он привез им продукты и одежду.
До Сантоса дошли немногие.
За мостом дорога потянулась вдоль железнодорожной линии. Стадо быков, встреченное невольниками накануне, переночевав в Кубатане, прошло по этой же дороге незадолго до появления на ней рабов: следы копыт еще только наполнялись водой.
Негры брели полумертвые от истощения. Кинтино купил две корзины, навьючил на лошадь, устроил в них четверых детей, чтобы дать отдых их матерям. И повел лошадь под уздцы.
Во второй половине дня негры подошли к Каскейро.
Здесь их ожидала новая беда: мост находился под охраной полиции, прибывшей из Сантоса с приказом не пропускать негров, задерживать их и возвращать фазендейро – их законным владельцам. Командовал этим отрядом бывший сержант, честный и храбрый воин.
Командир позволил неграм приблизиться к мосту… Послышался звук горна… Отряд построился… Солдаты примкнули штыки…
– Стой!
Беглецы на этот раз и не думали сопротивляться: это уже было им не под силу, они совсем пали духом. Но Кинтино де Ласерда не растерялся. Он успел привыкнуть к таким положениям. Еще в 1883 году правительство распорядилось охранять мост Каскейро, чтобы не допускать проникновения беглых негров в Сантос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43