Возможно, в другой раз у меня получится лучше… нежнее… если нам снова удастся остаться наедине.
Он казался таким честным и великодушным, виноватым и привлекательным, что Дженни потянуло к нему. Ей пришлось отвернуться, чтобы устоять перед искушением броситься ему в объятия. «Спроси меня еще раз, – мысленно говорила она Габриелю, – и я соглашусь остаться с тобой на время, а, может быть, навсегда». Но она никогда не скажет этих слов Габриелю Ангелу. Она вспомнила, о чем думала, стоя рядом с ним на палубе «Принца Вильгельма»: «Боже мой, пожалей женщину, которая влюбится в этого черноглазого, медоточивого бродягу с ласковыми сильными руками, чувственным, вкрадчивым голосом…»
Дженни обогнала Габриеля и пошла по причалу. Рядом шел Фред, наигрывая популярный грустный вальс «После бала», печальную историю разбитого сердца. Рокко скорее декламировал, чем пел, перевирая слова песни.
– «Давным-давно у меня была любимая, и скоро вы узнаете, почему мы не поженились». Вот как поется в песне, Дженни. «Понимаете, я разбил ее сердце после бала, на заре. Закончились танцы. Родились все звезды. Ах, сколько надежд не сбылось, сколько разбито сердец после бала».
Послушайте, Дженни. Этот глупец из песни оставляет девушку и идет за одеждой. Когда он возвращается, она в большой пустой зале, где еще тихо звучит мелодия. «Вот стоит моя любимая, целуется с другим». Он уезжает и больше никогда с ней не встречается. Через несколько лет он получает письмо от мужчины, с которым девушка целовалась – ее брата. Он пишет, что она умерла от горя. Теперь этот парень поет: «Я разбил ей сердце». Какая печальная песня…
Дженни кивнула, в глазах стояли слезы. Она достала из кармана яблоко, которым ее угостил полицейский, и отдала музыканту. Девушка остановилась и подождала Габриеля. Она не могла уйти, как тот «глупец» из печальной песни.
ГЛАВА 10
– У тебя хороший вкус, Луиджи, – раздался скрипучий голос с певучим шведским акцентом. – Ты все-таки подобрал эту шведку. Как не стыдно, Дженсин Лангансдатер, проводить ночь с этим человеком?
Габриель сидел рядом с Дженни и друзьями на пирсе № 28 к югу от Бруклинского моста. Он оглянулся. Неподалеку стоял Гьерд Зорн и с любопытством смотрел на них. На его губах играла презрительная ухмылка. Синяк от кулака Габриеля переливался всеми цветами радуги.
– Что ты делаешь в доках, Дженсин, с кучей итальяшек и этой крысой, Флинном? Роза торгует своими цветами?
– Гьерд Зорн, ты пьян. Ты позоришь Швецию и себя. И не твое дело, что я здесь делаю со своими друзьями, – Дженни даже не взглянула в его сторону. – Ты мешаешь нам есть.
Габриель купил устриц в открытом садике, и общество расположилось на пирсе, дружно и с удовольствием поглощая охлажденных голубых моллюсков, доставая их из ледяной воды. Они С интересом наблюдали за трехмачтовым парусником, стоявшим у пирса. Корабль готовился к отплытию, и команда пополняла запасы питьевой воды, доставленной водоналивным ботом.
На стоявшей на якоре барже, словно флаги на ветру, плескалось выстиранное белье. Мимо пронеслась двухместная лодка.
– От этой розы ты цветов не дождешься, Зорн. Ты озлоблен и ведешь себя оскорбительно, – Габриель встал. Рокко и Джоко стали рядом с ним. – Если ты не уберешься отсюда так быстро, – Агнелли щелкнул пальцами, – я украшу тебя еще одним синяком.
– А я расквашу тебе нос, подонок, – Джоко разозлился и побагровел.
– Из-за этой девки я потерял работу! – заорал Зорн. – Ей это даром не пройдет. Слышишь, Дженни? Я заставлю тебя заплатить за все.
Мужчины шагнули к нему, и он, чертыхаясь и осыпая их проклятиями, скрылся за опорой моста.
– Он знает мое имя! Ужасно! Я думал, что растворюсь в громадной многолюдной столице, и никто никогда не найдет меня. Но я ошибался, – пожаловался Джоко. – Кто этот дурак? Он напугал меня до смерти.
– Зорн работал переводчиком в иммиграционной службе. Теперь он никто. Он грубо обращался и запугивал женщин, приехавших в Америку, хотя был обязан помогать им. Ой, взгляните туда!
Под мостом величественно проплывало четырехмачтовое судно с паровым двигателем.
– Я люблю корабли, – сказал Габриель, садясь рядом с Дженни. Он разомкнул створки устрицы ножом и протянул ее девушке. – Подумать только. Рано или поздно, каждое судно покидает гавань. А по морям сюда плывут другие пароходы. Даже суда, стоящие на якоре, всегда в движении. Их качает волна, вода бьется о борт. Ощущение такое, словно они, как кони, бьют копытами и натягивают поводья, стремясь убежать на волю, в открытое море. Мне нравится уезжать и приезжать.
– А мне не нравится. Я не люблю расставаться. О чем ты сейчас думаешь? – Дженни и Габриель обменялись понимающим взглядом. – Остаться, уехать или немного отдохнуть, став на якорь?
– Он же только что приехал, – сказал Рокко, зевая. – До субботы он никуда не уедет. У нас голубиные игры. Гейб делает крупную ставку на летунов Агнелли. Правда, Гейб?
– Помимо известных мне недостатков, ты еще и игрок, – шутливо упрекнула его Дженни. – Я думала, у тебя нет ни гроша.
– Совсем разные вещи – то, что Рок считает крупной ставкой, и что… на самом деле. Я ставлю на петушиных боях и на собачках, на скачках и матчах по боксу, – Габриель беззаботно рассмеялся и протянул девушке последнюю устрицу. – Плохая привычка для женатого человека, а?
– Ну, возможно, не так уж плохо, если женатый мужчина не пьет и не играет в азартные игры, – добродушно заметила она.
– Что, устриц больше нет? Тогда пошли. Где находится Карнеги-Холл? Хочу увидеть его прямо сейчас, – заявил Фред.
– Идемте быстрее. Этот парень нервирует меня, – темные глаза Джоко тревожно забегали по пирсу. – А не пойти ли нам в китайский квартал?
– Я никогда там не был. Но я слыхал, – начал Рокко с недоверием в голосе, – о тонгах и преступных шайках, и о притонах курильщиков опиума, и о китайских храмах…
– Ага, значит, это подходящее место для человека, которому нужно спрятаться, – задумчиво сказал Джоко.
– Пелл-Стрит – самая узкая улица в Китайском квартале, – сообщил Габриель.
– Пеллы и Мотты были самыми богатыми торговцами в Нью-Йорке задолго до войны за независимость, – информировал друзей Джоко.
– В магазине на Мотт-стрит продаются восточные снадобья – засушенные морские коньки, змеиная кожа, корень женьшеня, сто долларов за унцию. Мистер Гар Чанг, владелец магазина, наживает миллионы на несчастных влюбленных. Меня всегда удивляло, что находятся люди, верящие в эти средства. Хотите посмотреть? – Габриель предложил Дженни руку. Она взяла его под руку, и ее будто ударило током, настолько сильным было охватившее ее желание. Дженни отдернула руку. «Сейчас ей не до любви», – подумала она.
– Вот куда мне нужно сходить, – сказала она, глядя на листок бумаги с адресом, написанным рукой Глэдис Райт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
Он казался таким честным и великодушным, виноватым и привлекательным, что Дженни потянуло к нему. Ей пришлось отвернуться, чтобы устоять перед искушением броситься ему в объятия. «Спроси меня еще раз, – мысленно говорила она Габриелю, – и я соглашусь остаться с тобой на время, а, может быть, навсегда». Но она никогда не скажет этих слов Габриелю Ангелу. Она вспомнила, о чем думала, стоя рядом с ним на палубе «Принца Вильгельма»: «Боже мой, пожалей женщину, которая влюбится в этого черноглазого, медоточивого бродягу с ласковыми сильными руками, чувственным, вкрадчивым голосом…»
Дженни обогнала Габриеля и пошла по причалу. Рядом шел Фред, наигрывая популярный грустный вальс «После бала», печальную историю разбитого сердца. Рокко скорее декламировал, чем пел, перевирая слова песни.
– «Давным-давно у меня была любимая, и скоро вы узнаете, почему мы не поженились». Вот как поется в песне, Дженни. «Понимаете, я разбил ее сердце после бала, на заре. Закончились танцы. Родились все звезды. Ах, сколько надежд не сбылось, сколько разбито сердец после бала».
Послушайте, Дженни. Этот глупец из песни оставляет девушку и идет за одеждой. Когда он возвращается, она в большой пустой зале, где еще тихо звучит мелодия. «Вот стоит моя любимая, целуется с другим». Он уезжает и больше никогда с ней не встречается. Через несколько лет он получает письмо от мужчины, с которым девушка целовалась – ее брата. Он пишет, что она умерла от горя. Теперь этот парень поет: «Я разбил ей сердце». Какая печальная песня…
Дженни кивнула, в глазах стояли слезы. Она достала из кармана яблоко, которым ее угостил полицейский, и отдала музыканту. Девушка остановилась и подождала Габриеля. Она не могла уйти, как тот «глупец» из печальной песни.
ГЛАВА 10
– У тебя хороший вкус, Луиджи, – раздался скрипучий голос с певучим шведским акцентом. – Ты все-таки подобрал эту шведку. Как не стыдно, Дженсин Лангансдатер, проводить ночь с этим человеком?
Габриель сидел рядом с Дженни и друзьями на пирсе № 28 к югу от Бруклинского моста. Он оглянулся. Неподалеку стоял Гьерд Зорн и с любопытством смотрел на них. На его губах играла презрительная ухмылка. Синяк от кулака Габриеля переливался всеми цветами радуги.
– Что ты делаешь в доках, Дженсин, с кучей итальяшек и этой крысой, Флинном? Роза торгует своими цветами?
– Гьерд Зорн, ты пьян. Ты позоришь Швецию и себя. И не твое дело, что я здесь делаю со своими друзьями, – Дженни даже не взглянула в его сторону. – Ты мешаешь нам есть.
Габриель купил устриц в открытом садике, и общество расположилось на пирсе, дружно и с удовольствием поглощая охлажденных голубых моллюсков, доставая их из ледяной воды. Они С интересом наблюдали за трехмачтовым парусником, стоявшим у пирса. Корабль готовился к отплытию, и команда пополняла запасы питьевой воды, доставленной водоналивным ботом.
На стоявшей на якоре барже, словно флаги на ветру, плескалось выстиранное белье. Мимо пронеслась двухместная лодка.
– От этой розы ты цветов не дождешься, Зорн. Ты озлоблен и ведешь себя оскорбительно, – Габриель встал. Рокко и Джоко стали рядом с ним. – Если ты не уберешься отсюда так быстро, – Агнелли щелкнул пальцами, – я украшу тебя еще одним синяком.
– А я расквашу тебе нос, подонок, – Джоко разозлился и побагровел.
– Из-за этой девки я потерял работу! – заорал Зорн. – Ей это даром не пройдет. Слышишь, Дженни? Я заставлю тебя заплатить за все.
Мужчины шагнули к нему, и он, чертыхаясь и осыпая их проклятиями, скрылся за опорой моста.
– Он знает мое имя! Ужасно! Я думал, что растворюсь в громадной многолюдной столице, и никто никогда не найдет меня. Но я ошибался, – пожаловался Джоко. – Кто этот дурак? Он напугал меня до смерти.
– Зорн работал переводчиком в иммиграционной службе. Теперь он никто. Он грубо обращался и запугивал женщин, приехавших в Америку, хотя был обязан помогать им. Ой, взгляните туда!
Под мостом величественно проплывало четырехмачтовое судно с паровым двигателем.
– Я люблю корабли, – сказал Габриель, садясь рядом с Дженни. Он разомкнул створки устрицы ножом и протянул ее девушке. – Подумать только. Рано или поздно, каждое судно покидает гавань. А по морям сюда плывут другие пароходы. Даже суда, стоящие на якоре, всегда в движении. Их качает волна, вода бьется о борт. Ощущение такое, словно они, как кони, бьют копытами и натягивают поводья, стремясь убежать на волю, в открытое море. Мне нравится уезжать и приезжать.
– А мне не нравится. Я не люблю расставаться. О чем ты сейчас думаешь? – Дженни и Габриель обменялись понимающим взглядом. – Остаться, уехать или немного отдохнуть, став на якорь?
– Он же только что приехал, – сказал Рокко, зевая. – До субботы он никуда не уедет. У нас голубиные игры. Гейб делает крупную ставку на летунов Агнелли. Правда, Гейб?
– Помимо известных мне недостатков, ты еще и игрок, – шутливо упрекнула его Дженни. – Я думала, у тебя нет ни гроша.
– Совсем разные вещи – то, что Рок считает крупной ставкой, и что… на самом деле. Я ставлю на петушиных боях и на собачках, на скачках и матчах по боксу, – Габриель беззаботно рассмеялся и протянул девушке последнюю устрицу. – Плохая привычка для женатого человека, а?
– Ну, возможно, не так уж плохо, если женатый мужчина не пьет и не играет в азартные игры, – добродушно заметила она.
– Что, устриц больше нет? Тогда пошли. Где находится Карнеги-Холл? Хочу увидеть его прямо сейчас, – заявил Фред.
– Идемте быстрее. Этот парень нервирует меня, – темные глаза Джоко тревожно забегали по пирсу. – А не пойти ли нам в китайский квартал?
– Я никогда там не был. Но я слыхал, – начал Рокко с недоверием в голосе, – о тонгах и преступных шайках, и о притонах курильщиков опиума, и о китайских храмах…
– Ага, значит, это подходящее место для человека, которому нужно спрятаться, – задумчиво сказал Джоко.
– Пелл-Стрит – самая узкая улица в Китайском квартале, – сообщил Габриель.
– Пеллы и Мотты были самыми богатыми торговцами в Нью-Йорке задолго до войны за независимость, – информировал друзей Джоко.
– В магазине на Мотт-стрит продаются восточные снадобья – засушенные морские коньки, змеиная кожа, корень женьшеня, сто долларов за унцию. Мистер Гар Чанг, владелец магазина, наживает миллионы на несчастных влюбленных. Меня всегда удивляло, что находятся люди, верящие в эти средства. Хотите посмотреть? – Габриель предложил Дженни руку. Она взяла его под руку, и ее будто ударило током, настолько сильным было охватившее ее желание. Дженни отдернула руку. «Сейчас ей не до любви», – подумала она.
– Вот куда мне нужно сходить, – сказала она, глядя на листок бумаги с адресом, написанным рукой Глэдис Райт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81