Внутри этой горки кубиков во всех направлениях тянулись щупальца осьминога. Всю конструкцию удерживала на месте целая паутина черных анодированных стоек и растяжек, но их почти не было видно из-за ослепительно ярких бликов, поэтому и казалось, что осьминог парит в воздухе.
Рики улыбнулся.
– Конвергентная сборка. Архитектура фрактальная. Отлично сделано, правда?
Я медленно кивнул. Теперь я смог рассмотреть некоторые подробности. То, что сперва показалось мне осьминогом, скорее напоминало по структуре сильно разветвленное дерево. Центральный прямоугольный канал шел вертикально сквозь центр помещения, а от него во все стороны ответвлялись более мелкие трубы. От этих труб-ветвей, в свою очередь, отходили еще более мелкие трубки, а от них – еще более мелкие трубочки. Самые маленькие из них были толщиной с карандаш. Вся конструкция блестела, словно зеркало.
– Почему оно такое яркое?
– На стекле алмазное покрытие, – пояснил Рики. – На молекулярном уровне стекло похоже на швейцарский сыр, в нем полно пустот. И, конечно же, стекло жидкое, поэтому атомы свободно проникают сквозь него.
– Поэтому вы покрыли стекло твердой оболочкой?
– Да, пришлось.
Внутри этого сияющего леса переплетенных стеклянных ветвей двигались Дэвид и Рози – они делали заметки, подкручивали вентили, сверяясь с карманными компьютерами. Я понял, что передо мной – гигантская линия параллельной сборки. Маленькие фрагменты молекул поступают в самые мелкие трубочки, и там к ним добавляются атомы. Потом увеличившиеся фрагменты молекулы перемещаются в более крупные трубки, где к ним снова добавляются атомы. По мере продвижения к центру конструкции молекулы постепенно увеличиваются, и, когда сборка завершается, готовые молекулы попадают в центральный ствол «дерева».
– Ты совершенно прав, – сказал Рики. – Это то же самое, что конвейерная линия по сборке автомобилей, только все процессы происходят на молекулярном уровне Молекулы попадают на сборочный конвейер на концах трубок, а в центре сходят с конвейера уже готовые. Мы присоединяем белковую цепочку там, метиловую группу здесь – точно так же, как прикрепляют дверцы и колеса к автомобилям. А в результате получаем новую, искусственно созданную молекулярную структуру. Собранную в соответствии с заданными спецификациями.
– И разные ответвления…
– Собирают разные молекулы. Поэтому разные ветви выглядят по-разному.
В нескольких местах щупальца осьминога проходили сквозь стальные тоннели, стянутые массивными болтами для вакуумной протяжки. В других местах кубические стеклянные конструкции были покрыты серебристой изоляцией, а поблизости располагались емкости с жидким азотом – значит, в этих секциях поддерживалась чрезвычайно низкая температура.
– Это наши криогенные камеры, – пояснил Рики. – Температуры у нас не очень низкие – может, минус семьдесят по стоградусной шкале, не больше Пойдем, я покажу тебе.
Он повел меня через комплекс. Мы шли по стеклянным дорожкам, которые пронизывали всю конструкцию и тянулись между ее ветвями. В некоторых местах попадались небольшие мостики со ступеньками, под которыми проходили самые нижние ветви конструкции.
Рики непрестанно говорил о всяких технических деталях – окруженных вакуумом протоках, металлических фазовых сепараторах, сферических контрольных клапанах. Когда мы дошли до изолированного серебристым материалом куба, он открыл тяжелую дверцу, за которой оказалась маленькая комнатка, к ней примыкала еще одна. Комнатки напоминали металлические морозильные камеры В каждой дверце было по маленькому застекленному окошку. Сейчас температура внутри была комнатная.
– Здесь можно создать две разные температуры, – сказал Рики. – И управлять одной камерой, находясь в другой, – хотя обычно это делается автоматически.
Рики повел меня обратно, наружу, глянув по пути на часы. Я спросил:
– Мы опаздываем на какую-то встречу?
– Что? Нет-нет. Ничего подобного.
Две соседние камеры были сделаны целиком из массивного металла, внутрь тянулись толстые электрические кабели. Я спросил.
– А здесь у вас электромагниты?
– Да, – ответил Рики. – Пульсирующие электромагниты генерируют в сердечнике магнитное поле в тридцать три тесла. Примерно в миллион раз больше магнитного поля Земли.
Крякнув от усилия, он открыл стальную дверь ближайшей магнитной камеры. Я увидел большое устройство, по форме напоминающее пончик, примерно шести футов в диаметре, с отверстием по центру, шириной не больше дюйма. Мегапончик был весь покрыт трубками и толстым слоем пластиковой изоляции. Устройство удерживали на месте массивные стальные болты, которые пронизывали его насквозь, сверху донизу.
– Эта штучка крайне требовательна к охлаждению. И энергии жрет чертову уйму – пятнадцать киловольт Требует целой минуты загрузки конденсаторов. И, конечно, мы можем использовать ее только в режиме пульсации. Если подать на нее постоянное напряжение, она просто взорвется – ее разорвет магнитное поле, которое она сама же сгенерирует. – Рики показал на основание электромагнита – на красную кнопку, расположенную примерно на уровне моего колена – Это кнопка аварийного отключения Просто на всякий случай. Можно нажать коленом, если руки заняты.
Я спросил:
– Значит, вы используете мощные магнитные поля для выполнения части сборочно…
Но Рики уже отвернулся и быстро зашагал к двери, и снова посмотрел на часы. Я поспешил за ним.
– Рики…
– Я еще кое-что хочу тебе показать, – предложил он. – Мы уже почти добрались до конца.
– Рики, все это очень впечатляет, – сказал я, показывая на сверкающие ветви сборочного конвейера. – Но большая часть процесса сборки проходит при комнатной температуре – без вакуума, без криозаморозки, без магнитного поля.
– Да. Никаких особенных условий.
– Как такое возможно?
Он пожал плечами.
– Ассемблерам это не нужно.
– Ассемблерам? – переспросил я. – Ты хочешь сказать, что у вас в этом конвейере – молекулярные ассемблеры?
– Да. Конечно.
– И эти ассемблеры выполняют для вас весь процесс сборки?
– Конечно. Я думал, ты это понял.
– Нет, Рики, – сказал я. – Я совсем этого не понимаю. И мне не нравится, когда меня обманывают.
Рики как будто обиделся.
– Я тебя не обманываю.
Но я был уверен, что он лжет.
Одно из первых, что ученые узнали о молекулярном производстве, было то, насколько феноменально труден сам производственный процесс. В тысяча девятьсот девяностом году исследователи, работавшие на компанию IBM, перемещали атомы ксенона по никелевой пластинке до тех пор, пока не сформировали из них буквы «IBM» в виде логотипа компании. Весь логотип получился размером в одну десятимиллионную дюйма, и рассмотреть его можно было только через электронный микроскоп.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
Рики улыбнулся.
– Конвергентная сборка. Архитектура фрактальная. Отлично сделано, правда?
Я медленно кивнул. Теперь я смог рассмотреть некоторые подробности. То, что сперва показалось мне осьминогом, скорее напоминало по структуре сильно разветвленное дерево. Центральный прямоугольный канал шел вертикально сквозь центр помещения, а от него во все стороны ответвлялись более мелкие трубы. От этих труб-ветвей, в свою очередь, отходили еще более мелкие трубки, а от них – еще более мелкие трубочки. Самые маленькие из них были толщиной с карандаш. Вся конструкция блестела, словно зеркало.
– Почему оно такое яркое?
– На стекле алмазное покрытие, – пояснил Рики. – На молекулярном уровне стекло похоже на швейцарский сыр, в нем полно пустот. И, конечно же, стекло жидкое, поэтому атомы свободно проникают сквозь него.
– Поэтому вы покрыли стекло твердой оболочкой?
– Да, пришлось.
Внутри этого сияющего леса переплетенных стеклянных ветвей двигались Дэвид и Рози – они делали заметки, подкручивали вентили, сверяясь с карманными компьютерами. Я понял, что передо мной – гигантская линия параллельной сборки. Маленькие фрагменты молекул поступают в самые мелкие трубочки, и там к ним добавляются атомы. Потом увеличившиеся фрагменты молекулы перемещаются в более крупные трубки, где к ним снова добавляются атомы. По мере продвижения к центру конструкции молекулы постепенно увеличиваются, и, когда сборка завершается, готовые молекулы попадают в центральный ствол «дерева».
– Ты совершенно прав, – сказал Рики. – Это то же самое, что конвейерная линия по сборке автомобилей, только все процессы происходят на молекулярном уровне Молекулы попадают на сборочный конвейер на концах трубок, а в центре сходят с конвейера уже готовые. Мы присоединяем белковую цепочку там, метиловую группу здесь – точно так же, как прикрепляют дверцы и колеса к автомобилям. А в результате получаем новую, искусственно созданную молекулярную структуру. Собранную в соответствии с заданными спецификациями.
– И разные ответвления…
– Собирают разные молекулы. Поэтому разные ветви выглядят по-разному.
В нескольких местах щупальца осьминога проходили сквозь стальные тоннели, стянутые массивными болтами для вакуумной протяжки. В других местах кубические стеклянные конструкции были покрыты серебристой изоляцией, а поблизости располагались емкости с жидким азотом – значит, в этих секциях поддерживалась чрезвычайно низкая температура.
– Это наши криогенные камеры, – пояснил Рики. – Температуры у нас не очень низкие – может, минус семьдесят по стоградусной шкале, не больше Пойдем, я покажу тебе.
Он повел меня через комплекс. Мы шли по стеклянным дорожкам, которые пронизывали всю конструкцию и тянулись между ее ветвями. В некоторых местах попадались небольшие мостики со ступеньками, под которыми проходили самые нижние ветви конструкции.
Рики непрестанно говорил о всяких технических деталях – окруженных вакуумом протоках, металлических фазовых сепараторах, сферических контрольных клапанах. Когда мы дошли до изолированного серебристым материалом куба, он открыл тяжелую дверцу, за которой оказалась маленькая комнатка, к ней примыкала еще одна. Комнатки напоминали металлические морозильные камеры В каждой дверце было по маленькому застекленному окошку. Сейчас температура внутри была комнатная.
– Здесь можно создать две разные температуры, – сказал Рики. – И управлять одной камерой, находясь в другой, – хотя обычно это делается автоматически.
Рики повел меня обратно, наружу, глянув по пути на часы. Я спросил:
– Мы опаздываем на какую-то встречу?
– Что? Нет-нет. Ничего подобного.
Две соседние камеры были сделаны целиком из массивного металла, внутрь тянулись толстые электрические кабели. Я спросил.
– А здесь у вас электромагниты?
– Да, – ответил Рики. – Пульсирующие электромагниты генерируют в сердечнике магнитное поле в тридцать три тесла. Примерно в миллион раз больше магнитного поля Земли.
Крякнув от усилия, он открыл стальную дверь ближайшей магнитной камеры. Я увидел большое устройство, по форме напоминающее пончик, примерно шести футов в диаметре, с отверстием по центру, шириной не больше дюйма. Мегапончик был весь покрыт трубками и толстым слоем пластиковой изоляции. Устройство удерживали на месте массивные стальные болты, которые пронизывали его насквозь, сверху донизу.
– Эта штучка крайне требовательна к охлаждению. И энергии жрет чертову уйму – пятнадцать киловольт Требует целой минуты загрузки конденсаторов. И, конечно, мы можем использовать ее только в режиме пульсации. Если подать на нее постоянное напряжение, она просто взорвется – ее разорвет магнитное поле, которое она сама же сгенерирует. – Рики показал на основание электромагнита – на красную кнопку, расположенную примерно на уровне моего колена – Это кнопка аварийного отключения Просто на всякий случай. Можно нажать коленом, если руки заняты.
Я спросил:
– Значит, вы используете мощные магнитные поля для выполнения части сборочно…
Но Рики уже отвернулся и быстро зашагал к двери, и снова посмотрел на часы. Я поспешил за ним.
– Рики…
– Я еще кое-что хочу тебе показать, – предложил он. – Мы уже почти добрались до конца.
– Рики, все это очень впечатляет, – сказал я, показывая на сверкающие ветви сборочного конвейера. – Но большая часть процесса сборки проходит при комнатной температуре – без вакуума, без криозаморозки, без магнитного поля.
– Да. Никаких особенных условий.
– Как такое возможно?
Он пожал плечами.
– Ассемблерам это не нужно.
– Ассемблерам? – переспросил я. – Ты хочешь сказать, что у вас в этом конвейере – молекулярные ассемблеры?
– Да. Конечно.
– И эти ассемблеры выполняют для вас весь процесс сборки?
– Конечно. Я думал, ты это понял.
– Нет, Рики, – сказал я. – Я совсем этого не понимаю. И мне не нравится, когда меня обманывают.
Рики как будто обиделся.
– Я тебя не обманываю.
Но я был уверен, что он лжет.
Одно из первых, что ученые узнали о молекулярном производстве, было то, насколько феноменально труден сам производственный процесс. В тысяча девятьсот девяностом году исследователи, работавшие на компанию IBM, перемещали атомы ксенона по никелевой пластинке до тех пор, пока не сформировали из них буквы «IBM» в виде логотипа компании. Весь логотип получился размером в одну десятимиллионную дюйма, и рассмотреть его можно было только через электронный микроскоп.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105