Ты согласен? – В ее глазах светилась мольба, и, чтобы выйти из трудного положения, в которое она себя поставила, Лотти опустила ресницы.
– Я тоже на это надеюсь, дорогая, – сказал Джон, осторожно беря ее другую ногу.
Она взглянула на него в упор.
Он возится слишком долго, грустно думала она, когда его большие пальцы разминали ее ступни.
Но его руки, теплые и уверенные, уже массировали ее икры и бедра; ловкие, сильные пальцы плясали в быстром ритме.
– На сегодня достаточно, – произнес, наконец, Джон.
Убрав одну из подушек, он помог Лотти занять горизонтальное положение. Затем нежно и бережно перевернул ее с одного бока на другой, подтыкая одеяло.
– Джон, – прошептала она, успокаиваясь, – спасибо.
Его глаза окинули ее всю с озорной усмешкой.
– Не волнуйтесь, миссис Тиллмэн, я ничего не делаю просто так. Когда все это закончится, вы останетесь должны мне море ласк.
– Если я когда-нибудь смогу встать, я, прежде всего, постараюсь сделать из вас котлету, мистер Тиллмэн, – пылко поклялась она, вытягиваясь на узкой жесткой кровати, которую он для нее соорудил, и застонала. – Я бы многое дала, чтобы спать вон там, в пуховой постели.
– О Лотти… ты же знаешь, что и мне больше всего хотелось бы видеть тебя там. – Джон встал на колени рядом с ней, обхватив руками ее лицо и покрывая его нежными поцелуями. – Но доктор велел лежать только на твердом, пока мы не увидим ощутимого улучшения. А у тебя уже есть успехи, дорогая. Очень скоро ты вернешься к своей обычной жизни, и мы пустим это твое временное ложе на растопку.
– Оно совсем не временное, – решительно возразила она. – Ты прекрасно потрудился над ним. – В ее глазах стояли слезы, и взгляд стал невидящим. – Знаешь, иногда я бываю такой неблагодарной, – прошептала она. – Я так нетерпелива, Джон. Прости мне мои жалобы, хорошо?
– Я сделаю больше, – заверил он, гладя тыльной стороной ладони ее горячую щеку и глядя на нее горящими глазами. – Я задумал нечто особенное, Лотти, девочка. Позволишь сделать тебе подарок? Я хочу оставить его тебе на память.
– На память?
– Да, я думал о том, что тебе необходима такая вещь, о которой ты могла бы вспоминать весь день, пока меня нет. Понимаешь, что-то вроде драгоценности, которая будет поднимать твое настроение. – Его губы остановились у ее виска, а теплое дыхание вызвало мурашки на руках и спине. С нежностью его пальцы скользили по ее волосам, гладили локон за ухом.
– Что за драгоценность? – спросила Лотти дрогнувшим голосом, который выдал, как она была заинтригована.
– О… не совсем обычная вещь. Не серебро, не злато и не камни достанутся моей женушке, – шептал он, касаясь губами ее волос, а его рука тем временем совершала путь от шеи к пуговице на вороте платья.
– О чем ты говоришь, Джон?
– Гм… ты закрой глаза и позволь мне рассказать о той памятной вещи, которая нас так занимает. – Он выдыхал слова прямо в ее теплую шею, совершая губами тот же путь, который только что прошла его рука.
Пальцы легко расстегивали пуговицы – одну за другой.
– Я делаю успехи, сердце мое. – В его громком шепоте слышались триумфальные нотки.
– Джон, дети! – пробормотала она, отодвигая подбородок и освобождая ему, путь туда, где наиболее ясно прощупывался ее пульс, который с каждой секундой становился все чаще и чаще.
Его губы на мгновение оторвались от своей работы.
– Они спят, и если ты будешь вести себя тихо, то ничего не услышат.
Его рука скользнула под укрывавшее ее одеяло и отправилась в путешествие под платьем, нежно лаская ослабшее тело. Он бережно вкладывал в движения ладони и пальцев всю любовь, на которую только был способен.
– Когда ты останешься завтра одна, а я буду работать вдали от тебя, я хочу, чтобы ты помнила это. Закроешь глаза и вспомнишь о моих губах и руках, ласкавших тебя.
– Я едва могу двигаться, Джон, – прошептала она измученно, и пот проступил у нее на лбу.
– А-а… это лучшая часть этого воспоминания, – сказал он мягко. – Тебе не придется пошевелить ни одним мускулом. Тебе нужно лишь оставаться неподвижной и позволить мне доставить тебе удовольствие.
– Как насчет…
– Ш-ш-ш, больше никаких разговоров, Лотти. Просто закрой глаза и дай мне сделать тебе приятный подарок.
Она сдалась. Она закрыла глаза, ощущая только его руки, помня о его губах, которые действовали на нее так возбуждающе. Она почувствовала влажное и горячее движение его языка, касание его волос и затрепетала – водоворот желания поглотил ее, увлекая на самое дно фантазии, придуманной Джоном.
Он медленно гладил ее тело, спускаясь все ниже и ниже. Она задыхалась от восторга, который переполнял ее. Горячее, живое, изнуряющее наслаждение, которое она познала всего несколько недель назад, теперь оживало вновь с его прикосновениями. И они все увереннее пробуждали ее трепещущую плоть.
Поймав ее губы, он отведал радость, которая переполняла ее.
– Ш-ш-ш… тише! – уговаривал Джон, сжимая ее в страстном объятии. Он привлек ее к своей широкой груди и сомкнул кольцо своих рук за ее спиной. Его губы покрыли ее горящие щеки ковром из поцелуев, и он улыбался, глядя на ее замешательство.
– Джон?.. – Ее высокий голос с удивлением произнес его имя.
– Тебе понравился мой подарок, дорогая?
– Больше всего, что мне доводилось получать когда-то прежде, – прошептала она.
– Это лучше, чем ботинки? – Его глаза светились восторгом.
Она покраснела еще больше.
– О да, – выдохнула она. – Это гораздо лучше ботинок.
Свет зимнего солнца лился в комнату через заиндевевшее окно, и Лотти следила за движением пылинок, круживших в солнечных лучах. Возня около стола прекратилась после того, как Мод заявила, что не может работать, когда Сисси и Томас дурачатся.
Дети были выставлены из комнаты, и воцарилась тишина, нарушаемая лишь шарканьем по полу туфель Мод.
Лотти неохотно отвела взгляд от вальсирующих в солнечном свете пылинок и взглянула на пожилую женщину, с суровым видом месившую тесто. Волосы зачесаны назад, рот напряженно сжат, она старается удержать густую массу в руках.
– Я поражаюсь, как ловко ты работаешь, Мод, – осмелилась вставить Лотти.
Женщина фыркнула и небрежно кивнула.
– Я лишь исполняю свой долг христианки, Лотти. Пастор учит нас: «Вкладывай в работу душу», – и я стараюсь следовать добрым советам.
Она разделила сероватый ком теста на три части, придала им форму и поместила на противни, которые ждали своего часа здесь же, на столе.
– Они будут готовы к выпечке через час, – довольно сказала Мод. Поставив тесто поближе к плите, она укрыла противни чистым полотенцем.
Лотти наблюдала за всем происходящим с вялым интересом. Если им повезет, на этот раз хлеб будет вкуснее, чем в предыдущий. Что и говорить, Сисси была права:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
– Я тоже на это надеюсь, дорогая, – сказал Джон, осторожно беря ее другую ногу.
Она взглянула на него в упор.
Он возится слишком долго, грустно думала она, когда его большие пальцы разминали ее ступни.
Но его руки, теплые и уверенные, уже массировали ее икры и бедра; ловкие, сильные пальцы плясали в быстром ритме.
– На сегодня достаточно, – произнес, наконец, Джон.
Убрав одну из подушек, он помог Лотти занять горизонтальное положение. Затем нежно и бережно перевернул ее с одного бока на другой, подтыкая одеяло.
– Джон, – прошептала она, успокаиваясь, – спасибо.
Его глаза окинули ее всю с озорной усмешкой.
– Не волнуйтесь, миссис Тиллмэн, я ничего не делаю просто так. Когда все это закончится, вы останетесь должны мне море ласк.
– Если я когда-нибудь смогу встать, я, прежде всего, постараюсь сделать из вас котлету, мистер Тиллмэн, – пылко поклялась она, вытягиваясь на узкой жесткой кровати, которую он для нее соорудил, и застонала. – Я бы многое дала, чтобы спать вон там, в пуховой постели.
– О Лотти… ты же знаешь, что и мне больше всего хотелось бы видеть тебя там. – Джон встал на колени рядом с ней, обхватив руками ее лицо и покрывая его нежными поцелуями. – Но доктор велел лежать только на твердом, пока мы не увидим ощутимого улучшения. А у тебя уже есть успехи, дорогая. Очень скоро ты вернешься к своей обычной жизни, и мы пустим это твое временное ложе на растопку.
– Оно совсем не временное, – решительно возразила она. – Ты прекрасно потрудился над ним. – В ее глазах стояли слезы, и взгляд стал невидящим. – Знаешь, иногда я бываю такой неблагодарной, – прошептала она. – Я так нетерпелива, Джон. Прости мне мои жалобы, хорошо?
– Я сделаю больше, – заверил он, гладя тыльной стороной ладони ее горячую щеку и глядя на нее горящими глазами. – Я задумал нечто особенное, Лотти, девочка. Позволишь сделать тебе подарок? Я хочу оставить его тебе на память.
– На память?
– Да, я думал о том, что тебе необходима такая вещь, о которой ты могла бы вспоминать весь день, пока меня нет. Понимаешь, что-то вроде драгоценности, которая будет поднимать твое настроение. – Его губы остановились у ее виска, а теплое дыхание вызвало мурашки на руках и спине. С нежностью его пальцы скользили по ее волосам, гладили локон за ухом.
– Что за драгоценность? – спросила Лотти дрогнувшим голосом, который выдал, как она была заинтригована.
– О… не совсем обычная вещь. Не серебро, не злато и не камни достанутся моей женушке, – шептал он, касаясь губами ее волос, а его рука тем временем совершала путь от шеи к пуговице на вороте платья.
– О чем ты говоришь, Джон?
– Гм… ты закрой глаза и позволь мне рассказать о той памятной вещи, которая нас так занимает. – Он выдыхал слова прямо в ее теплую шею, совершая губами тот же путь, который только что прошла его рука.
Пальцы легко расстегивали пуговицы – одну за другой.
– Я делаю успехи, сердце мое. – В его громком шепоте слышались триумфальные нотки.
– Джон, дети! – пробормотала она, отодвигая подбородок и освобождая ему, путь туда, где наиболее ясно прощупывался ее пульс, который с каждой секундой становился все чаще и чаще.
Его губы на мгновение оторвались от своей работы.
– Они спят, и если ты будешь вести себя тихо, то ничего не услышат.
Его рука скользнула под укрывавшее ее одеяло и отправилась в путешествие под платьем, нежно лаская ослабшее тело. Он бережно вкладывал в движения ладони и пальцев всю любовь, на которую только был способен.
– Когда ты останешься завтра одна, а я буду работать вдали от тебя, я хочу, чтобы ты помнила это. Закроешь глаза и вспомнишь о моих губах и руках, ласкавших тебя.
– Я едва могу двигаться, Джон, – прошептала она измученно, и пот проступил у нее на лбу.
– А-а… это лучшая часть этого воспоминания, – сказал он мягко. – Тебе не придется пошевелить ни одним мускулом. Тебе нужно лишь оставаться неподвижной и позволить мне доставить тебе удовольствие.
– Как насчет…
– Ш-ш-ш, больше никаких разговоров, Лотти. Просто закрой глаза и дай мне сделать тебе приятный подарок.
Она сдалась. Она закрыла глаза, ощущая только его руки, помня о его губах, которые действовали на нее так возбуждающе. Она почувствовала влажное и горячее движение его языка, касание его волос и затрепетала – водоворот желания поглотил ее, увлекая на самое дно фантазии, придуманной Джоном.
Он медленно гладил ее тело, спускаясь все ниже и ниже. Она задыхалась от восторга, который переполнял ее. Горячее, живое, изнуряющее наслаждение, которое она познала всего несколько недель назад, теперь оживало вновь с его прикосновениями. И они все увереннее пробуждали ее трепещущую плоть.
Поймав ее губы, он отведал радость, которая переполняла ее.
– Ш-ш-ш… тише! – уговаривал Джон, сжимая ее в страстном объятии. Он привлек ее к своей широкой груди и сомкнул кольцо своих рук за ее спиной. Его губы покрыли ее горящие щеки ковром из поцелуев, и он улыбался, глядя на ее замешательство.
– Джон?.. – Ее высокий голос с удивлением произнес его имя.
– Тебе понравился мой подарок, дорогая?
– Больше всего, что мне доводилось получать когда-то прежде, – прошептала она.
– Это лучше, чем ботинки? – Его глаза светились восторгом.
Она покраснела еще больше.
– О да, – выдохнула она. – Это гораздо лучше ботинок.
Свет зимнего солнца лился в комнату через заиндевевшее окно, и Лотти следила за движением пылинок, круживших в солнечных лучах. Возня около стола прекратилась после того, как Мод заявила, что не может работать, когда Сисси и Томас дурачатся.
Дети были выставлены из комнаты, и воцарилась тишина, нарушаемая лишь шарканьем по полу туфель Мод.
Лотти неохотно отвела взгляд от вальсирующих в солнечном свете пылинок и взглянула на пожилую женщину, с суровым видом месившую тесто. Волосы зачесаны назад, рот напряженно сжат, она старается удержать густую массу в руках.
– Я поражаюсь, как ловко ты работаешь, Мод, – осмелилась вставить Лотти.
Женщина фыркнула и небрежно кивнула.
– Я лишь исполняю свой долг христианки, Лотти. Пастор учит нас: «Вкладывай в работу душу», – и я стараюсь следовать добрым советам.
Она разделила сероватый ком теста на три части, придала им форму и поместила на противни, которые ждали своего часа здесь же, на столе.
– Они будут готовы к выпечке через час, – довольно сказала Мод. Поставив тесто поближе к плите, она укрыла противни чистым полотенцем.
Лотти наблюдала за всем происходящим с вялым интересом. Если им повезет, на этот раз хлеб будет вкуснее, чем в предыдущий. Что и говорить, Сисси была права:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76