– Вдвоем мы не сможем отогнать нескольких кобыл в твое селение, – ответил он мрачным голосом. – Зачем ты хочешь это сделать?
На мгновение она задумалась, затем сказала:
– Чтобы я могла вернуться домой с высоко поднятой головою.
Купить хороших кобыл было нетрудно, они ехали по стране, которая гордилась своим скотом, где каждый крестьянин похвалялся родившимся в этом году приплодом. Но Эпона настаивала, чтобы они купили крепкогрудых и крепконогих животных; в горах понадобятся хорошие легкие и прочные сухожилия. Скоро они истратили весь свой небольшой запас золота, и у них остались для продажи лишь драгоценные украшения на сбруе да янтарное ожерелье на шее Эпоны.
Это свое янтарное ожерелье Эпона без сожаления отдала за мышастую кобылу; в ее чреве хранилось куда лучшая память о Кажаке.
Как и предвидел Дасадас, многодневный перегон кобыл по трудно проходимой местности был сопряжен с многочисленными трудностями, тем более что их было всего двое. Прежде всего нелегко было справиться с жеребцами, на которых ехали Эпона и Дасадас. Красуясь перед своим новым гаремом, они постоянно угрожали выйти из повиновения, забывая о своих седоках, которые, ругаясь, прилагали все усилия, чтобы они смотрели и двигались вперед. Старый, лучше обученный серый конь доставлял Эпоне меньше забот, чем молодой порывистый гнедой конь своему хозяину, но оба коня явно отдавали кобылам предпочтение перед своими седоками.
Кобылы, кобылы. Девять молодых кобыл, которые могли дать бесчисленное потомство верховых лошадей.
Не баловала их и погода. Каждый вечер, когда они останавливались на ночлег, Эпоне приходилось тратить много времени, чтобы развести костер. Она шептала заклинания, обращенные к тучам и ветру, низко кланялась Земле-Матери, шепча ей хвалебные слова. Она с почтением относилась к огню и полными любви жестами приветствовала деревья, мимо которых они проезжали.
Они ехали по спокойной стране, в не самое худшее из времен года, и в глубине души Дасадас сокрушался, что никогда не сможет постичь магию, которой владеет его спутница.
Живот женщины пух с каждым днем, и по вечерам под ее глазами темнели следы утомления.
– Нам надо остановиться, – вновь и вновь настаивал Дасадас.
– Я хочу ехать дальше, – упрямо твердила она, и спорить с нею было совершенно невозможно.
Чтобы не причинять Дасадасу боль, она не объясняла ему своих мотивов, пока наконец его настойчивость не вынудила ее открыться.
– Может быть, Кажак уже бежал из кочевья, – сказала Эпона. – Его положение было почти безнадежным, но я не думаю, чтобы он покорно ждал, пока шаманы с ним расправятся. Может быть, он тоже уже направляется на запад. Во всяком случае, я должна опередить его, в противном случае ему грозит большая беда.
– Мы никогда больше не увидим Кажака, – уверенно сказал Дасадас. – Нам даже не следует называть его имя; произнося имена покойников, можно привлечь к себе их внимание, а это может плохо для нас кончиться.
– Ты ничего не знаешь, Дасадас, – мягко проговорила Эпона. – Кажак не мертв. И духи тех, кто перешел в мир иной, не всегда бывают нашими врагами: Кажак, конечно, не был бы им. Но он не мертв.
– Откуда ты знаешь?
Она положила руку на живот.
– Я знаю.
Она была убеждена, что знает, и все же временами ее одолевали сомнения. По ночам, лежа на земле, она вспоминала слова Уиски: «Чтобы заглянуть в будущее, требуется много смелости, к тому же то, что ты там увидишь, может опалить тебе глаза». Но ведь она друидка, у нее должен быть провидческий дар. Если она обладает истинной верой, она может заглянуть в будущее и увидеть там живого Кажака.
«Вспомни и другие слова Уиски, – заговорил дух. – Друид должен уметь обуздывать себя, уметь противиться искушению».
«Да», – молча согласилась Эпона. Шаманы не смогли противиться искушению, они захватили власть и грабастают все, что могут, алчными руками, но из этого может проистечь только зло. Образу жизни скифов, их обычаям и традициям может быть нанесен непоправимый ущерб; все это может подвергнуться уродливым искажениям.
Но это не ее забота. Она должна думать о своем племени. О своем народе. Только о своем народе: ведь она и ее ребенок возвращаются домой.
Путь был долгим и трудным, но ее сердце радостно пело на каждом шагу. Ее как будто направляли чьи-то незримые руки. Ее как будто несло потоком воды. Наконец-то она поступает в соответствии с узором своей судьбы, и отныне все должно пойти гладко.
Она возвращается домой.
Они загнали кобыл в мелкую заводь, чтобы те напились воды и пощипали траву по берегам, и уже расседлывали коней, когда поняли, что допустили большую оплошность. Но было уже слишком поздно.
Из-за вершины лесистого холма вынырнул отряд воинов.
ГЛАВА 31
Судя по их внешнему виду, это были даки. Белокурые мускулистые люди в бронзовых доспехах, вооруженные метательными копьями и мечами. Увидев, что это не одна из тех пестрых шаек грабителей, которые разбойничали на торговых дорогах, нападая на торговцев, Эпона испытала вначале чувство облегчения.
Но это чувство длилось недолго. Предводитель даков, человек с выдающейся вперед челюстью, в бронзовом шлеме, украшенном пером, знаком его главенства, показал на нее и завопил:
– Это она, кельтская женщина. – И все даки кинулись к ней.
Она и Дасадас отчаянно отстреливались, укладывая каждой стрелой по одному человеку. Но враги превосходили их численностью, и около двух десятков даков подбежали к Эпоне и Дасадасу и схватили поводья их коней. Они упорно отбивались, теперь уже кинжалами и мечами, но Эпоне, в ее положении, трудно было сопротивляться, и хотя Дасадас сражался как одержимый, даки скоро его одолели.
Охваченное ужасом, их небольшое кобылье стадо помчалось по дороге и через несколько мгновений скрылось из виду.
Предводитель стащил потрясенную Эпону с седла. В этот миг она пожалела, что не дала серому жеребцу сигнал, означающий «Убей врага», по которому тот пустил бы в ход свои смертоносные копыта и зубы. Можно было подумать, что новая жизнь, которая зародилась в ее чреве, удержала ее от такого зверского убийства.
– Это наверняка та самая женщина, – радостно прокричал предводитель. Он сорвал войлочную шапку с головы Эпоны, которую держали двое его людей, и ее волосы рассыпались по плечам.
– Рыжевато-золотистые волосы, большой живот, признак беременности, – удовлетворенно сказал он. – Точь-в-точь, как ее описал крестьянин.
– Какой крестьянин? Что все это значит? – спросила Эпона, не подавая вида, что она испугана.
– Ты вылечила хромого пони, принадлежащего крестьянину, который взамен напоил и накормил тебя и разрешил твоим кобылам попастись в его загоне, – объяснил дак. – И этот крестьянин теперь только и рассказывает о тебе, с большим восторгом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121