- Ужасно неудобный халат, - сказала она. - Лучше бы твои штаны или что-нибудь такое.
- Ни к чему, - сказал Тревелер. - Представь: ты падаешь - и штаны в клочья.
- Не торопись, - сказал Оливейра. - Еще чуть-чуть - и я доброшу до тебя веревку.
- Какая широкая улица, - сказала Талита, глянув вниз. - Гораздо шире, чем кажется из окна.
- Окна - глаза города, - сказал Тревелер, - и, естественно, искажают то, на что смотрят. А ты сейчас находишься в точке наивысшей чистоты и видишь все так, как, например, голубь или лошадь, которые не знают, что у них есть глаза.
- Оставь свои мысли для журнала «NRF» и привяжи хорошенько доску, - посоветовал Оливейра.
- Ты терпеть не можешь, когда другие опережают тебя и говорят то, что хотелось бы сказать тебе самому. А доску я могу привязывать, не переставая думать и говорить.
- Я, наверное, уже почти на середине, - сказала Талита.
- На середине? Да ты только-только оторвалась от окна. До середины тебе еще метра два, не меньше.
- Немного меньше, - сказал Оливейра, подбадривая. - Сейчас я тебе кину веревку.
- По-моему, доска подо мной прогибается, - сказала Талита.
- Ничего подобного, - сказал Тревелер, сидевший на другом конце доски, в комнате. - Только немного вибрирует.
- И кроме того, ее конец лежит на моей доске, - сказал Оливейра. - Едва ли обе доски свалятся сразу.
- Конечно, но не забудь: я вешу пятьдесят шесть килограммов, - сказала Талита. - А на середине я буду весить самое меньшее двести. Я чувствую, доска опускается все больше.
- Если бы она опускалась, - сказал Тревелер, - у меня бы уже ноги оторвались от пола, а я опираюсь ими на пол, да еще согнул их в коленях. Правда, бывает доски переламываются, но очень редко.
- Продольное сопротивление на разрыв волокон древесины довольно высокое, - вступил Оливейра. - Такое же, как например, у вязанки тростника и тому подобное. Я полагаю, ты захватила заварку и гвозди.
- Они у меня в кармане, - сказала Талита. - Ну, бросай веревку. А то я начинаю нервничать.
- Это от холода, - сказал Оливейра, сворачивая веревку, как это делают гаучо. - Осторожно, не потеряй равновесия. Пожалуй, для уверенности, я наброшу на тебя лассо, чтобы ты его ухватила.
«Интересно, - подумал он, глядя на веревку, летящую над головой Талиты. - Все получается, если захочешь по-настоящему. Единственное фальшивое во всем этом - анализ».
- Ну вот, ты почти у цели, - возвестил Тревелер. - Закрепи ее так, чтобы можно было связать разошедшиеся концы.
- Обрати внимание, как я набросил на нее аркан, - сказал Оливейра. - Теперь, Ману, ты не скажешь, что я не мог бы работать с вами в цирке.
- Ты оцарапал мне лицо, - жалобно сказала Талита. - Веревка ужасно колючая.
- В техасской шляпе выхожу на арену, свищу что есть мочи и заарканиваю весь мир, - вошел в раж Оливейра. - Трибуны обрушиваются аплодисментами, успех, какого цирковые анналы не помнят.
- Ты перегрелся на солнце, - сказал Тревелер, закуривая сигарету. - Сколько раз я говорил - на называй меня Ману.
- Не хватает сил, - сказала Талита. - Веревка шершавая, никак не завязывается.
- В этом заключается амбивалентность веревки, - сказал Оливейра. - Ее естественная функция саботируется таинственной тенденцией к нейтрализации. Должно быть, это и называется энтропией.
- По-моему, хорошо закрепила, - сказала Талита. - Может, еще раз обвязать, один конец получился намного длиннее.
- Да, обвяжи его вокруг доски, - сказал Тревелер. - Ненавижу, когда что-то остается и болтается, просто отвратительно.
- Обожает совершенство во всем, - сказал Оливейра. - А теперь переходи на мою доску: надо опробовать мост.
- Я боюсь, - сказала Талита. - Твоя доска выглядит не такой крепкой, как наша.
- Что? - обиделся Оливейра. - Не видишь разве - это настоящая кедровая доска. Разве можно ее сравнить с вашим сосновым барахлом. Спокойно переходи на мою, не бойся.
- А ты что скажешь, Ману? - спросила Талита, оборачиваясь.
Тревелер, собираясь ответить, оглядел место соединения досок, кое-как перевязанное веревкой. Сидя верхом на доске, он чувствовал: она подрагивает, не поймешь, приятно или неприятно. Талите достаточно было упереться руками, чуть-чуть продвинуться вперед - и она оказывалась на доске Оливейры. Конечно, мост выдержит, сделан на славу.
- Погоди минутку, - сказал Тревелер с сомнением. - А ты не можешь дотянуться до него оттуда?
- Конечно, не может, - сказал Оливейра удивленно. - Зачем это? Ты хочешь все испортить?
- Дотянуться до него я не могу, - уточнила Талита. - А вот бросить ему кулек - могу, отсюда это легче легкого.
- Бросить, - расстроился Оливейра. - Столько возились, а под конец хотят просто бросить - и все.
- Тебе только руку протянуть, до кулька сорока сантиметров не будет, - сказал Тревелер, - и незачем Талите добираться до тебя. Бросит тебе кулек - и привет.
- Она промахнется, как все женщины, - сказал Оливейра. - И заварка рассыпется по мостовой, я уж не говорю о гвоздях.
- Не беспокойся, - сказала Талита и заторопилась достать кулек. - Может, не в самые руки, но в окно-то попаду.
- И заварка рассыпется по полу, а пол грязный, и я потом буду пить мерзкий мате с волосами, - сказал Оливейра.
- Не слушай его, - сказал Тревелер. - Бросай и двигай назад.
Талита обернулась и посмотрела на него, чтобы понять, всерьез ли он. Тревелер глядел на нее: этот его взгляд она хорошо знала и почувствовала, как ласковый озноб пробежал по спине. Она сжала кулечек и примерилась.
Оливейра стоял опустив руки; казалось, ему было совершенно все равно, как поступит Талита. Он пристально посмотрел на Тревелера поверх головы Талиты, а Тревелер так же пристально смотрел на него. «Эти двое между собой перекинули еще один мост, - подумала Талита. - Упади я сейчас, они и не заметят». Она глянула на брусчатку внизу: служанка смотрела на нее разинув рот; вдалеке, из-за второго поворота, показалась женщина, похоже, Хекрептен. Талита застыла, опершись о доску рукой, в которой сжимала кулечек.
- Ну вот, - сказал Оливейра, - Этого следовало ожидать, и никто тебя не переменит. Ты подходишь к чему-то вплотную, кажется, ты вот-вот поймешь, что это за штука, однако ничего подобного - ты начинаешь крутить ее в руках, читать ярлык. Так ты никогда не поймешь о вещах больше того, что о них пишут в рекламе.
- Ну и что? - сказал Тревелер. - Почему, братец, я должен подыгрывать тебе?
- Игра идет сама по себе, ты же суешь палки в колеса.
- Но колеса запускаешь ты, если уж на то пошло.
- Не думаю, - сказал Оливейра. - Я всего-навсего породил обстоятельства, как говорят образованные люди. А игру надо играть чисто.
- Так, старина, всегда говорят проигравшие.
- Как не проиграть, если тебе ставят подножку.
- Много на себя берешь, - сказал Тревелер. - Типичный гаучо.
Талита знала, что так или иначе, но речь шла о ней, и не отрывала глаз от служанки, которая застыла на стуле, разинув рот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148