– Извините… Я хотел бы…
– Что?
– Я… быть может, я могу… съездить в Москву?
Доктор Берг внимательно посмотрел на него и задумался:
– Вы? Гм… Как ваша фамилия?
– Михаил Болотов.
– Болотов? Вы не брат Андрея Николаевича?
– Да, да… конечно… я его брат… – заторопился Миша.
Берг и Вера Андреевна переглянулись.
– Когда вы можете ехать?
– Ехать?… Как когда?… Сию минуту, сейчас… Вера Андреевна вздохнула и промолвила нерешительно:
– Ну, зачем именно он? Да и будет ли доволен Андрей Николаевич? Ведь и без него кто-нибудь найдется…
– Нет, нет… Пожалуйста… Андрюша будет очень, очень доволен… Уж пожалуйста… Нет, я уж поеду, – залепетал, не давая ей договорить, Миша.
Когда через час, получив партийные «пароли» и «конспиративное» поручение к брату, Миша вышел на улицу, была поздняя ночь. На многолюдном, сверкающем Невском ослепительно сияли голубые электрические шары. Над ними небо было черное, чернее чернил, и не было видно звезд. «В Москве баррикады, – восторженно повторял Миша, – в Москве Андрюша, и я поеду в Москву… с поручением от комитета… Да, с поручением от комитета… Как великолепно все вышло… Вот она, великая революция!..» Он взглянул на часы и побежал к Николаевскому вокзалу.
XX
По совету доктора Берга Миша из «конспирации» вышел на станции Лихославль и пересел на вяземский поезд. Прождав на вокзале в Вязьме пять бесконечных часов, он выехал в Москву ночью. Рано утром в Голицыне поезд внезапно остановился.
– Господа, поезд не идет дальше… Господа, попрошу выходить… – проходя по вагонам, говорил облепленный снегом кондуктор.
– Как? Почему не идет?… – догнал его Миша, холодея при мысли, что и сегодня не будет в Москве.
– Так что не идет… – ответил кондуктор и взялся за ручку двери.
– Нет… ради Бога… Ведь мне, ей-богу, необходимо… – взмолился Миша.
Кондуктор боязливо оглянулся кругом.
– Забастовочный комитет не велел.
Немногочисленные полусонные пассажиры, ворча и ругаясь, вылезали из темных вагонов. От дыхания многих людей в морозном воздухе висело белое облако пара. В Голицыне все было обычно и мирно, точно не было баррикад в Москве. В буфете звонко позвякивала посуда. За окном, склонившись над аппаратом, мерно стучал неугомонный телеграфист. Молодой начальник станции, пощипывая бородку, расхаживал по платформе.
– Господин начальник!.. Господин начальник!.. – бросился к нему Миша. – Как же мне проехать в Москву?
Начальник станции с раздражением махнул рукой:
– А я почем знаю? Оставьте меня в покое… Разве я виноват? Получена телеграмма по линии: вся дорога бастует…
«Как же быть? – с отчаянием думал Миша, толкаясь в холодном буфете и проглатывая безвкусный, обжигающий горло чай. – Я же должен проехать в Москву… Ведь не могу же я вернуться обратно… Ведь это позор… Товарищи, Андрюша дерутся в Москве, а я сиди тут, в этом проклятом Голицыне. Нет, невозможно… Я должен ехать. Но как? Не идти же пешком?… А если нанять лошадей?»
– Господин начальник!.. – наскоро расплачиваясь и выбегая опять на мороз, закричал он, заметив красный околыш.
– Чего вам? Ведь я уже сказал вам…
– Господин начальник, мне совершенно необходимо… Бога ради, посоветуйте что-нибудь… Нельзя ли лошадей?… Я могу заплатить…
Начальник станции в недоумении развел руками.
– Лошадей?… До Москвы… н-не знаю… Погодите, – сжалился он. – На запасном пути стоит паровоз… Идет в Москву… Попроситесь. Может быть, и возьмут… Только вряд ли… – И, повернувшись круто на каблуках, он ушел в дежурную комнату.
Миша, прыгая через рельсы и оставляя на пушистом снегу следы, побежал на запасный путь. Тяжелый, курьерский, десятиколесный паровоз с тендером, без вагонов, стоял под парами. На площадке его работали двое, густо закопченных сажей, людей. «Господи, не возьмут!» – со страхом подумал Миша.
– Чего надо? – неприветливо сказал черный, как негр, кочегар, когда Миша, запыхавшись, остановился у паровоза.
– Господа, паровоз идет в Москву?
– Много будешь знать, скоро состаришься.
– Как же?… А мне сказали… – оробел Миша и голосом, полным слез, подымая вверх к паровозу румяное и взволнованное лицо, заговорил быстро:
– Мне очень нужно в Москву… Очень… Одна надежда на вас…
– А какие такие дела у тебя в Москве?
Миша смутился. Он не смел доверить постороннему человеку, – что он – член партии и едет по революционному поручению, придумать же невинный предлог было трудно. Кочегар молча, пристально и недружелюбно, ожидая ответа, смотрел на него. «Эх… была не была… Все равно пропадать…» – тряхнул Миша кудрявою головой и срывающимся голосом сказал:
– В Москве восстание…
– А у тебя там кума?
– Ради Христа, довезите…
– Довезти?… Очень ты прост… Ну, проваливай, пока цел…
Пронзительно свистнул свисток. Миша понял, что паровоз сейчас тронется. Чувствуя, что теряет невозвратимую, единственную надежду, и боясь даже думать о станции, он крепко вцепился в поручни паровоза.
– Ради Бога… я… я… из боевой дружины…
Пожилой, с седыми усами, машинист свесился вниз и с любопытством, с ног до головы, оглядел Мишу.
– Из дружины?
– Да, да… из дружины…
– Ты?… А револьвер у тебя есть?
– Револьвер? – сконфузился Миша.
– Ну да, револьвер.
– Револьвера нет…
Машинист насмешливо улыбнулся.
– Эх ты… горе-дружинник… Ну, Бог с тобой, полезай, – вдруг ласково сказал он и протянул Мише руку. Миша, не веря от счастья ушам, вскарабкался наверх и скромно сел на кучу углей. Он не сомневался уже, что паровоз комитетский и что машинист, и его помощник, и начальник станции, и кондуктор – великолепные люди, революционеры, может быть, террористы. «Они увидят, что я не хуже других. Они увидят, что и я – верный член партии…» – думал он, с трепетом ожидая свистка. Кочегар положил руку на блестящий, с отполированной ручкой, рычаг.
– Ехать, Егор Кузьмич?
– А то чего же? Капусту садить?…
Опять пронзительно свистнул острый свисток. Паровоз плавно, медленно, точно нехотя, тронулся с места. Пробежало Голицыне, красный околыш, платформа, железнодорожный буфет и склоненный над аппаратом телеграфист. Впереди, между досиня белых сугробов, зазмеились узкие рельсы. Запахло горячим дымом. Морозный ветер захлестал в щеки. Мише было холодно, но он крепился и терпел молча, опасаясь рассердить машиниста. «Как Андрюша удивится, когда я расскажу о своей поездке, и как обрадуется, что дорога забастовала… Как хорошо… И какой смелый, прекрасный этот Егор Кузьмин!» – думал он, хлопая руками, чтобы согреться.
– Холодно? – улыбнулся ему кочегар.
– Нет, ничего… – стуча зубами, бодро ответил Миша.
– А ты к топке сядь. Нам вот не холодно.
Миша пересел к топке. Стало жарко. Через четверть часа, под гром железных колес и неумолкающие свистки паровоза, Миша рассказывал все, известные ему, партийные тайны:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126