Сказал тогда, когда убедился, что Бенц не видит иного искупления, кроме смерти. Он упомянул о возвращении в Германию! И произнес эти слова обдуманно и оценив все возможности. Бенц не допускал, что Лафарж способен обмануть его пустыми надеждами, лживыми посулами, еще более жестокими, чем поступок Елены. Он встрепенулся.
– Как? – спросил он, почти не в силах выдержать напряжение.
– Вернувшись в Германию через какую-нибудь нейтральную страну. С болгарским паспортом. Вы понимаете?
У Бенца перехватило дыхание, потом сердце вдруг забилось с безумной силой. Боже мой, как не понять?… Но он все еще не верил своим ушам. Неужели это не коварная, жестокая шутка?
– Паспорт я вам достану, – продолжал Лафарж. – Это в моих силах. А также штатскую одежду. Вы вернетесь в свой полк, придумаете какую-нибудь причину опоздания и, разумеется, понесете известное наказание… Но вы дадите мне честное слово офицера, что по дороге не будете проявлять никакого интереса ни к чему, что касается армий Антанты.
Слова его, спокойные и ясные, были словами честного человека. Нервы Бенца были натянуты до предела, его охватило неописуемое ощущение жгучей радости и головокружительного облегчения, какое испытывает человек, вновь обретающий самое дорогое, безнадежно потерянное. Германия, Германия!.. Бенц понял, что, какое бы безумие ни владело им последний год, кат; бы мало он ни думал о родине, она продолжала существовать в нем, в его крови и духе, как нерушимое наследие веков, которое никакие страсти не могли подавить. Теперь родина поднималась над пепелищем его любви и, как нежная мать, которая все прощает, снова звала его к себе. Звала кровь Германии, ее страдания, звали раненые солдаты в ее госпиталях!.. Все незримые узы, соединявшие его с родиной, которые казались ему навек разорванными, возрождались и будили в душе жажду жизни. Он был так взволнован, что на некоторое время потерял способность рассуждать о чем бы то ни было. Он был ошеломлен, совершенно ошеломлен и не мог вымолвить ни слова. Внезапное возвращение к жизни вызывает у смертника почти такое же потрясение, как и нежданный призрак смерти, вдруг возникший среди радости и веселья.
Когда Бенц очнулся, он заметил, что Лафарж внимательно наблюдает за ним.
– Вы с ума сошли, – еле выдавил из себя Бенц.
– Возможно, – сказал Лафарж, – но в меньшей степени, чем вы.
Он снова предложил Бенцу сигарету. Бенц закурил и с торопливостью невменяемого зашагал по комнате.
– Вы не имеете права так поступать!.. – с горячностью заявил он, словно открывая Лафаржу глаза на неизвестную ему истину.
– Знаю, – сказал Лафарж.
– А я – соглашаться с риском, который вы берете на себя.
– Не беспокойтесь обо мне.
– Но если меня задержат?
– От этого ваше положение не станет хуже.
– А ваше?
– У меня достаточно власти, чтобы объяснить все, как я сочту нужным.
Оба очень удивились, когда, выйдя из комнаты, обнаружили, что Елена исчезла.
Лафарж обошел весь дом, но не нашел ее.
– Она ушла!.. – с изумлением сказал он.
– Вы ее отыщете, – сказал Бенц с горькой усмешкой.
– Да, но почему она ушла?
– Из страха.
– Не может быть. Она видела, как мы разговариваем. Ей нечего было бояться…
Лафарж еще раз обошел все комнаты, зажигая лампы и вглядываясь в каждый угол. Когда он вернулся, лицо его выражало затаенную тревогу.
– Я приду завтра вечером, – сказал он быстро, надевая плащ. – Паспорт и визы будут готовы не позже чем послезавтра. А пока…
Он протянул руку и взглянул на Бенца.
– Дайте мне честное слово, что не прибегнете к другим решениям!
– Даю, – сказал Бенц.
– А я вам – мое.
Они обменялись рукопожатием. Глаза их встретились. Оба почувствовали, что в этот миг они забыли про ненависть, которая движила миллионами немцев и французов, еще продолжавших сражаться. Встретились две человеческие души, между которыми проскочила искра сочувствия – таинственный, милосердный свет, единственный, который мерцает иногда во мраке безысходности и отчаяния.
Лафарж Пьер Жан!.. Почему это имя так глубоко отозвалось в сердце Бенца? Как будто судьба, сведя его с Еленой и с Лафаржем, хотела одновременно показать ему крайности ненависти и великодушия!
Можно ли верить Лафаржу? Вот вопрос, который задал себе Бенц тотчас же после его ухода. Происшедшее казалось ему столь невероятным, что, оставшись один, Бенц в первые минуты усомнился в выполнимости обещания Лафаржа. Однако неоспоримые факты говорили в пользу капитана. Лафарж, положившись на слово Бенца, предоставил ему полную свободу действий – вплоть до бегства. Он явно сочувствует Бенцу. И наконец, Лафарж – офицер и дал ему честное слово. У офицеров своя мораль, которая сурово осуждает измену, подлость, вероломство. Если Лафарж почему-либо намеревался выдать Бенца, неужели он прибег бы к такому чудовищному лицемерию, давая Бенцу свое обещание?
Все эти соображения успокоили Бенца. Возвращение к жизни людей, примирившихся было с необходимостью умереть, подобно второму рождению. Стихает мучительная душевная боль, мысль работает трезво, воля готова к действию. Дух возрождается, и люди скоро создают себе новые иллюзии или незаметно возвращаются к старым. Бенц переживал именно такой подъем жизненных сил. Он потерял Елену, но все еще любил ее. И это чувство, так же как и возможность спасти свою честь, снова привязывало его к жизни. Когда Бенц увидел Елену впервые, он и думать не смел, что она станет его любовницей. Разве не смирился он тогда со своей скромной участью, разве не был счастлив, как Андерсон, просто от того, что дышит одним с ней воздухом? Чем же это состояние отличалось от его теперешнего и от того, которое было ему уготовано в будущем? Имел ли он право осуждать и ненавидеть Елену? Ах, как жестоко раскаивался сейчас Бенц, как сожалел о пощечине!.. Он мечтал вновь встретиться с ней, целовать ей руки, умолять о прощении. С грустным смирением его любовь оживала и, как побитая, униженная собака, была готова переносить новые обиды…
Бенц съел оставшиеся в столовой бутерброды. Голод – удивительная сила, которая заявляет о своих правах даже в самые возвышенные моменты. Бенц в конце концов успокоился или, точнее, смирился с судьбой. Внезапный и полный разрыв с Еленой имел ту хорошую сторону, что избавлял его от мучительных сомнений, которые он испытывал бы, если бы слухи об ее отношениях с Лафаржем доходили до него со стороны. Нет ничего бесплоднее и мучительнее размышлений ревнивца, которые питаются лишь смутными подозрениями. Бенцу было знакомо это состояние и он находил горькое утешение в том, что строил планы своей будущей жизни уже без Елены… Да, он будет жить мыслью о ней и в бесплотной дружбе с ее призраком будет ждать старости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
– Как? – спросил он, почти не в силах выдержать напряжение.
– Вернувшись в Германию через какую-нибудь нейтральную страну. С болгарским паспортом. Вы понимаете?
У Бенца перехватило дыхание, потом сердце вдруг забилось с безумной силой. Боже мой, как не понять?… Но он все еще не верил своим ушам. Неужели это не коварная, жестокая шутка?
– Паспорт я вам достану, – продолжал Лафарж. – Это в моих силах. А также штатскую одежду. Вы вернетесь в свой полк, придумаете какую-нибудь причину опоздания и, разумеется, понесете известное наказание… Но вы дадите мне честное слово офицера, что по дороге не будете проявлять никакого интереса ни к чему, что касается армий Антанты.
Слова его, спокойные и ясные, были словами честного человека. Нервы Бенца были натянуты до предела, его охватило неописуемое ощущение жгучей радости и головокружительного облегчения, какое испытывает человек, вновь обретающий самое дорогое, безнадежно потерянное. Германия, Германия!.. Бенц понял, что, какое бы безумие ни владело им последний год, кат; бы мало он ни думал о родине, она продолжала существовать в нем, в его крови и духе, как нерушимое наследие веков, которое никакие страсти не могли подавить. Теперь родина поднималась над пепелищем его любви и, как нежная мать, которая все прощает, снова звала его к себе. Звала кровь Германии, ее страдания, звали раненые солдаты в ее госпиталях!.. Все незримые узы, соединявшие его с родиной, которые казались ему навек разорванными, возрождались и будили в душе жажду жизни. Он был так взволнован, что на некоторое время потерял способность рассуждать о чем бы то ни было. Он был ошеломлен, совершенно ошеломлен и не мог вымолвить ни слова. Внезапное возвращение к жизни вызывает у смертника почти такое же потрясение, как и нежданный призрак смерти, вдруг возникший среди радости и веселья.
Когда Бенц очнулся, он заметил, что Лафарж внимательно наблюдает за ним.
– Вы с ума сошли, – еле выдавил из себя Бенц.
– Возможно, – сказал Лафарж, – но в меньшей степени, чем вы.
Он снова предложил Бенцу сигарету. Бенц закурил и с торопливостью невменяемого зашагал по комнате.
– Вы не имеете права так поступать!.. – с горячностью заявил он, словно открывая Лафаржу глаза на неизвестную ему истину.
– Знаю, – сказал Лафарж.
– А я – соглашаться с риском, который вы берете на себя.
– Не беспокойтесь обо мне.
– Но если меня задержат?
– От этого ваше положение не станет хуже.
– А ваше?
– У меня достаточно власти, чтобы объяснить все, как я сочту нужным.
Оба очень удивились, когда, выйдя из комнаты, обнаружили, что Елена исчезла.
Лафарж обошел весь дом, но не нашел ее.
– Она ушла!.. – с изумлением сказал он.
– Вы ее отыщете, – сказал Бенц с горькой усмешкой.
– Да, но почему она ушла?
– Из страха.
– Не может быть. Она видела, как мы разговариваем. Ей нечего было бояться…
Лафарж еще раз обошел все комнаты, зажигая лампы и вглядываясь в каждый угол. Когда он вернулся, лицо его выражало затаенную тревогу.
– Я приду завтра вечером, – сказал он быстро, надевая плащ. – Паспорт и визы будут готовы не позже чем послезавтра. А пока…
Он протянул руку и взглянул на Бенца.
– Дайте мне честное слово, что не прибегнете к другим решениям!
– Даю, – сказал Бенц.
– А я вам – мое.
Они обменялись рукопожатием. Глаза их встретились. Оба почувствовали, что в этот миг они забыли про ненависть, которая движила миллионами немцев и французов, еще продолжавших сражаться. Встретились две человеческие души, между которыми проскочила искра сочувствия – таинственный, милосердный свет, единственный, который мерцает иногда во мраке безысходности и отчаяния.
Лафарж Пьер Жан!.. Почему это имя так глубоко отозвалось в сердце Бенца? Как будто судьба, сведя его с Еленой и с Лафаржем, хотела одновременно показать ему крайности ненависти и великодушия!
Можно ли верить Лафаржу? Вот вопрос, который задал себе Бенц тотчас же после его ухода. Происшедшее казалось ему столь невероятным, что, оставшись один, Бенц в первые минуты усомнился в выполнимости обещания Лафаржа. Однако неоспоримые факты говорили в пользу капитана. Лафарж, положившись на слово Бенца, предоставил ему полную свободу действий – вплоть до бегства. Он явно сочувствует Бенцу. И наконец, Лафарж – офицер и дал ему честное слово. У офицеров своя мораль, которая сурово осуждает измену, подлость, вероломство. Если Лафарж почему-либо намеревался выдать Бенца, неужели он прибег бы к такому чудовищному лицемерию, давая Бенцу свое обещание?
Все эти соображения успокоили Бенца. Возвращение к жизни людей, примирившихся было с необходимостью умереть, подобно второму рождению. Стихает мучительная душевная боль, мысль работает трезво, воля готова к действию. Дух возрождается, и люди скоро создают себе новые иллюзии или незаметно возвращаются к старым. Бенц переживал именно такой подъем жизненных сил. Он потерял Елену, но все еще любил ее. И это чувство, так же как и возможность спасти свою честь, снова привязывало его к жизни. Когда Бенц увидел Елену впервые, он и думать не смел, что она станет его любовницей. Разве не смирился он тогда со своей скромной участью, разве не был счастлив, как Андерсон, просто от того, что дышит одним с ней воздухом? Чем же это состояние отличалось от его теперешнего и от того, которое было ему уготовано в будущем? Имел ли он право осуждать и ненавидеть Елену? Ах, как жестоко раскаивался сейчас Бенц, как сожалел о пощечине!.. Он мечтал вновь встретиться с ней, целовать ей руки, умолять о прощении. С грустным смирением его любовь оживала и, как побитая, униженная собака, была готова переносить новые обиды…
Бенц съел оставшиеся в столовой бутерброды. Голод – удивительная сила, которая заявляет о своих правах даже в самые возвышенные моменты. Бенц в конце концов успокоился или, точнее, смирился с судьбой. Внезапный и полный разрыв с Еленой имел ту хорошую сторону, что избавлял его от мучительных сомнений, которые он испытывал бы, если бы слухи об ее отношениях с Лафаржем доходили до него со стороны. Нет ничего бесплоднее и мучительнее размышлений ревнивца, которые питаются лишь смутными подозрениями. Бенцу было знакомо это состояние и он находил горькое утешение в том, что строил планы своей будущей жизни уже без Елены… Да, он будет жить мыслью о ней и в бесплотной дружбе с ее призраком будет ждать старости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53