Как любит говорить Джон Кандотти: иногда лучшим решением является самое простое. А такой знаток человеческой натуры, как Иисус, однажды молвил: «Просторны ворота и широка тропа, ведущие к погибели, и многие идут этим путем».
Терпение – добродетель старого моряка, подумал Джулиани. Сперва один галс, затем другой.
Его штат в Риме, заботливо воспитанный и обученный за эти последние десять лет, был достаточно компетентным. Давно пора делегировать туда больше полномочий, позволяя более молодым делаться сильней, пока он будет держать румпель легкой рукой. Пришло время именно этому старому священнику, Винчу Джулиани, обратить опыт и знание всей своей жизни на решение одной человеческой проблемы, призвать всю свою мудрость, чтобы помочь одной человечьей душе, одному человеку, который с горечью зовет себя шлюхой Господа. Терпение. Это будет длиться столько, сколько потребуется.
Винченцо Джулиани наконец поднялся и направился к окну, рядом с которым все это время стоял, глядя на дождь, Сандос, серый, как нынешняя погода. Остановившись перед ним, Джулиани подождал, пока Сандос его заметит, ибо научился не пугать этого человека, подходя к нему со спины.
– Пойдем, Эмилио, – тихо сказал Винч Джулиани. – Я куплю тебе пива.
23
Город Гайджур: Вторая Наалпа
Деревня Кашан: семь недель после контакта
Супаари Ва Гайджур получил выгоду от присутствия иезуитской группы на Ракхате еще до того, как узнал о ее существовании. Для него это было и характерным, и необычным сразу. Характерным – потому что он распознавал новых партнеров руна раньше, чем кто-либо еще, и принимал меры, дабы захватить рынок как раз перед тем, как цены в Гайджуре начнут расти. Необычным – потому что он не располагал фактами, определявшими рынок, прежде чем начал действовать. Ему было не свойственно так рисковать, не получив сперва сведений. Эта опасная игра принесла изрядные барыши, но даже когда доходы были подсчитаны, у него осталось ощущение неловкости: словно он только что избежал смерти в хааран – дуэли, затеянной в сильном подпитии.
Следуя через торговый склад вместе с Ауиджан, своим руна-секретарем, которая записывала его приказы и вопросы, Супаари заметил одну из жительниц деревни Кашан, женщину по имени Чайпас, стоявшую у входа и ожидавшую разрешения говорить с ним. Она носила каскад лент, прикрепленных к кольцу, охватывавшему голову, – водопад красок, изящно струившийся по ее спине. Красиво, подумал Супаари. И это впятеро увеличит количество лент двойной длины, необходимое каждому, кто захочет перенять моду. Он повернулся к Ауиджан:
– Созови посыльных. Скупи ленты, все, что есть. Получи контракты на все поставки, действительные…
Супаари помедлил. Сколько это продлится?
– Кое-кто считает, что эти контракты истекут не позднее Восьмой Наалпы.
Супаари Ва Гайджур остерегался оспаривать суждения Ауиджан по таким вопросам.
– Да. Когда вернешься, прикажи Саралле выбросить какие-нибудь товары, чтобы освободить место для этих грузов, – даже если нам придется потерять на бериндже. Доставка после наступления красного света, понятно?
Одним из многих преимуществ работы с руна, как выяснил Супаари за эти годы, было то, что джанаата плохо видят в красном свете – в отличие от руна. Это обеспечивало секретность сделок, о которых его конкуренты, дрыхнувшие в красные и черные часы, даже не подозревали.
Он проследил, как Ауиджан выходит во двор, собирая посыльных. Запустив эту операцию, Супаари плавно двинулся к Чайпас, женщине-Ва Кашани, и приветствовал гостью на ее языке, протянув к ней обе руки:
– Чаллама кхаери, Чайпас.
Наклонившись вперед, он вдохнул ее запах, смешанный с ароматом лент.
Необычная селянка, готовая путешествовать в одиночку и вести дела с Супаари Ва Гайджур напрямую, на его территории, Чайпас Ва Кашани ответила на это приветствие без страха. Если не обращать пристального внимания на их облачение и глядеть издали, особо не вглядываясь, они были похожи, как близкие родственники. Супаари был массивней и чуть крупнее – впечатление, усиленное нарядом из жесткой стеганой ткани; башмаками на деревянной подошве, на ширину ладони прибавлявшими ему роста; головным убором, который делал Супаари еще выше и обозначал его как торговца, а значит, и третьерожденного ребенка. Его нынешняя одежда подчеркивала разницу в образе их жизни, но когда он хотел, то мог сойти за руна, надевая свисающие нарукавники и ботинки городского рунао. Это не было незаконным, но никто так не делал. Большинство джанаата, даже третьих по рождению, скорее предпочли бы умереть, чем быть принятыми за руна. Но большинство джанаата, даже большинство третьих, не были столь богаты, как Супаари Ва Гайджур. Это богатство было его позором и его утешением.
Супаари увлек Чайпас внутрь помещения, подальше от прохожих, чтобы ее ленты не были замечены другими руна до того, как он получит возможность захватить рынок. Непринужденно болтая, Супаари проследовал впереди нее через склад, показывая дорогу в свой кабинет, словно она была тут впервые, и позволил ей разложить подушки по своему усмотрению, пока готовил йасапа – чай, который, как он знал, ей нравится. Сам обслужил гостью, даже сам налил, выказывая уважение, – Супаари Ва Гайджур двигался собственным путем, приносящим выгоду.
Заняв место напротив Чайпас, он удобно откинулся на подушки, стараясь поточнее скопировать ее позу. Они дружелюбно поговорили о видах на урожай синонджа, о здоровье ее мужа, Манужаи, и перспективах решения возможного спора между Кашан и Ланджери по поводу поля кджип. Супаари предложил себя на роль посредника – в случае если старшие не смогут договориться. У него не было желания навязываться, а долгая и утомительная поездка в Кашан его не прельщала, но на такие неудобства стоит идти, дабы держать свой запах свежим в чужих ноздрях.
– Сипадж, Супаари, – сказала Чайпас, наконец подойдя к цели своего визита. – Кое-кто привез тебе диковинку.
Потянувшись к плетеной сумке, она вынула маленький пакет, сделанный из причудливо согнутых листьев. Затем протянула его Супаари, но он с сожалением опустил уши: его руки были неспособны аккуратно развернуть этот предмет. В смущении Чайпас сама резко прижала уши, но Супаари воспринял ее жест как комплимент. Жители Кашани иногда забывали, что он джанаата. Учитывая его стиль жизни, это высокая похвала, подумал Супаари, хотя старший его брат убил бы Чайпас за такое, а средний упек бы ее в тюрьму.
Он смотрел, как Чайпас грациозно разворачивает упаковку своими ловкими длинными пальцами. Закончив, она протянула ему семь предметов, которые Супаари сперва принял за жуков или за необычно маленькие кинтаи. Затем, наклонившись вперед, он вдохнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
Терпение – добродетель старого моряка, подумал Джулиани. Сперва один галс, затем другой.
Его штат в Риме, заботливо воспитанный и обученный за эти последние десять лет, был достаточно компетентным. Давно пора делегировать туда больше полномочий, позволяя более молодым делаться сильней, пока он будет держать румпель легкой рукой. Пришло время именно этому старому священнику, Винчу Джулиани, обратить опыт и знание всей своей жизни на решение одной человеческой проблемы, призвать всю свою мудрость, чтобы помочь одной человечьей душе, одному человеку, который с горечью зовет себя шлюхой Господа. Терпение. Это будет длиться столько, сколько потребуется.
Винченцо Джулиани наконец поднялся и направился к окну, рядом с которым все это время стоял, глядя на дождь, Сандос, серый, как нынешняя погода. Остановившись перед ним, Джулиани подождал, пока Сандос его заметит, ибо научился не пугать этого человека, подходя к нему со спины.
– Пойдем, Эмилио, – тихо сказал Винч Джулиани. – Я куплю тебе пива.
23
Город Гайджур: Вторая Наалпа
Деревня Кашан: семь недель после контакта
Супаари Ва Гайджур получил выгоду от присутствия иезуитской группы на Ракхате еще до того, как узнал о ее существовании. Для него это было и характерным, и необычным сразу. Характерным – потому что он распознавал новых партнеров руна раньше, чем кто-либо еще, и принимал меры, дабы захватить рынок как раз перед тем, как цены в Гайджуре начнут расти. Необычным – потому что он не располагал фактами, определявшими рынок, прежде чем начал действовать. Ему было не свойственно так рисковать, не получив сперва сведений. Эта опасная игра принесла изрядные барыши, но даже когда доходы были подсчитаны, у него осталось ощущение неловкости: словно он только что избежал смерти в хааран – дуэли, затеянной в сильном подпитии.
Следуя через торговый склад вместе с Ауиджан, своим руна-секретарем, которая записывала его приказы и вопросы, Супаари заметил одну из жительниц деревни Кашан, женщину по имени Чайпас, стоявшую у входа и ожидавшую разрешения говорить с ним. Она носила каскад лент, прикрепленных к кольцу, охватывавшему голову, – водопад красок, изящно струившийся по ее спине. Красиво, подумал Супаари. И это впятеро увеличит количество лент двойной длины, необходимое каждому, кто захочет перенять моду. Он повернулся к Ауиджан:
– Созови посыльных. Скупи ленты, все, что есть. Получи контракты на все поставки, действительные…
Супаари помедлил. Сколько это продлится?
– Кое-кто считает, что эти контракты истекут не позднее Восьмой Наалпы.
Супаари Ва Гайджур остерегался оспаривать суждения Ауиджан по таким вопросам.
– Да. Когда вернешься, прикажи Саралле выбросить какие-нибудь товары, чтобы освободить место для этих грузов, – даже если нам придется потерять на бериндже. Доставка после наступления красного света, понятно?
Одним из многих преимуществ работы с руна, как выяснил Супаари за эти годы, было то, что джанаата плохо видят в красном свете – в отличие от руна. Это обеспечивало секретность сделок, о которых его конкуренты, дрыхнувшие в красные и черные часы, даже не подозревали.
Он проследил, как Ауиджан выходит во двор, собирая посыльных. Запустив эту операцию, Супаари плавно двинулся к Чайпас, женщине-Ва Кашани, и приветствовал гостью на ее языке, протянув к ней обе руки:
– Чаллама кхаери, Чайпас.
Наклонившись вперед, он вдохнул ее запах, смешанный с ароматом лент.
Необычная селянка, готовая путешествовать в одиночку и вести дела с Супаари Ва Гайджур напрямую, на его территории, Чайпас Ва Кашани ответила на это приветствие без страха. Если не обращать пристального внимания на их облачение и глядеть издали, особо не вглядываясь, они были похожи, как близкие родственники. Супаари был массивней и чуть крупнее – впечатление, усиленное нарядом из жесткой стеганой ткани; башмаками на деревянной подошве, на ширину ладони прибавлявшими ему роста; головным убором, который делал Супаари еще выше и обозначал его как торговца, а значит, и третьерожденного ребенка. Его нынешняя одежда подчеркивала разницу в образе их жизни, но когда он хотел, то мог сойти за руна, надевая свисающие нарукавники и ботинки городского рунао. Это не было незаконным, но никто так не делал. Большинство джанаата, даже третьих по рождению, скорее предпочли бы умереть, чем быть принятыми за руна. Но большинство джанаата, даже большинство третьих, не были столь богаты, как Супаари Ва Гайджур. Это богатство было его позором и его утешением.
Супаари увлек Чайпас внутрь помещения, подальше от прохожих, чтобы ее ленты не были замечены другими руна до того, как он получит возможность захватить рынок. Непринужденно болтая, Супаари проследовал впереди нее через склад, показывая дорогу в свой кабинет, словно она была тут впервые, и позволил ей разложить подушки по своему усмотрению, пока готовил йасапа – чай, который, как он знал, ей нравится. Сам обслужил гостью, даже сам налил, выказывая уважение, – Супаари Ва Гайджур двигался собственным путем, приносящим выгоду.
Заняв место напротив Чайпас, он удобно откинулся на подушки, стараясь поточнее скопировать ее позу. Они дружелюбно поговорили о видах на урожай синонджа, о здоровье ее мужа, Манужаи, и перспективах решения возможного спора между Кашан и Ланджери по поводу поля кджип. Супаари предложил себя на роль посредника – в случае если старшие не смогут договориться. У него не было желания навязываться, а долгая и утомительная поездка в Кашан его не прельщала, но на такие неудобства стоит идти, дабы держать свой запах свежим в чужих ноздрях.
– Сипадж, Супаари, – сказала Чайпас, наконец подойдя к цели своего визита. – Кое-кто привез тебе диковинку.
Потянувшись к плетеной сумке, она вынула маленький пакет, сделанный из причудливо согнутых листьев. Затем протянула его Супаари, но он с сожалением опустил уши: его руки были неспособны аккуратно развернуть этот предмет. В смущении Чайпас сама резко прижала уши, но Супаари воспринял ее жест как комплимент. Жители Кашани иногда забывали, что он джанаата. Учитывая его стиль жизни, это высокая похвала, подумал Супаари, хотя старший его брат убил бы Чайпас за такое, а средний упек бы ее в тюрьму.
Он смотрел, как Чайпас грациозно разворачивает упаковку своими ловкими длинными пальцами. Закончив, она протянула ему семь предметов, которые Супаари сперва принял за жуков или за необычно маленькие кинтаи. Затем, наклонившись вперед, он вдохнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135