– О, нет! – воскликнула она. – Не только умные мозги, но и отличный костяк. Надеюсь, у вас ужасный характер, – объявила Энн Эдварде. – Иначе я потеряю веру в справедливого Бога.
София едва ли знала, что ответить на это, но Джордж Эдвардс крикнул из кухни:
– Не позволяйте ей дурачить себя. В справедливого Бога она перестала верить, когда Кливленд продул чемпионат мира в прошлом году. Единственный раз, когда Энн молилась, – это при девятой подаче.
– И в ночь перед президентскими выборами, хотя от этого было мало проку. Бог – республиканец из Техаса, – объявила Энн, проводя Софию в гостиную. – Идите на кухню и составьте нам компанию. Обед почти готов. Цветы чудесны, дорогая, и вы тоже.
Они миновали гостиную – симпатичный кавардак из книг, акварелей, эстампов, с разномастной, но удобной на вид мебелью и очень недурным турецким ковром. Заметив, что София озирается, Энн удрученно махнула на комнату руками, испачканными мукой.
– Мы здесь всего год. Я продолжаю считать, что в этом доме нужно навести порядок, но постоянно не хватает времени. Ну, может, когда-нибудь.
– Мне очень нравится, как сейчас, – честно сказала София. – Это такое место, где можно заснуть на диване.
– Ну разве вы не великолепны! – в восторге вскричала Энн – в точности, как это нередко делал Эмилио. – Боже, София, ведь так куда приятней, чем считать это обычным бедламом!
Они вошли в кухню, присоединившись к Джорджу. Тот направил Софию к тому, что Энн назвала Стулом Надоеды, и вручил стакан вина, которое она пила маленькими глотками, пока Джордж резал овощи для салата, а Энн занималась мучным блюдом.
– Джордж выполняет всю работу, связанную с ножами, – пояснила она. – Я не могу позволить себе порезаться. Слишком велик риск инфекции. В пункте скорой помощи или в клинике я одеваюсь, точно астронавт, но кисти лучше сохранять невредимыми… Это печенье не кажется вам знакомым?
– Ну да. Моя мать часто такое делала, – сказала София, слегка ошеломленная воспоминанием о сластях с запеченной корочкой из взбитых белков с сахаром.
– Значит, я угадала, – промурлыкала Энн.
Меню состояло из легких блюд, и, подбирая их, Энн получила удовольствие. Сефардская кухня была в своей основе средиземноморской – изощренная, с упором на овощи и соусы. Энн нашла рецепт для pandericas, «хлеба богатой госпожи», которым сефарды лакомились на еврейский Новый год и по другим праздникам. А на десерт – персиковые тосты и печенье.
– Потом скажете, хорош ли этот рецепт. Я взяла его из книги.
После обеда они перебрались в гостиную, прихватив чашки с турецким кофе, и разговор переключился на музыку. Джордж заметил, что София поглядывает на старое пианино у стены.
– Им редко пользуются, – сказал он. – Оно осталось тут от прежнего жильца. Мы собирались его отдать, но затем выяснилось, что Джимми умеет играть, поэтому на прошлой неделе мы настроили эту штуковину.
– София, а вы играете? – спросила Энн. Вопрос был простой. Но девушка ответила не сразу.
– Моя мать была учителем музыки, поэтому я, конечно, получала уроки, когда была маленькой, – наконец сказала София. – Не помню, когда сидела за пианино в последний раз.
Но она помнила. Был день, и комнату освещали косые солнечные лучи, врываясь в окно, а ее мать кивала, комментировала и садилась к инструменту, чтобы показать какую-нибудь фразу; кот, прыгнувший на клавиатуру и тут же без церемоний сброшенный на ковер; обычное занятие, перемежаемое случайной пальбой и взрывом минометного снаряда, упавшего где-то неподалеку. Она могла бы вспомнить все, если бы позволила себе.
– Я очень давно не практиковалась.
– Что ж, попробуйте, – предложил Джордж.
– Любой, кто может стучать по клавишам, в моих глазах уже маэстро. Все, на чем я умею играть, это радиоприемник. Садитесь, София, – убеждала Энн, обрадовавшись хоть какой-то активности, способной заменить конвульсии и пробуксовки разговора. София была восприимчивым, но молчаливым гостем, и обед прошел вовсе не с тем подъемом, к которому Энн привыкла, хотя и был достаточно приятным. – Поработал ли настройщик на совесть или мы попросту внесли посильный вклад в общий разгул пуэрториканской коррупции?
– Нет, правда, я не могу вспомнить ни одного отрывка, – взмолилась София.
Ее возражение было отклонено – добродушно, однако твердо, – и хотя пальцы слушались плохо, кое-какие музыкальные фразы она вспомнила. На несколько минут София увлеклась, наново знакомясь с инструментом, но лишь на несколько минут. Она встала, придумывая предлог, чтобы уйти, но Джордж напомнил о персиковых гренках, и София решила задержаться еще немного.
Пока ели десерт, Энн убеждала ее приходить сюда в любое время, чтобы поиграть на пианино. Но, зная позицию Софии в этом вопросе, прибавила:
– Должна предупредить. Время от времени к нам на ужин заходит Джимми Квинн, так что вы можете столкнуться с ним вне работы. – А затем, словно и не помнила об этом весь день: – Кстати, у нас есть еще один общий знакомый. Вы помните Эмилио Сандоса?
– Лингвист. Да, конечно.
– Следовало бы воскликнуть: «Как тесен мир!» На самом деле мы здесь из-за него, – сказал Джордж и вкратце обрисовал историю их переезда в Пуэрто-Рико.
– Значит, вы миссионеры, – сказала София, стараясь не показать своего потрясения.
– О боже, нет! Просто старые сердобольные либеральные благодетели человечества с занозами в задницах, – сказала Энн. – Меня растили как католичку, но я очень давно отошла от Церкви.
– Энн еще может возродить в себе католицизм, если примет пару кружек пива, но я абсолютный атеист. Тем не менее, – признал Джордж, – иезуиты делают много хорошего…
Какое-то время они говорили о клинике и иезуитском центре. Но затем разговор вернулся к работе, которой София занималась на антенне, и, пока Джордж объяснял ей серию технических процедур, Энн впала в нетипичное для нее молчание. Когда девушка работала, в ней проступала стремительная живость, что составляло занятный контраст с ее трогательной неуклюжестью в вопросах общения.
Да, подумала Энн, наблюдая за ними, вот оно. Теперь я вижу это притяжение.
Ночью, уже лежа в постели, Энн прильнула к Джорджу, отчего у него перехватило дыхание. Проклятье, подумал он. Нужно опять начинать бегать.
– О, сладостная тайна жизни, наконец я нашла тебя! – пропела Энн.
Джордж рассмеялся.
– Красивая девушка, – заметила Энн, чьи мысли внезапно переключились на Софию, одну из немногих когда-либо встреченных ею женщин, заслуживающих эпитета «изысканная»: крошечная и совершенная. Но при этом такая замкнутая. Такая настороженная. Энн ожидала обнаружить больше тепла в девушке, пленившей и Эмилио, и Джимми. Наверное, и Джорджа тоже, насколько Энн могла судить, а уж она-то могла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135