Когда разъяренный Бонапарт пригрозил отставкой, самый «левый» из директоров, Ребель, предупредительно подал ему перо. Но до отставки не дошло, так как восточная авантюра чрезвычайно отвечала интересам крупных французских торговцев и судовладельцев. Энергичное посредничество министра иностранных дел Талейрана сломило сопротивление Директории. 5 марта 1798 года план египетской экспедиции получил официальное утверждение.
Примерно в это же время Сулковскому была оказана великая честь. Только что назначенный командующий Итальянской армией генерал Массена предложил ему должность начальника главного штаба. Предложение это, о котором по совершенно непонятным причинам умалчивают все польские биографы Сулковского, пожалуй, лучше всего свидетельствует о его исключительных талантах. Правда, в Европе царил мир, правда, после Кампо-Формио численность войск в Италии значительно сократилась, тем не менее предложение возглавить тактическое руководство армией, сделанное молодому капитану-адъютанту иностранного происхождения, являлось фактом, не имеющим прецедента в истории французской армии.
Но Юзеф предложения Массена не принял. План египетской экспедиции явно пробудил в нем новые надежды. Благодаря своему знанию Востока и восточных языков – арабского, турецкого, да к тому же и английского – он был еще более необходим Бонапарту, а следовательно, усиливалось его влияние на полководца, тем более что главным переводчиком и личным секретарем Наполеона был назначен Жан-Мишель Вентуре де Паради. Гигантские масштабы намечаемой экспедиции, ее авантюрность и вместе с тем научно-исследовательский характер должны были особенно отвечать натуре Сулковского. «Слишком буйное воображение» этого опоздавшего родиться героя рыцарских романов вновь манило его к «славным подвигам».
После декретов Директории о создании Восточной армии под командованием Бонапарта подготовка экспедиции пошла в молниеносном темпе. В первые же дни апреля Юзеф Сулковский и Жан-Мишель Вентуре де Паради покинули дом на улице Люнетт и по приказу командующего отправились в Тулон, где началась погрузка на корабли войск и снаряжения.
Ортанс Сент-Альбен сообщает (а за ним усердно повторяют и все биографы нашего героя), что с друзьями в тот момент, когда они покидали столицу, произошел предвещающий несчастье случай. Когда их почтовая карета съезжала с Нового моста к памятнику Генриху IV, вдруг сломалась рессора. Путешественникам пришлось вернуться домой, чтобы переждать, пока починят карету. Биограф утверждает, что это незначительное событие решительно нарушило душевное равновесие Юзефа и он якобы сказал Жан-Мишелю: «Друг мой, мы уже не вернемся! Мы останемся в Египте!.. Прощай навеки, Франция! Прощай, Польша! Но последуем за нашим предназначением, долг призывает нас!»
Анекдот этот слишком хорошо прорицает дальнейшие события, чтобы мог вызвать полное доверие. Но Сент-Альбен, наверное, слышал его от своего отца либо от мужа Виктории Франсуазы Вентуре – историка Леонарда Ходьзки, который помогал ему собирать биографический материал. Если же это случилось на самом деле, то настроение рационалиста Сулковского не должно удивлять. Я неоднократно убеждался, что даже самые трезво мыслящие люди придают значение дурным предзнаменованиям, если у них есть подсознательное чутье, что им что-то грозит.
В то время как Юзеф Сулковский и Жан-Мишель Вентуре де Паради были заняты в Тулоне последними приготовлениями к африканской экспедиции, третий жилец дома на улице Люнетт, Петр Малишевский, невольно (а может быть, и умышленно) стал одним из главных героев дипломатического скандала, который на короткое время потряс Европу.
На стыке 1797 и 1798 годов ближайший друг Юзефа проявлял исключительное политическое рвение. В ноябре 1797 года, когда Бонапарт со своим адъютантом участвовал в мирном конгрессе в Раштадте, Малишевский совместно с прибывшим из Брюсселя деятелем польского Агентства Тадеушем Мостовским написал мемориал относительно Польши, который намеревался лично отвезти в Раштадт и через Сулковского вручить Наполеону. В этом мемориале с присущей ему резкостью он напоминал генералу о всех его провинностях против поляков и призывал продолжать войну с Австрией и папством до тех пор, пока не будет восстановлена Польша. Но поездка в Раштадт не состоялась. Как заявляет добросовестный биограф Малишевского профессор Анджей Гродек, «… польским патриотам из Агентства не по вкусу пришелся мемориал – длинный, ученый, к тому же радикальный и довольно сдержанный по отношению к ломбардскому победителю, как не понравилась и сама личность предполагаемого посланца».
Вскоре после этой неудачи Малишевский по поручению французских якобинцев отправился с какой-то неведомой политической миссией в Италию. Появление его в Милане вызвало тревогу у командования легионами, поскольку там было известно о его непримиримом отношении к Домбровскому и о тесных связях с правительственными кругами Цизальпинской республики. Капитан Элиаш Тремо писал о нем Домбровскому: «…Малишевский не от наших парижан, а от патриотической французской партии сюда послан Партия эта ставит себе целью свалить Бонапарта, возродить террор и не заключать мира с австрийским императором. В этот союз входят лица из правительства и военные, среди них Ожеро. (Тот самый генерал Ожеро, которому Наполеон некогда сказал: „Вы выше меня на голову, но я могу эту разницу устранить“.) Миссия Малишевского ставит себе главной целью ознакомиться с духом и положением французской армии, выведать, какое влияние может иметь Бонапарт в армии и в Италии, а отсюда сделать вывод, насколько опасно на него нападать. С этим намерением Малишевский был у Ожеро, видел его армию, потом побывал в Рейнско-Мозельской армии и оттуда приехал сюда, где его принимают весьма благожелательно. Я знаю, что он привез рекомендательные письма даже к государственным лицам, несколько раз совещался с министром и Директорией (цизальпинской), знаю, что усиленно склонял их к объявлению войны папству…» (Следует заметить, что в отношении последнего миссия Малишевского удалась полностью.
Войну с церковным государством, не законченную Сулковским, возобновил… Домбровский, который от имени Цизальпинской республики первым вторгся со своими легионами на церковную территорию и дошел до самого Рима.)
В Милане Малишевский встретил своего задушевного приятеля генерала Бернадотта. Будущий основатель шведской королевской династии был под свежим впечатлением шутки, которую сыграл с ним Бонапарт. Он приехал в Милан; чтобы занять освободившееся после соперника место командующего Итальянской армией, а Бонапарт, стремясь отстранить его от армии, добился у Директории назначения его послом в Вену.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Примерно в это же время Сулковскому была оказана великая честь. Только что назначенный командующий Итальянской армией генерал Массена предложил ему должность начальника главного штаба. Предложение это, о котором по совершенно непонятным причинам умалчивают все польские биографы Сулковского, пожалуй, лучше всего свидетельствует о его исключительных талантах. Правда, в Европе царил мир, правда, после Кампо-Формио численность войск в Италии значительно сократилась, тем не менее предложение возглавить тактическое руководство армией, сделанное молодому капитану-адъютанту иностранного происхождения, являлось фактом, не имеющим прецедента в истории французской армии.
Но Юзеф предложения Массена не принял. План египетской экспедиции явно пробудил в нем новые надежды. Благодаря своему знанию Востока и восточных языков – арабского, турецкого, да к тому же и английского – он был еще более необходим Бонапарту, а следовательно, усиливалось его влияние на полководца, тем более что главным переводчиком и личным секретарем Наполеона был назначен Жан-Мишель Вентуре де Паради. Гигантские масштабы намечаемой экспедиции, ее авантюрность и вместе с тем научно-исследовательский характер должны были особенно отвечать натуре Сулковского. «Слишком буйное воображение» этого опоздавшего родиться героя рыцарских романов вновь манило его к «славным подвигам».
После декретов Директории о создании Восточной армии под командованием Бонапарта подготовка экспедиции пошла в молниеносном темпе. В первые же дни апреля Юзеф Сулковский и Жан-Мишель Вентуре де Паради покинули дом на улице Люнетт и по приказу командующего отправились в Тулон, где началась погрузка на корабли войск и снаряжения.
Ортанс Сент-Альбен сообщает (а за ним усердно повторяют и все биографы нашего героя), что с друзьями в тот момент, когда они покидали столицу, произошел предвещающий несчастье случай. Когда их почтовая карета съезжала с Нового моста к памятнику Генриху IV, вдруг сломалась рессора. Путешественникам пришлось вернуться домой, чтобы переждать, пока починят карету. Биограф утверждает, что это незначительное событие решительно нарушило душевное равновесие Юзефа и он якобы сказал Жан-Мишелю: «Друг мой, мы уже не вернемся! Мы останемся в Египте!.. Прощай навеки, Франция! Прощай, Польша! Но последуем за нашим предназначением, долг призывает нас!»
Анекдот этот слишком хорошо прорицает дальнейшие события, чтобы мог вызвать полное доверие. Но Сент-Альбен, наверное, слышал его от своего отца либо от мужа Виктории Франсуазы Вентуре – историка Леонарда Ходьзки, который помогал ему собирать биографический материал. Если же это случилось на самом деле, то настроение рационалиста Сулковского не должно удивлять. Я неоднократно убеждался, что даже самые трезво мыслящие люди придают значение дурным предзнаменованиям, если у них есть подсознательное чутье, что им что-то грозит.
В то время как Юзеф Сулковский и Жан-Мишель Вентуре де Паради были заняты в Тулоне последними приготовлениями к африканской экспедиции, третий жилец дома на улице Люнетт, Петр Малишевский, невольно (а может быть, и умышленно) стал одним из главных героев дипломатического скандала, который на короткое время потряс Европу.
На стыке 1797 и 1798 годов ближайший друг Юзефа проявлял исключительное политическое рвение. В ноябре 1797 года, когда Бонапарт со своим адъютантом участвовал в мирном конгрессе в Раштадте, Малишевский совместно с прибывшим из Брюсселя деятелем польского Агентства Тадеушем Мостовским написал мемориал относительно Польши, который намеревался лично отвезти в Раштадт и через Сулковского вручить Наполеону. В этом мемориале с присущей ему резкостью он напоминал генералу о всех его провинностях против поляков и призывал продолжать войну с Австрией и папством до тех пор, пока не будет восстановлена Польша. Но поездка в Раштадт не состоялась. Как заявляет добросовестный биограф Малишевского профессор Анджей Гродек, «… польским патриотам из Агентства не по вкусу пришелся мемориал – длинный, ученый, к тому же радикальный и довольно сдержанный по отношению к ломбардскому победителю, как не понравилась и сама личность предполагаемого посланца».
Вскоре после этой неудачи Малишевский по поручению французских якобинцев отправился с какой-то неведомой политической миссией в Италию. Появление его в Милане вызвало тревогу у командования легионами, поскольку там было известно о его непримиримом отношении к Домбровскому и о тесных связях с правительственными кругами Цизальпинской республики. Капитан Элиаш Тремо писал о нем Домбровскому: «…Малишевский не от наших парижан, а от патриотической французской партии сюда послан Партия эта ставит себе целью свалить Бонапарта, возродить террор и не заключать мира с австрийским императором. В этот союз входят лица из правительства и военные, среди них Ожеро. (Тот самый генерал Ожеро, которому Наполеон некогда сказал: „Вы выше меня на голову, но я могу эту разницу устранить“.) Миссия Малишевского ставит себе главной целью ознакомиться с духом и положением французской армии, выведать, какое влияние может иметь Бонапарт в армии и в Италии, а отсюда сделать вывод, насколько опасно на него нападать. С этим намерением Малишевский был у Ожеро, видел его армию, потом побывал в Рейнско-Мозельской армии и оттуда приехал сюда, где его принимают весьма благожелательно. Я знаю, что он привез рекомендательные письма даже к государственным лицам, несколько раз совещался с министром и Директорией (цизальпинской), знаю, что усиленно склонял их к объявлению войны папству…» (Следует заметить, что в отношении последнего миссия Малишевского удалась полностью.
Войну с церковным государством, не законченную Сулковским, возобновил… Домбровский, который от имени Цизальпинской республики первым вторгся со своими легионами на церковную территорию и дошел до самого Рима.)
В Милане Малишевский встретил своего задушевного приятеля генерала Бернадотта. Будущий основатель шведской королевской династии был под свежим впечатлением шутки, которую сыграл с ним Бонапарт. Он приехал в Милан; чтобы занять освободившееся после соперника место командующего Итальянской армией, а Бонапарт, стремясь отстранить его от армии, добился у Директории назначения его послом в Вену.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50